Гней Гилденхом Артур Грин

Жрец смотрел в окошечко надо мной, я чувствовал его взгляд.

Мою голову соединяли с Луной незримые нити, только узенькое отверстие в стене пропускало их через себя. Каждый торн, сорвавшийся со струн молнии, ощупывал их ласково и бережно.

— Это рыцарь, — сказал жрец.

Его резкий голос оборвал волшебство.

Лайк засмеялся.

— Отойди, Гилденхом.

Он встал на мое место.

— Новое учение предписывает брать пробу крови, — сказал он.

— Жрецы Храма не рабы новых учений.

— Гилденхом не одет в форму, — сказал Лайк, — но он рыцарь.

И вновь родился невесомый, прозрачный звук. Кто бы мог подумать, что молния способна быть еще и такой?! Я слушал, и мне казалось, что сама Луна спустилась ко мне, только ко мне, специально для меня…

— Это герой, — сказал жрец.

Около минуты было темно и тихо.

Голос Лайка пришел вкрадчивым созвучием тишины:

— Жрец, есть ли еще руны в мире?

Жрец промолчал. Сверху сказали:

— Руны еще есть.

— Где?

Никто не ответил.

Лайк отстегнул от пояса мешочек.

— Вот карта, — сказал жрец.

— Спрашивай! — добавили сверху.

— Хнумы, — произнес Лайк. — Как драться с хнумами?

Жрец молчал.

Лайк изменил вопрос:

— Почему нет комплекса против хнумов?

— Хнумы не имеют оружия.

— Они истребили армии рыцарей!

— Побежденные хнумами умирали от собственного оружия.

— Как?

— Ты убиваешь хнума или убиваешь себя.

Лайк подумал.

— Откуда взялись ярки?

— Жрецам Храма открыты тайны боя. Тайны стратегии скрыты от жрецов Храма.

— Тебе нужен Храм Оракула, — сказали сверху. — Но знай: он далеко.

— Мне не нужен Храм Оракула, — сказал Лайк. — Знайте: война близко.

И он пошел вниз. Стараясь не упасть в темноте, я спускался за ним.

До утренней молнии оставалось не более двух часов. Такой, как сейчас, молния уже не будет. Утром она станет жесткой и агрессивной.

Я засыпал, пытаясь сохранить в себе ее нынешний звук.

Руны…

Руны — это ведь тайное знание. Что такое руны, зачем они? Кто может познать руну? Вот я и к тайному знанию стал причастен. С ума сойти… Само слово «руна» для меня всегда означало что-то высшее, недоступное. Откуда оно?

Квинт Арета сказал: «После полнолуния пойдем вместе!» А ведь он сейчас спит и ничего не знает о рунах. Вообще хорошо бы после полнолуния пойти вместе. Что мы станем делать, пройдя Храм? Нельзя же просто так вернуться в Златоград, сначала хорошо бы совершить нечто. Прочесать восток, например. И идти рядом с Квинтом Аретой, с Лайком, с другими рыцарями — вот будет отряд! И только потом, с той стороны пролива вернуться в Позолоченный Дом.

А может, мы встретимся с хнумами и вступим с ними в бой? Что за война грядет? С кем может быть война, если не с хнумами? О них ничего не известно… Хотя нет, что-то известно: что их мало, что всего два замка под серым знаменем, что сил для войны у хнумов нет. Что дикари они, дикари хуже варваров, и в расцвете своем были дикарями; что последний хнум в пределах Королевской Республики появлялся лет двадцать назад. Неужели избитое племя осмелится дерзнуть?!

Кстати, я только теперь вспомнил: перед тем как Лайк меня разбудил, я видел какой-то сон. Какой же? Я так редко вижу сны, очень жаль упускать этот… Сон мог бы дать хороший совет… Какой же сон я все-таки видел…

Живым или мертвым, ты должен побеждать! Ты должен делать то же, что все, но лучше других. Железо оживает в твоих руках, и острие меча как взгляд, как губы, как пальцы — как часть твоего тела. И потому ты не можешь иначе, но только вот так, вслед за стальным ритмом…

Это была ночь снов.

Я заснул, и опять что-то видел, и опять, проснувшись, не сумел вспомнить — что.

Лайк стоял на террасе. Из молелен выходили воины. Лайк сказал:

— Я видел сон, Гилденхом.

И улыбнулся.

Он улыбался ночью и улыбнулся сейчас.

Квинт Арета, покинув молельню одним из последних, зевнул во весь рот и расправил плечи.

Мы побежали во двор, и каждый, выхватив оружие, занял свое место.

Миновал еще один день.

С самого утра я внимательно наблюдал за Лайком и вспоминал ночь. После испытания под чашей цветка в Александре появилось нечто новое. Он стал притягивать взгляд.

Я ждал.

Вечером Лайк позвал меня.

Я ведь не знал, чего жду, но был уверен: сегодня он позовет меня.

Когда все уснули, мы вошли к Квинту.

Входить в чужую молельню нельзя — таково правило Храма. Но войти в башню жрецов здесь тоже никому не приходило в голову.

— Арета, — сказал Лайк, — это я.

В темноте звякнула сталь — Лайк Александр встретил молниеносный удар Разрушителем, укрыв от него меня и себя.

— Это я, Арета! — повторил он.

— О, свет Луны! — проговорил Квинт Арета Артур Рейз и шумно вздохнул.

— Зажги фонарь!

Рыцарь-бригадир выполнил просьбу, я увидел его недоумевающее лицо. Он поднял с пола кружку и отпил. Квинт Арета обожал холодный чай. Кружка была серебряная, с гравировкой — Арета не терпел дешевой посуды.

— Я ухожу на север, — сказал Лайк, — и пришел звать тебя с собой.

Я вздрогнул.

Квинт помотал головой. Казалось, он не расслышал.

— Как?

— Я ухожу из Храма, — сказал Лайк, — и хочу, чтобы ты пошел со мной.

— Из Храма?!

— Да.

— Нет, — сказал Квинт Арета, — нет!

Лайк, не отрываясь, смотрел ему в глаза.

— После полнолуния! — сказал Квинт Арета. — Пойдем вместе!

— Нет, Арета. После полнолуния будет поздно.

— Нет?

Квинт Арета не понимал, что происходит. Признаться, он был не до конца одинок в своем непонимании.

И Лайк заговорил. Он и так за день сказал больше, чем когда бы то ни было, но сейчас… Только Путник и только в поэме говорил так страстно и убедительно. Только Путник и только в редкие моменты мог изыскать столько слов сразу. Слова пришли к Лайку во сне, без сомнения, они пришли к нему этой ночью.

— Пойми, Арета… — сказал Лайк. — Пойми…

Севернее и восточнее началось движение. Об этом предупреждал Путник, это привиделось Королю. Ярки неспроста, ярки — не рассеянные бродяги. Ярки идут к хнумам. Вместе они двинутся на Селентину. А Селентина не знает об этом, во всей Республике никто не знает об этом!