Гнев ангелов

— Кошерное? — Голос слегка выдал мое удивление.

— Вам простительно сомневаться в этом, поскольку вкус у него замечательный, но вы правы: вино доставили из Новой Зеландии.

За ужином мы поговорили о родственниках, мировых проблемах и о совершенно очевидном негативном влиянии темной материи, а потом Лиат убрала со стола и принесла нам кофе с отдельным молочником для меня. Я неизменно осознавал, что ее взгляд устремлен на мои губы, она уже перестала делать вид, будто не следит за мной. Эпстайн тоже, как я заметил, слегка развернулся в ее сторону, чтобы ей было легче следить за его губами.

— Итак, — перешел к делу равви, — что привело вас сюда?

— Брайтуэлл, — сказал я.

— Брайтуэлл… ушел, — отозвался Эпстайн, и мы оба ощутили неоднозначность этого глагола. Не умер, но «ушел».

Эпстайн, как никто другой, знал о происхождении Брайтуэлла.

— Надолго ли? — поинтересовался я.

— Хороший вопрос. Мы добились бы более устойчивого результата, если бы вы не застрелили его.

— Тем не менее его смерть выглядела убедительно.

— Несомненно. С тем же успехом можно прибить тапком одного таракана и считать, что они не выползут вновь. Но что сделано, то сделано. Кому же он еще доставил неприятности?

Я пересказал ему историю Мариэль Веттерс, опустив лишь имена участников и ссылки на их место жительства.

— Самолет? — задумчиво проговорил Эпстайн, когда я закончил. — Мне ничего не известно о самолете. Придется навести справки. Возможно, кто-то располагает более обширными сведениями по этой теме. Что еще вы нарыли?

Я сделал копию со списка имен, врученного мне Мариэль.

— Вот что забрал отец той женщины из самолета, — пояснил я, кладя перед собеседником список. — Это листок из пачки документов, найденных в ранце под креслом пилота. Остальные бумаги, по словам его дочери, остались в упавшем самолете.

Выудив из кармана очки в тонкой металлической оправе, Эпстайн аккуратно заправил дужки за уши. Он умел представляться более болезненным и слабым, чем был на самом деле, с помощью подслеповатого прищура глаз и оригинальной мимики. Эту роль равви разыгрывал даже перед теми, кого не могла обмануть его игра. Возможно, это уже просто вошло в привычку или он настолько сжился со старческим притворством, что не отличал его от реальности.

Эпстайн не принадлежал к тем людям, которые склонны показывать свое удивление. Он слишком много знал об этом мире и кое-что — о потусторонних сферах, понимая, что в них скрывается огромное множество тайн. Но сейчас его глаза за увеличительными линзами очков заметно расширились, а губы зашевелились, словно он повторял для себя эти имена как некую молитву.

— Говорят ли вам о чем-нибудь эти имена? — спросил я.

Я пока не рассказал ему о Кенни Чене и о судьбе его жены и партнера по бизнесу. И не потому, что не доверял Эпстайну, просто не считал нужным выдавать ему все, что узнал, не получив что-то взамен.

— Возможно, — отозвался равви. — К примеру, вот это.

Он показал мне список. Его палец, скользнув по листку, остановился в середине списка под именем Кэлвин Букхард.

— Он много лет тихо трудился на либеральном фронте. Сотрудничал с Американским союзом гражданских свобод, кинокомпанией «Прожектор» и Национальной ассоциацией содействия прогрессу цветного населения, а также с антидеспотическими движениями Южной и Центральной Америки. Имеющие совесть мужчины белой расы считали его жизнь руководством к действию.

— А мне в ходе поисков не удалось найти его имя.

— Но нашли бы, поискав статьи о «Книге Кэлвина». Мало людей знали его настоящее имя.

— Отчего такая секретность?

— Он обычно заявлял, что ради защиты, но также ему хотелось отделиться от своего семейного наследия. Его дед, Вильгельм Букхард, принадлежал к неонацистам самого ожесточенного толка: в юности поборник миротворцев, в дальнейшем он примкнул к сторонникам сегрегации, антисемитам и борцам с гомосексуалистами. Отец Кэлвина, Эдвард, став взрослым, отказался иметь дело со стариком, а Кэлвин пошел еще дальше, действуя как ярый сторонник того рода институтов, которые его дед с удовольствием предал бы огню. Так он пытался отчасти восстановить свое доброе имя.

— Тогда как же он попал в этот список?

— Подозреваю, что ответ кроется в способе его смерти: его нашли в здании многоэтажной автостоянки в Мехико, он был отравлен газом. Выяснилось, что в реальности Кэлвин оказался больше похож на своего деда, чем его отец: десятки лет он предавал своих друзей и их деятельность. Лидеры рабочего движения, борцы за гражданские права, юристы — до всех дотянулись руки врагов из-за предательств Кэлвина Букхарда.

— Не хотите ли вы сказать, что он отравился в припадке угрызений совести?

Эпстайн с медлительной аккуратностью положил кофейную ложечку на блюдце.

— Подозреваю, что под конец он испытывал угрызения, но не сам лишил себя жизни. Его привязали к сиденью в машине, причем лишили языка, всех зубов и кончиков пальцев. Он совершил ошибку, предавая не только ягнят, но и львов. Официально эти останки так и не идентифицировали, но неофициально…

Равви вновь вернулся к списку и тихо зашипел от отвращения.

— Дэвис Тейт, — процедил он.

— О нем я кое-что узнал, — признался я.

— Проповедник нетерпимости и клеветы, — продолжил Эпстайн. — Ярый человеконенавистник, но, как и большинству таких злопыхателей, ему не хватает логики и твердости характера. Будучи фанатичным преследователем исламистов, он также не доверяет евреям. Он ненавидит президента Соединенных Штатов за цвет кожи, но ему не хватает смелости признать себя расистом, поэтому он решил систематизировать свой расизм. Он называет себя христианином, но Христос явно отрекся бы от такого последователя. Его и ему подобных следовало бы привлечь к ответственности за публичное разжигание ненависти, но власти тогда больше беспокоились о демонстрации голых сисек во время Супербоула. [15] Страх и ненависть, мистер Паркер, обеспечивают отличные сборы. Они купили голоса на выборах.

15

Супербоул — финальный матч года в профессиональном американском футболе. Автор намекает на инцидент во время Супербоула 2004 года, когда во время исполнения музыкального номера в перерыве матча у знаменитой певицы Джанет Джексон оголилась правая грудь.

Он глотнул вина, словно хотел смыть имя Тейта с языка.

— А теперь ваш черед, мистер Паркер. Могу лишь предположить, что вы сами немного покопались и нашли кое-что интересное для себя среди этих имен.

— Одна из женщин, Солин Эскотт, была женой человека по имени Кенни Чен, — начал я. — Цифры напротив ее имени соответствуют датам ее рождения и смерти. Она погибла в автомобильной аварии, но крушение того самолета произошло до, а не после ее смерти. Очевидно, ее смерть запланировали. Брэндон Фелис, чуть ниже в списке, был деловым партнером Кенни Чена. Его застрелил на автозаправке какой-то грабитель вскоре после смерти Эскотт. Видимой причины для его убийства не обнаружилось. Воры в масках спокойно забрали деньги.

— «Отказано», — прочитал Эпстайн слово, написанное напротив имени Фелиса. — А после этого слова еще стоит, я так понимаю, буква «у»?

— Да, похоже.

— И что бы она значила?

— Убрать, уничтожить? — предположил я.

— Возможно. Вероятно. А муженек дамы еще жив?

— Его забили в собственный сейф и оставили гнить в окружении собственных богатств.

— У вас есть какие-то комментарии?

— Быть может, Кенни Чен заключил какую-то сделку ради убийства его жены и партнера, но в итоге сделка укусила его самого.