Гнезда Химер. Хроники Овётганны

Пикирующий полет на палубу вслед за героическим асом Давыдом Разъебановичем казался мне всего лишь лирической прелюдией к грядущим неприятностям. Чем больше я наблюдал сверху повседневную жизнь страмослябских пиратов, тем меньше мне хотелось вливаться в их дружный коллектив. Поэтому я старался быть осторожным. Возможно, я перегибал палку, когда думал, что несколько кусков пищи сделают мое тело тяжелым и неповоротливым, как прежде, но строгая диета казалась мне невысокой платой за странное, эксцентричное и столь своевременное могущество.

Правда, я все еще испытывал жажду, но эту проблему мы кое-как уладили. Я разыграл блистательную (для начинающего) пантомиму и с грехом пополам объяснил Давыду Разъебановичу, что хочу пить. Поначалу он носил мне какую-то жуткую самодельную брагу, я сердился, выливал ее на палубу и настойчиво требовал воды.

После того как я научился отчетливо выговаривать популярные словосочетания вроде «ибьтую мэмэ», «уть влять», «куляй ибуты мэмэ» и совершенно феерическое словцо «пундерас», парень все-таки уяснил, что мне требуется обыкновенная мокрая вода. Оказалось, что на страмослябском языке она называется «мряка», и великолепный Давыд Разъебанович принес мне эту самую «мряку» в большой деревянной фляге. Вода оказалась чистой, холодной и удивительно вкусной – приятный сюрприз…

Само собой разумеется, через некоторое время у меня возникла небольшая физиологическая проблема. От решения более фундаментальных вопросов бытия меня спасала диета – и на том спасибо! Я долго колебался, прежде чем решился помочиться сверху на палубу: воспитание не позволяло. По крайней мере, я постарался дождаться ночи. Стоило мучаться: господа пираты не обратили на мое вопиющее хамство ровным счетом никакого внимания, поскольку их веселье было в самом разгаре…

«С кем поведешься! – печально констатировал я. И строго сказал себе: – Только постарайся, чтобы это не превратилось в привычку!»

Впрочем, были в моей новой жизни и более лирические моменты. Например, дивные, долгие рассветы и закаты, когда три разноцветных солнышка поджигали горизонт с разных сторон, то одновременно, то по очереди. Я никак не мог обнаружить хоть какую-то закономерность их перемещений по небу. Создавалось впечатление, что местные светила сами решают, когда следует появиться на небе и когда его можно покинуть.

Я любовался пестрыми солнечными бликами на темно-зеленой поверхности моря, а время от времени обитатели воды преподносили мне удивительные сюрпризы. Однажды я увидел огромную фиолетовую летающую рыбу, раздувшуюся, как невероятный живой дирижабль; на брюхе у нее росло длинное щупальце, похожее на слоновий хобот. [44] Диковинная рыба постепенно «худела» и приближалась к поверхности воды; дело закончилось тем, что она окончательно сдулась, нырнула и исчезла в темноте моря. Несколько раз моим ушам довелось услышать тихое пение: где-то вдалеке звучали тоненькие, пронзительно щемящие голоса, которые могли принадлежать разве что осиротевшим ангелам. Сперва я сдуру решил, что дивные звуки имеют мистическое происхождение, но оказалось, что это пели забавные круглые рыбки, напоминающие маленькие арбузики – такие же зеленые и полосатые. [45]

44

Позже я выяснил, что это была рыба бафотуви. Несомненно, это – один из самых удивительных обитателей воды. Бафотуви умеет надуваться и взлетать в воздух. Обычно она проделывает это, чтобы полакомиться спелыми плодами деревьев, растущих на побережье, но иногда – просто для удовольствия. Рыбка бафотуви срывает плоды при помощи удивительного «хобота», растущего на ее брюшке. Говорят, стайки бафотуви, парящие над фруктовой рощей – одно из самых потрясающих зрелищ в мире Хомана.

45

Позже я узнал, что эти рыбки называются бэплэ. Бэплэ – поющая рыба, песни ее так хороши, что слышавшие их моряки считаются счастливцами. Лучшие песни, созданные людьми мира Хомана, скорее всего, заимствованы у рыбы бэплэ. Кроме того бэплэ нередко помогает морякам найти дорогу к нужному им месту. Не менее удивителен тот факт, что на одном из островов Оша рыбки бэплэ откладывают яйца, из которых рождаются люди, известные в мире Хомана как народ куугубунга. Люди куугубунга, в свою очередь, откладывают яйца, из которых рождаются новые рыбки бэплэ. Иного способа размножения для рыбы бэплэ не существует.

На седьмой день путешествия я заметил на горизонте яркий полосатый парус. Господа пираты тоже его заметили, и сие зрелище вызвало невиданное возбуждение в их нетрезвых рядах. Плюхай Яйцедубович тут же ухватился за кормовое весло, а его подчиненные принялись осуществлять какой-то непостижимый для моего сухопутного интеллекта маневр с парусом.

«Ну да, конечно! – подумал я. – Сейчас мы будем брать на абордаж этих бедняг, полосатиков, и никуда от этого не деться: такая уж работа у моих спутников…»

Меньше всего на свете мне хотелось становиться свидетелем и невольным участником морского сражения. У меня была единственная и неповторимая цель: как можно скорее добраться до обещанного Халндойна и упросить тамошних жителей отвезти меня на остров Хой, к загадочному всемогущему Варабайбе. Меня поддерживала приятная уверенность, что с самыми малопривлекательными обитателями этого Мира я уже благополучно перезнакомился, так что любые перемены теперь будут только к лучшему.

Словом, предстоящее морское сражение представлялось мне досадной задержкой на пути к «светлому будущему». Сперва я подумал было, что мой авторитет сейчас столь велик, что я вполне могу запретить своим спутникам отвлекаться на всякие пустяки вроде морского разбоя, но между нами по-прежнему стоял непреодолимый языковой барьер. Сомнительные словосочетания, которые я успел выучить, служили скорее для выражения эмоционального настроя, чем для разговора о конкретных вещах. Поразмыслив, я заключил, что проще пустить все на самотек. Судьба небось не дура, без меня разберется…

Пока я предавался скорбным размышлениям о собственной лингвистической немощи, пиратский корабль пустился в погоню за жертвой. К моему величайшему сожалению, мы шли на хорошей скорости, и у ребят под полосатым парусом не было никаких шансов отвертеться от дружеского бриффинга без галстуков.

«Весело будет, если они окажутся грозными рубаками, перемочат на фиг этих бородатых красавчиков – и что я тогда, интересно, буду делать? Плясать на рее какой-нибудь устрашающий танец, чтобы они от меня отвязались?» – удрученно думал я.

Впрочем, страмослябы были настроены оптимистически: бодро бряцали каким-то примитивным оружием, смутно похожим на раскормленные топоры, ржали так, что доски скрипели, и нетерпеливо подпрыгивали на месте в предвкушении настоящей разминки. «Эти существа отличаются безрассудной храбростью, просто потому, что у них не хватает воображения, чтобы представить себе смерть», – говорил о них мой приятель Вурундшундба. Компетентный, мать его, специалист…

Часа через четыре мы все-таки догнали бедолаг под полосатым парусом. Воинственный клич капитана: «Нафуздячим пудурасов!» был тут же подхвачен его командой. Ребята творчески переосмыслили призыв своего начальника и ответили ему нестройным «ибьтую мэмэ!», «етидрёный хряп!» и «илдук те у жупень!»

Люди, путешествовавшие под полосатыми парусами, понравились мне с первого взгляда. Было в них некое внутреннее сходство с моим приятелем Мэсэном. Я животом чувствовал, что они слеплены из того же теста, что и хитрый болотный житель, великий охотник на дерьмоедов. На этом корабле мне бы вряд ли понадобилось творить чудеса и взбираться на мачту: с такими дядьками я вполне мог бы ужиться.

К моему величайшему сожалению, их было катастрофически мало. Страмослябские пираты, которых оказалось еще больше, чем я полагал после нескольких дней, проведенных на корабле, могли бы одолеть их даже вовсе без применения оружия – просто задавить массой. Исход боя был предрешен, и мне показалось, что это понимают все участники предстоящего мероприятия. Понимают, но драться тем не менее все-таки будут, поскольку так уж заведено…

Битва была короткой, отчаянной и, на мой вкус, неприглядной: когда несколько дюжин громил с гигантскими топорами начинают разбираться с горсткой хорошо вооруженных людей, обе стороны несут сокрушительные потери.

Через полчаса мои приятели пираты окончательно переместились на территорию противника, а еще через полчаса они уже тащили на свое судно сундуки с чужим добром. Потом привели пятерых пленников. Они чертовски хорошо держались, без напускного героизма и ложного пафоса, но с настоящим философским достоинством побежденных в неравном бою: дескать, ладно, пока ваша взяла, а там видно будет…

Надо, впрочем, отдать должное и страмослябам: они вели себя вполне прилично и не проявляли жестокости по отношению к пленникам. Усадили их на корме, аккуратно связав ноги, тут же принесли им воду и еду, кому-то дали чистое тряпье перевязать рану. Одним словом, все было вполне гуманно, можно сказать, даже душевно.

Я внимательно следил за происходящим, поскольку твердо решил, что обижать пленников не дам. «В случае чего, спущусь с мачты и устрою итальянский скандал с пощечинами – а там будь что будет», – пообещал я сам себе.