Гнездо змеи
Шрифт:
Марго поёжилась.
Заметив это, старик прохрипел с усмешкой:
– Замёрзла? А я не топлю помногу – холод он бодрит, закаляет. Жара с теплом – расслабляют. От этого расслабления одни болезни да дряхление. Ничего, привыкнешь.
Обстановка в доме вся из девятнадцатого века: кругом этажерки, горки, буфеты, «шкапики» на фигурных ножках, бугристые кресла и диваны, стулья с высокими спинками. И запах. Он пахнул на Марго сразу, как только вошла. Она вспомнила – запах был и в прошлый раз. Его можно было спутать с затхлостью и старостью, с духом прелого сена, гниющих листьев, отсыревшей коры.
Осенний день не долог. Не заметишь, как он уж и растворился в дымке заката. Вечерняя дождевая прохлада просачивалась в дом в открытые форточки.
Марго натирала старинное серебро и посуду в одном из буфетов. «И как он тут со всем управляется? Его ровесники те, что не в могиле, без посторонней помощи и ступить не могут, а он всё один. Ведь тут и воду носить надо и печь топить», – думала она, прополаскивая тряпку в ведре. Ледяная вода обжигала руки.
– А ты воду не жалей.
Марго вздрогнула и обернулась. Серафим стоял в дверях и улыбался:
– Колодец же во дворе. Делов-то пять минут.
Отвыкнув от него за эти годы, Марго чувствовала себя неловко. Эта неловкость была сродни страху. Она не могла привыкнуть к голосу старика, менявшемуся на дню по нескольку раз – то глухой и сиплый, то раскатистый и властный, то ласковый и тихий. Она вздрагивала всякий раз от его внезапного появления и всегда из-за спины и такого же внезапного исчезновения, когда она, что-то говоря, оборачивалась, но его уж и не было. Тишина комнаты в тот момент действовала гнетуще. Марго чувствовала, что за ней наблюдают, подсматривают. Сквозь стены.
– Ладно, кончай с этим, – предложил Серафим, – всех дел не переделаешь. Пойдём в залу, посумерничаем. Так уж и быть в честь твоего прибытия печку истоплю, а то совсем околеешь. – Подойдя к комоду и порывшись в нём, он достал пуховую серую шаль и накинул внучке на плечи. – На пока что, погрейся.
– Спасибо. – Марго коснулась щекой мягкой шерсти. Руки от холодной воды покраснели, пытаясь согреться, она обхватила ими себя. «Интересно… чья эта шаль?»
Проводив внучку в зал, Серафим оставил её одну.
В зале, самой большой и нарядной комнате так же прохладно и сумрачно, как и во всём доме. Стены высокие белёные, но окна маленькие, низкие, отчего в доме даже в солнечный день всегда сумрачно.
«Значит, не нужен здесь свет и солнце…» – Отметила Марго, греясь уютным теплом шали.
Серафим не пользовался электричеством – дом освещали свечи. Огарки в старинных канделябрах стояли в каждой из комнат. Не было в доме ни телевизора, ни радио, ни других благ цивилизации.
Марго зажгла свечи и села в кресло напротив большой печи с голубыми узорами на белом кафеле.
– Ничего, сейчас потеплеет. Какая ты, однако, мерзляка. – Серафим вошёл с охапкой берёзовых дров.
– Я сейчас, растоплю, – вызвалась помочь внучка.
– Сиди, я сам. Чай, не калека какой… справлюсь. Или ты может, про лета мои напомнить желаешь? – И он раскатисто рассмеялся.
Марго заметила, что старик любил пользоваться просторечьем, которое совершенно ему не шло. На слух оно звучало правдоподобно, но с образом Серафима не вязалось, выглядело искусственным.
– Ладно,
соловья баснями не кормят. Сейчас самовар поставлю. А ты чашки с буфета достань да пирог маковый. Порежь – и на стол.– Пирог? А откуда у тебя пирог?
– Откуда, откуда, – Серафим прищурился, – да вот, Акулина принесла, постаралась.
– Какая Акулина? – Марго сгорала от любопытства.
– Да есть у меня тут одна прислужница, помощница по хозяйству.
– А кто она? Сегодня придёт?
– Нет, сегодня не придёт. Не зачем, – отрезал старик. – Да ты не фантазируй, тоже мне – провидица. Я, ты знаешь, с людьми-то не очень… да и они меня сторонятся. Но Акулина ничего, тихая молчунья – для меня самый раз. Вот и заходит. – И Серафим вышел.
«Тихая молчунья…» – Повторила про себя Марго, провожая его взглядом.
Дрова в печи потрескивали. Накрыв на стол, Марго села в кресло, поджав под себя колени, так теплее. «Странно, – подумала она, – время здесь тянется долго. Кажется, вечность прошла, как я приехала. Зачем он меня вызвал? Он ведь не болен».
В комнате тепло и уютно от раскрасневшейся печи. Марго разморило. Огни свечей расплывались в глазах. Она вытянула вперёд ноги и задремала.
Проснулась от взгляда. Серафим сидел напротив. Марго не услышала, как он вошёл и поставил самовар на стол.
– Так, Ритуля, давай чай пить, – сказал Серафим. – Разливай, будь сегодня у меня хозяйкой.
Марго разлила чай. Серафим взял чашку, и жилистая рука при этом не дрожала. « А у дедушки всегда дрожала», – вспомнила Марго умершего деда Михаила.
Белыми крепкими зубами Серафим откусил от пирога. Марго поперхнулась, когда увидела эти зубы. После того, как откашлялась, прихлёбывала обжигающий чай. Серафим, казалось, и не смотрел в её сторону.
После чая они сидели в полной тишине. Смотря на огонь свечи, Серафим о чём-то всё думал. Его глаза сузились, став узкой щелью, но вот они вновь раскрылись, и брови вскинулись вверх.
Он стал расспрашивать внучку о городской жизни. Внимательно слушая, переспрашивал временами, особо интересуясь работой в ресторане. Ни разу он не спросил ни об одном из родственников. Марго и сама была оторванный лист.
– Насколько ты приехала?
– На дня два… три.
– Скорее на два, нежели на три? – переспросил он, устремив на неё холодные проницательные глаза. В ответ Марго робко кивнула. – Ну что ж, время терпит. Дай-ка вон ту колоду карт. – Серафим указал на комод, на котором лежала разбухшая старая колода. Марго подала. – Садись. В преферанс играть умеешь? Хотя откуда… Давай, научу. – Он стал учить её играть в преферанс.
Когда Марго уловив суть игры, начала делать видимые успехи, он предложил другое: – Пасьянс раскладывать умеешь? Давай научу.
Щёки Марго разгорелись от азарта ещё во время преферанса, теперь она с жадностью следила и за пасьянсом. Руки Серафима и карты мелькали. Марго казалось, что он показывает фокус. Когда всё сложилось и сошлось, он посмотрел на внучку:
– Интересно?
В ответ Марго закивала.
– Завтра будет ещё интересней. А теперь давай-ка спать. – Он встал из-за стола. – Здесь ничего не убирай. Акулина утром всё подберёт. – Подойдя к Марго, он поцеловал её в лоб. – Покойной ночи.