Гнездо над крыльцом

Решив проследить, как заселяется животными новый современный город без времянок и бараков, я стал навещать жилой поселок АЭС на Дону. Особых неожиданностей не было: один за другим возводились дома, подрастали деревца на улицах, появлялись птицы, которые гнездятся в районах новостроек старых городов. Интерес стал угасать, но последний визит в поселок принес неожиданную и необычную находку.

Около пятиэтажного дома на крайней улице реяли десятки воронков, то и дело подлетая в разных местах к стене фасада и тут же отлетая от нее: так обычно идет кормление птенцов в гнездах. Но стекла и подоконники всех окон были чистые, не заляпаны пометом птенцов. А просящее чириканье неслось именно от окон, и взрослые ласточки подлетали к ним с кормом.

Оказывается, в этом доме под окном каждой кухни был встроен шкафчик, а из него вела короткая труба наружу, чтобы он мог зимой служить холодильником. Летом, понятно, такие холодильники не действовали, и в них или вовсе не заглядывали, или складывали туда что придется. Но какой-то паре ласточек пришло в голову заглянуть в трубу и прикинуть, а нельзя ли, залепив вход в нее, вывести там птенцов. Во-первых, намного сокращались лепные работы, во-вторых, труба — более надежный дом, чем гнездо. И вся колония, более тридцати пар, поступила точно так же. Никто не стал лепить стандартное гнездо.

Пораженный тогда этим открытием, я забыл поинтересоваться, как поступили ласточки со вторым, внутренним отверстием — залепили наглухо или оставили как было. Но через несколько дней разгадка пришла сама собой совсем в другом месте, километров за семьдесят от АЭС, в Воронежском заповеднике. Там через усманский плес перекинули новый, железобетонный мост, в несущие балки которого были вставлены короткие обрезки труб. И в каждом патрубке гнездилась семья воронков. Одно отверстие патрубка было залеплено наглухо, а другое заделано так, чтобы внутрь можно было пролезть только самим.

Мост находится рядом с усадьбой заповедника, где издавна существовала большая колония воронков, с которой несколько лет брала непомерную дань их соседка неясыть. Сова каким-то образом догадалась, что можно отрывать лепные гнезда от стены, а потом подбирать птенцов с земли. Она на слух определяла, в каком доме есть верная добыча, потому что воронки ночью в гнезде негромко журчат, будто разговаривают. Совсем уничтожить колонию неясыть в одиночку, конечно, не могла. Были постройки, которые не поддавались ее силе. Но страха их обитатели натерпелись достаточно. И когда был построен новый мост, те, кто успел, быстро заняли железные «норки», оборудовав их для гнездования. В убежища воронков могла бы забраться только летучая мышь, но, кажется, такого за ней не водится.

Интересно, что воронки иногда квартируют в колониях береговушек, занимая нежилые норки своей родни, но никогда не перегораживают слишком свободные для себя ходы земляными защитными стенками, а пользуются такими, как есть.

Но и это еще не все. В Хреновском бору, на берегу Битюга, росла в старину сосна, приют огромной колонии воронков. Вот что в 1855 году писал о ней в книге «Периодические явления в жизни зверей, птиц и гад Воронежской губернии» Н. А. Северцов: «…стоит на краю бора сосна, облепленная гнездами воронков, их там тысячи, явление тем более странное, что кроме этой единственной сосны, воронки у нас, как и везде, гнездятся исключительно у строений». Как же выглядели гнезда воронков на той сосне? На деревьях городские ласточки гнездятся и сейчас, лепя гнезда под основаниями толстых веток. Но на хреновской сосне, какой бы она ни была большой, не могло быть тысячи сучьев.

И снова случай подсказал ответ. Около Хреновского бора, на кирпичной стене будки с дырявой крышей было прилеплено гнездо воронка, такое, какое могло бы находиться и на стволе любого дерева. Представьте себе дыню средней величины, разрезанную пополам вдоль. Просверлите в середине половинки дыру с пятак и приложите половинку вертикально к стене. Таким было гнездо воронка с собственной крышей.

Соседство городских и деревенских ласточек, то есть воронков и касаток, явление не столь частое, но воронки и его сумели использовать с выгодой для себя, достраивая старые гнезда касаток до пригодного для своего гнездования состояния — делая их закрытыми сверху и с боковым входом.

Встречал я и таких воронков, которые находили способ совсем избавить себя от двухнедельной работы по сооружению земляного гнезда. В одном из пионерских лагерей, загнездившись под крышей летнего домика, пара таких «изобретателей» сумела обойтись всего тремя крошечными комочками грязи. На том домике построились еще восемь птичьих семей, у которых были обычные гнезда. Следя за птицами, я не мог пересчитать их всех сразу, но заметил, что одна ласточка, поймав муху, исчезала под навесом шиферной крыши, там, где не было гнезда. Расследование было непростым: кровля была положена на почти сплошную, без щелей, обрешетку. Осмотр с чердака ничего не дал. Заглянуть под шифер можно было, лишь разбив или сняв лист. Пришлось устанавливать два зеркала и долго возиться с ними, чтобы зайчик высветил птичью колыбель и головки птенцов в ней. Гнездо было устроено в узкой щели между двух досок. Кроме воронков в ту щель мог проникнуть только солнечный луч. Но все-таки птицы сочли нужным положить всего три земляных комочка с той стороны, где щель казалась им немного шире.

А ремонт поврежденных, разбитых гнезд? Из всех знакомых мне птиц на это способен только воронок. Аисты, цапли, грачи, орлы, ежегодно подстраивая старые гнезда, превращают их в огромные глыбы из веток и ветоши, под тяжестью которых ломаются и рушатся крепкие опоры. Восстанавливают поврежденные жилища и сооружения иного назначения чаще не птицы, а насекомые и звери. Термиты, словно слепые роботы, быстро сооружают новые стены и перекрытия взамен разрушенных, возвращая жилью прежний вид без малейшего отклонения от стандартной схемы. Бобры умело заделывают промоины в своих плотинах. Но если лось провалит свод их норы, они выкопают рядом новую вместо того, чтобы за несколько минут заделать небольшую дыру. В этом тоже можно найти смысл, но сейчас разговор не о бобрах.

Лепные гнезда воронков прочны, и многие без ремонта служат годами и самим ласточкам, и зимним квартирантам, воробьям. Но ко времени возвращения хозяев во многих постройках зияют дыры, от других остается лишь кусок стенки или одно основание. У тех, кто прилетел раньше, есть выбор, и они занимают хорошо сохранившиеся гнезда. Следующим приходится заделывать дыры и восстанавливать стены, последним — строиться заново. Так что, кому-то, возможно, и ни разу в жизни не пригодится строительное мастерство, но это не значит, что врожденное умение угаснет от неприменения. Бывают случаи, когда всем птицам в колонии приходится одновременно выполнять ремонтные работы.

Под вечер 1 июля 1973 года на Воронеж наползла грозовая туча, в которой было больше града, чем дождя. Шквальный ветер гнал градовую завесу параллельно земле. Крупные градины били по гнездам воронков, как пули. Утром следующего дня обездоленные ласточки с криками вились у разбитых гнезд, в каждом из которых накануне были птенцы. А уже на следующее утро в колонии кипела работа: все как одна пары были заняты восстановлением жилья.

Есть у воронков давний враг — домовый воробей. Против него они бессильны не только в одиночку, но и скопом. Но очень живуча сказочка о том, как ласточки замуровывают в собственных гнездах захватчиков-воробьев. И «очевидцев» находится достаточно, которые с убедительными подробностями, но каждый на свой лад рассказывают об этом. Я видел множество занятых воробьями гнезд воронков, но никогда не находил их построек с наглухо залепленным входом.

Домовые воробьи, действительно, захватывают гнезда воронков, выбрасывают яйца хозяев и выводят в чужом жилье своих птенцов. Но ни одна ласточка не осмелится наказать злодея, потому что боится его панически. Даже на соседей потерпевших он наводит такой страх, что те боятся подлетать к своим гнездам, видя лишь голову засевшего в захваченном доме воробья. Но если бы и нашлась смелая ласточка, она не смогла бы отомстить агрессору, ибо завершение строительства производится всегда изнутри. Так что выдумка о маленьких мстителях и наивна, и нелепа.