Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка(Романы)

Что будет через десять лет? Оскар вдруг вспомнил одно вычитанное в газете сообщение, задним числом потрясшее его.

Все суда шли вокруг континентов. Каналами, которые когда-то были выкопаны почти вручную, с неимоверным трудом и жертвами, и которые многократно сокращали путь кораблей, никто не пользовался. Более того, ими нельзя было пользоваться, так как в них топили собранный на материке металлолом: машины, танки, рыцарские кресты, пушки, кофейники, бензобаки, кровати с пружинными матрацами, гильзы от снарядов, испорченные дверные замки, велосипеды и уходящие в небо железные лестницы, взобравшись на которые когда-то смазывали головки ракет.

Все считали это нормальным, и суда шли вокруг. Когда Оскар вдумался сейчас в это информационное сообщение, оно показалось ему более чем странным: суда делают круг, хотя существуют каналы. И никто не протестует! Мир даже и не всколыхнется от смеха над собой.

Что же будет в таком случае через десять лет!

Нет! Ирис нужна ему сейчас, сию минуту, немедленно!

А Керту?

Оскар замедлил шаг.

Вон она идет, эта девчонка.

Оскар смотрел на нее издали, как на незнакомое создание. Когда это она успела так вырасти? Ведь еще недавно она была… Впрочем, так говорят все родители о своих детях. На Керту были клетчатые сапоги, похожие на рыбацкие, которые доходили ей до середины ляжек. Агне все подметки отбила, доставая для Керту эту ультрамодную обувь. Когда Оскар восстал против такого баловства, Агне махнула рукой и произнесла фразу, которой из поколения в поколение оправдывали желание ребенка:

— В свое время у меня не было возможности иметь то, что я хотела. Пусть теперь ребенок испытает радость от модных и красивых вещей.

На голове у ребенка сидела крошечная гусарская шапочка, этот красный головной убор, собственно, ничего не закрывал и все время норовил сползти. Вероятно, поэтому Керту шла очень прямо, словно несла на голове кувшин с водой.

Заметив Оскара, Керту остановилась, слегка расставив ноги, упрямо сжала губы и ни шагу не сделала навстречу отцу. Возможно, это было и не так, но Оскару все же показалось, что она смотрит на него каким-то оценивающим взглядом. На ее лице мелькнула презрительная усмешка, и это не могло быть случайностью.

Оскар не знал, как начать разговор. В конце концов Керту позвала его, пусть сама все и объяснит. Странным было и то, что его атакует собственный ребенок. В какой момент произошло это изменение в соотношении сил?

— Положение весьма критическое, — произнесла Керту. — Ты должен как можно скорее кончить свой идиотский роман.

Примерно четверть века тому назад так же решительно говорила с Оскаром его мать. В тот раз Оскар по уши влюбился в девочку из соседней школы: у девочки были чудесные каштановые волосы, закрывающие плечи, подобно широкому воротнику. Матери той девочки Оскар не нравился и она шипела до тех пор, пока Оскар не получил от своей матери строгий наказ оставить длинноволосую девочку в покое.

— В классе надо мной без конца смеются. Все знают, что я ходила с Пяртом Тийвелем по кафе и ресторанам. Спрашивают — не дедушка ли мне случайно этот тип с лиловыми волосами. Кто-то пустил слух, что дети Пярта Тийвеля тоже заканчивают какую-то там школу. Все смеялись до потери сознания и расспрашивали, нравятся ли мне мои будущие приемные дети. Наш класс проявляет огромное рвение, пытаясь вернуть меня в лоно добродетели. Одна негодяйка, увидев мои клетчатые сапоги, чуть не умерла от зависти и стала умолять меня уступить ей этого старика на время, пока он не купит ей таких же сапог.

— Как мать? — спросил Оскар.

Керту поняла, на что намекает Оскар. Девочка отвернулась, Оскар видел только пылающую мочку ее уха.

— Противно было.

Оскар вздохнул. Ему хотелось сказать Керту что-то хорошее и утешительное, но он не знал как. Только Агне могла прийти в голову такая идиотская мысль. В известном смысле этому можно было найти объяснение — для нее, учительницы физкультуры, физическое состояние человека как бы потеряло связь с психикой. Оскар до сих пор с неприятным чувством вспоминал обстоятельный отчет Агне после того, как родилась Керту и они вернулись из больницы домой. Он помнил все до мельчайших подробностей, хотя это было так давно. Все, что хочется поскорее забыть, чертовски долго остается в памяти.

— Я думаю, что никогда не рожу ребенка, — обронила Керту.

— Не воспринимай все это так трагично. Надо уметь отделять физиологию от психики, — сказал Оскар.

— Тебе легко говорить! — разозлилась Керту.

— Послушай, — Оскару словно бросили спасательный круг. — Пойдем купим бабушке подарок!

Настроение у Керту тотчас же изменилось. Оскар знал, что она любит делать подарки. Это соответствовало жертвенному складу ее характера.

— Я чуть не забыла, что у бабушки сегодня день рождения! — с жаром воскликнула Керту.

Оскар схватил Керту за руку и они побежали под мелким апрельским дождиком.

Протиснувшись к прилавку, отец с дочерью углубились в созерцание всевозможных товаров.

— Прямо не знаю… — беспомощно сказала Керту.

Оскар тоже не мог решить. Здесь продавали зажимы для лучин, выкрашенные в синий цвет рыбьи хребты, которые вешали на стенку как украшения, мини-пилы вместе с козлами высотой в десять сантиметров, тапочки из креповой бумаги и маленькие бочонки для коньяка, которые одевали на шею. Оскар не думал, чтобы какая-либо из этих вещей была необходима его матери. Но давно уже миновали те нищие времена, когда людям дарили предметы обихода.

В конце концов они остановились на коньячном бочонке на шею, так как его отверстие закрывала красивая резная затычка, а сбоку висел сплетенный вручную яркий шнурок. Они вышли из магазина в приподнятом настроении, под мышкой Керту несла пакет.

— Итак, — сказал Оскар. — Теперь у бабушки имеется коньячный бочонок. Остается достать коньяк и сенбернара, который носил бы бочонок на шее. Как только достанем собаку и коньяк, отправим бабушку жить в горы. Там она будет ждать, пока снежная лавина не погребет под собой сбившихся с дороги странников. Тогда она повесит на шею собаке коньячный бочонок и пошлет ее искать потерпевших бедствие. Собака отыщет под снегом людей, раскопает их, замерзшие путешественники подкрепятся из бочонка и воскреснут. Потом собака приведет на место бедствия спасательный отряд.

Керту долго и громко смеялась. Из глаз ее текли слезы. Прохожие бросали на них недовольные взгляды. Иного человека, не умеющего радоваться, начинает одолевать зависть, когда другие смеются.

Заговорив об использовании бочонка, Оскар вспомнил о победителе конкурса УУМ'а Мадисе Кээгеле. Пожалуй, нет все же причин сомневаться в талантливости лауреата, во всяком случае, он здорово придумал название своему напитку.

Оскару не захотелось рассказывать дочери о бетуляке. Веселое настроение, которое вдруг нашло на него, быстро улетучилось. Его душу терзали три женщины, имена которых нельзя было даже поставить рядом: Керту, Ирис, Агне. Исключив одну из них, он должен был зачеркнуть и другую. Нельзя было даже и подумать об этом, особенно сейчас, когда Оскар смотрел на все еще хохочущую Керту. Девочка размашистым шагом шла рядом с ним, держа под мышкой коньячный бочонок, и, вероятно, представляла себе, как суровая бабушка нацепляет на шею несуществующему сенбернару коньячный бочонок и посылает собаку искать под несуществующей лавиной несуществующих потерпевших.

23

од ногами, словно здесь было болото, колыхался желтый слой хвойных игл. Тут было сухо, хотя кругом хлюпала апрельская грязь. Голые сосны стояли чуть в стороне от странного круглого искусственного озера с островком посередине, однако хвойный ковер простирался до самой воды. Ветер срывал иглы с мертвых сосен и относил их к берегу.

Впервые увидев это озеро, Ирис сказала:

— Здесь тихо и уединенно. Однажды побывав тут, человек больше уже не придет сюда. Ему неинтересно. В такое время года люди ищут пробуждающуюся природу, стремятся в еще нетронутые места.