Гнев Тиамат

– Сколько у нас времени? – спросила она и тут же рассмеялась. Это прозвучало как вопрос, сколько им осталось жить, и, хотя отчасти о том и шла речь, все равно получилось забавно.

Сагали не поддержал шутки.

– Пока пойдем на четверти g, если хотите размять ноги, – сказал он. – Потом вам придется вернуться в амортизатор. Сразу после перехода я разворачиваюсь под прямым углом и на ускорении ухожу из опасной зоны.

– На случай, если хлестнет через край, – подсказал Фаиз.

– В качестве меры предосторожности, – поправил Сагали и провел тыльной стороной ладони по глазам. Элви поняла, что при всем своем стоицизме адмирал плакал. Включился двигатель, ее притянуло к палубе. Фаиз, взяв ее за плечо, подтащил к себе.

– Плохо дело, – тихо произнес он.

– Знаю.

Он кивнул.

– Просто мне нужно было сказать это вслух.

Она взяла его руку, поцеловала. Кожа пахла дыхательной жидкостью.

– Если это все, что у нас… ну, тогда дерьмово.

– Полностью согласен, милая. – Фаиз обнял ее обеими руками. – Вся затея была ужасно неудачной, верно?

– Мы такого ожидать не могли, – оправдалась она. – То есть если бы не…

Что-то сдвинулось у нее в голове. Шевельнулась мысль о кораблях «Магнетар», о том, как «Сердце бури» при первом вторжении Лаконии уничтожил рельсовые пушки на станции чужаков. И как разбил станцию Паллада. И как враг всякий раз реагировал по-разному.

– Ты что-то надумала, – заметил Фаиз. – Так и слышу, как вращаются шестеренки.

– Сама еще не знаю, – ответила она. – Но, да, что-то есть.

Из рубки прозвучал новый голос. Сагали оставил канал связи открытым.

– «Иорданская долина» подтверждает переход через две минуты. Ждем разрешения-отмены через десять секунд.

Другой голос ответил:

– Диспетчерская Медины, переход разрешен.

Невнятно пробормотал что-то Сагали. Может быть, бранился. Или молился. Объемная схема зажгла в пространстве одинокую красную точку, сдвигающуюся к белому булавочному проколу врат.

– Пошли-ка по бутылкам, – сказал Фаиз.

– Да. – Но Элви не двинулась с места. Не спешила. – У них была цель, да? Система Текомы создавалась с какой-то целью. С какой?

Фаиз погладил ее по голове. Подсохшая жидкость стала липкой, но все равно это было приятно.

– Элви, ты – свет моей души. Я тебя люблю и знаю, как никого другого, и при этом не проходит дня, чтобы я напрочь не ошибся насчет того, что ты сейчас скажешь и чего захочешь. Создатели протомолекулы представляли собой ульевый разум, объединенный какой-то там высокоэнергетической квантовой запутанностью. Понятия не имею, о чем они думали.

– Нет. – Элви при мягкой четверти g двинулась к своему амортизатору. – У них была цель. Какое-то намерение.

– Нам от этого легче? – спросил он. – Потому что хорошо бы, но не вижу, чем оно нам поможет.

– «Иорданская долина» докладывает статус перехода. Приближаемся к…

Экран заморгал и выбросил сигнал ошибки. Погас свет, пропала сила тяжести.

– Держись! – выкрикнул из темноты Сагали.

Элви зашарила вслепую, нащупывая стену или скобу.

– Что случилось?

Загорелись неверные аварийные лампочки.

– Датчики перегружены, – сказал Сагали. Голос у него вздрагивал. – Перезагружаются. Мне пришлось остановиться, пока не…

Он не закончил мысль. В скобе отдалась слабая вибрация маневровых двигателей, «Сокол» качнулся, увел палубу из-под ног. Фаиз помог Элви развернуться как надо, и тут же снова прозвучало гравитационное предупреждение, появилось ощущение верха и низа. На возвратившейся схеме загорелся сигнал: «Входящие данные отсутствуют – только расчетная позиция». На несколько секунд Сагали запустил двигатель, «Сокол» дернулся, как идущий на верхний этаж лифт. Почти сразу адмирал отключил тягу, и Элви снова всплыла.

Все трое долго молчали, ожидая, пока оживут запасные датчики. Коротко щелкнула связь, засвистела странными певучими помехами и наполнилась гомоном перепуганных голосов. Сагали отрубил общую связь и открыл индивидуальный канал.

– Станция Медина, вызывает адмирал Сагали с «Сокола». Прошу доложить состояние.

Элви подтянулась к посту Травона. Она не знала, кораблю ли понадобилось секундой больше обычного, чтобы ее опознать, или адреналин сбил ей восприятие времени. Основные датчики сдохли. Выгорели в долю секунды. Запасная система медленно втягивалась в работу. Камеры и телескопы по всей поверхности «Сокола» распаковывали защиту и подключались к сети. Повреждений оказалось больше, чем она ожидала. Но кое-что уцелело. Она вывела на свой экран данные с обшивки «Сокола» и увидела во тьме свет.

– Говорит губернатор Сон, «Сокол», – прозвучал дрожащий как скрипичная струна голос. – Имеется ущерб кораблю и команде. Идет оценка.

Пространство между кольцами заполнила белизна. Станция в центре – станция управления чужаков, головка одуванчика среди пушинок-колец – горела ярче солнца. И какой-то разреженный, как в туманности, газ или пылевое облако светился в ее сиянии. Он распространился повсюду. Это было прекрасно. И страшно.

– Все уладится, губернатор, – произнес Сагали тоном, которому почти можно было поверить. – Мне нужен статус «Иорданской долины». Они закончили переход?

– Мехмет, я не…

– Это важно. Корабль прошел?

Сколько помнила Элви – да и никто не помнил иного, – границы пространства колец обозначались темной однородной сферой, словно смотришь изнутри на черный пузырь. А теперь граница сияла содрогающейся радугой энергии или материи, переливалась, как маслянистая пленка на воде. Темная сфера всегда представлялась Элви бесконечной. Огромным беззвездным небом. А теперь граница стала близкой и замкнутой. И оттого все казалось очень хрупким. Подступившая тошнота прошла по краю сознания, словно относилась не к ее телу.

– Нет, – ответила губернатор Сон. – Они находились слишком близко к вратам, чтобы увернуться. Энергия, выброшенная из врат Текомы… нет, они не прошли.

– Прошу подтверждения, Медина. Вы сказали, что «Иорданская долина» превратилась в летучий голландец.

– Да. Мы их потеряли.

– Благодарю, Медина. Прошу уведомить диспетчерскую, что все переходы отменяются до дальнейших уведомлений. В то пространство никто не входит и не выходит. Пока я не разрешу.

По левую руку от Элви Фаиз – на месте Джен – видел, надо думать, то же, что и она. Испытывал примерно такой же трепет, ужас, такое же изумление перед чудом.