Гнев Земли

В бортовом «КамАЗе», что проехал через мост, сидели Лобзиков и Тамров. Все время после побега они провели за рулем разных машин. Вырваться из района и затеряться среди больших городов и сети дорог не удалось, менты и «вэвэшники» (именно на их техническую и оперативную неспособность делалась главная ставка заговорщиков) сработали неожиданно быстро и надежно.

Куда бы не пытались сунуться братья-убийцы, всюду натыкались на заслоны, посты полицейских, сотрудников ДПС и ГИБДД. В поисках выхода из сжимавшегося кольца Ковбой и его напарник вернулись к исходной точке побега. Свое местонахождение они представляли весьма смутно, в то же время не признаваясь, что заблудились, выдохлись, и почти наверняка уже теперь не выберутся.

Две машины они сменили, передвигаясь «автостопом». Как только садились в салон, тут же избивали и связывали хозяев автомобилей, а потом бросали где-нибудь в лесу. А вот водитель «КамАЗа» оказался настырным и неподдающимся, пришлось Ковбою выпустить ему в голову две пули. Сделал он это без малейшего колебания и жалости, бросив труп прямо у обочины.

– Ладно, хоть на этом мосту мусоров нет, - облегченно вздохнул Лобзиков, ставя автомат на предохранитель и нервно оглядываясь на боковое зеркало.

– А хоть и были, всем кишки пустили бы, - мрачно заявил Тамров, его руки уверенно крутили руль, на коленях тускло блестел пистолет.

– Дай, я за руль саду, ты уже сутки не спал, - предложил Лобзиков.

– Херовый ты водила.

– Обоснуй, - обиделся Лобзиков.

– Я это понял, когда мы меня в «зечке» вез.

– Ха! Сравнил ментовской пылесос и теперешнюю тачку.

– Если водила – профи, то езду на самокате превратит в мягкий ход «мэрса».

Тамров не выказывал ни малейших признаков утомления или усталости, только глубоко запавшие серые глаза, исчертились прожилками крови.

– Зря мы трупак куда-нибудь подальше не кинули, - оживленно заговорил Лобзиков, извлекая из пакета кусок копченой колбасы и батон, - Менты найдут и сразу на нас повесят.

– Одним телом больше или меньше сути не меняет, - отмахнулся Ковбой, - Но на «семерке» в случае чего через заслоны не пробьешься.

– Тогда нужно было танк угонять.

– Юморить будешь, когда из мышеловки выберемся, - Еще больше помрачнел Тамров и тут же крикнул, - Хорош хавать, бабки на исходе, да и возле забегаловок светиться пока незачем.

Ворошиловка, 2:23.

Дед Матвей, как обычно, мучился бессонницей. Снотворные таблетки пить в последнее время он категорически отказывался. Однажды по телевизору видел передачу о последних годах жизни Брежнева. Оказывается, генсек стал придурком и недееспособным посмешищем в результате бесконтрольного приема успокоительных и снотворных лекарственных средств.

В каком-то журнале дед вычитал, что хорошему сну способствует получасовая прогулка на свежем воздухе. Он, не спеша и кряхтя, оделся, медленно вышел во двор. Ночь была, как нельзя лучше охарактеризована пословицей «хоть глаз выколи». Непроглядная темень, на небе ни звездочки, ни Луны, ни в одном из домов хотя бы огонька от свечки. В воздухе ощущалась влага и холод, но ветра – хозяина осени не было и в помине, вообще ни звука.

– Ох, и ночка, - сказал Матвей, чтобы развеять неприятные ощущения.

В памяти невольно всплыли воспоминания о такой же «недоброй» ночи 22 июня 1941 года. Тогда девятнадцатилетний красноармеец Петров Матвей после двух месяцев службы заступил впервые на охрану складов горючего недалеко от Минска. Едва черно-угольная ночь без единого звука сменилась рассветом, как внезапно с небес обрушилась немецкая авиация, за минуту превратив склады в горящие развалины.

Внимание Матвея привлек шум, доносившийся из курятника. Это что за новость, курям полагается от заката до рассвета спать. А вдруг это соседский кот? Тощий оборванец серого окраса уже однажды был уличен в краже яиц. Тогда дед оглушил кота черенком от граблей, видимо, нахал не усвоил урок.

Матвей Петров вооружился, как и прежде, граблями, щелкнул выключателем и с максимальной проворностью для своих лет ворвался в курятник. Несколько секунд глаза его привыкали к тусклому свету сорокаваттной лампочки и, наконец, он различил картину преступления: десяток несушек сбились в одну кудахчущую кучу, и в эту гущу в безумных припадках ярости бросался петух Генерал.

Каждый натиск ознаменовывался гортанным возгласом атакующего, паническими воплями избиваемых, облаком взлетавших перьев. Посреди курятника на соломе лежало бездыханное тело курицы, истрепанное и окровавленное. Сомнений быть не могло, ее заклевал до смерти петух.

– Геня (так ласково дед называл своего любимца), ты это что же творишь, засранец в перьях? – растерянно спросил Матвей, не веря в реальность увиденного.

Петух обернулся, его глазенки засверкали грозным желтым пламенем, в воздух вознесся воинственный клич. Генерал без малейших колебаний устремился на хозяина. Прежде чем тот опомнился, петух клюнул его в голень.

– Ах, ты, писька страусиная! – ругнулся дед и, крепко сжав грабли, приготовился к поединку с обезумевшей птицей.

Генерал ничуть не дрогнул, видя в руках человека опасное оружие. Он вновь кукарекнул каким-то хрипло-металлическим звуком и бросился вперед. Дед недавно разменял девятый десяток, но боевого опыта не утратил. Он встретил врага на дальней дистанции не сильным, но метким ударом, как на бильярде, отбросив Генерала в сторону.

Четырежды петух атаковал хозяина, и всякий раз оказывался на соломе и своих выпавших перьях. Матвей приблизился к поверженному врагу и примирительно спросил:

– Ну, угомонился али еще вразумить?

Глаза петуха опять пожелтели, собрав последние силы, он подскочил и ужасно больно долбанул хозяина клювом в левое колено, давно пораженное ревматоидным артритом. То, что крикнул дед от боли и негодования, не подлежало никакой цензуре. Гнев возмездия затмил на доли секунды разум Матвея, и грабли опустились на голову сумасшедшей птицы.

Несмотря на сломанную шею, петух продолжал носиться кругами, пока новый удар граблей не успокоил его окончательно. Дед устало сел на ворох соломы. Боль в колене уступила место боли душевной.

После смерти жены Петров остался совсем один. Младший сын утонул в реке еще четверть века назад, а старший умер от опухоли мозга. Дочь с двумя внуками сразу после крушения Советского Союза уехала в США, нашла мужа по переписке, с той поры никаких вестей от них. Внук от старшего сына пропал без вести во время геологической экспедиции. Так вышло, что петух был единственной отрадой старика, перешагнувшего девяностолетний рубеж.

– Что ж ты наделал, паршивец, - сокрушенно прошептал дед.

Старые люди излишне сентиментальны, плачут часто без повода, при случае и вовсе рыдают. Но Матвей не утирал слез – не было их. Жизнь иссушила все слезы: раннее детство прошли при раскулачивании и коллективизации, юность при голоде и репрессиях. Потом были пять лет войны и три ранения, сверхсрочная служба, работа на карьере, потеря детей, нищая пенсия, развал державы и старость, полная лишений, таких же, как в молодости. От чего начал к тому же, и пришёл, только тогда были силы, а теперь одна лишь немощь…