Гниды

– Погляди на неё, Катя. Погляди, как таращится, будто муха.

– Всё к чёрту, Филипп, - мать села на стул, ударившись локтями в расставленные колени и бессильно уронила голову. Волосы свесились перед ней.
– Я не могу уже на всё это смотреть.

Аня заплакала. Теперь уже можно было плакать.

– Да заткнись ты, вонючка, - устало произнёс отец.

Аня села на тахту, отвернувшись к стене и стала плакать в руки, без голоса.

– Выключи это дерьмо, - тихо попросила мать.

Отец встал и выключил телевизор.

– Зачем ты разбил вазу, дерьмо, - без выражения сказала мать.
– Она была дорогая.

– Да, - угрюмо согласился папа.
– Я - дерьмо.

– Ты всегда был дерьмом. Всегда был и остаёшься дерьмом, - мрачно произнесла мать.
– Аня, ты не пойдёшь завтра в школу. Завтра мы поедем на кладбище, к Наташе.

– Катя, ну зачем, - застонал папа.
– Мы же были там на прошлой неделе.

– Заткнись, дерьмо. Ей мало, - в голосе мамы послышалось тошнотворное отвращение.
– Она лазит ко мне каждую ночь. Сядет на край кровати и гладит лицо. Ручки у неё такие ледяные.

– Катенька, замолчи, - тихо застонал папа.

– Каждую ночь, - тупо повторила мать.
– Она вонючая, холодная.

Папа сел в кресло, потому что не мог больше стоять.

– После того, как она приходит, меня тошнит, - сказала мама.
– Мне тошно смотреть на всё вокруг, особенно на тебя, Филипп. На твою свиную рожу. А ты ещё выкамариваешь. Унитаз опять сегодня был грязный. Кому ты это оставил? Ты всё должен сжирать, всё! Ясно тебе?

– Оно жидкое было, Катя, стекало.

– Стекало? Тряпкой собери. Ты же говноед, а не я. Что я могу поделать, если у меня расстройство кишок?

Папа слез с кресла и лёг на пол, потому что не мог больше сидеть.

– А отчего у меня расстройство кишок?
– продолжала мама.

– От моей свиной рожи, - глухо ответил папа, медленно сгибаясь в животе.

– Верно, Филипп, - подтвердила мама.
– От твоей свиной рожи.

Аня тем временем перестала плакать и снова стала одеваться, потому что ей было холодно. Одевшись, она подошла к окну, переступив через вытянутую по полу руку отца. Погода была пасмурной, во дворе кругом блестели лужи.

– А ещё я сегодня утром слышала, как кто-то воду сливал, - сказала мать.
– А, Филипп? Ты сливал?

– Это не я, - испуганно промямлил отец.
– Это, наверное, Анька.

– Анька?
– подозрительно спросила мать.

– Да мама, это я писать ходила.

– Врёшь, - пусто сказала мать.
– Он тебя запугивает, я знаю.

– Нет, Катенька, нет!
– захрипел отец, дёрнувшись на полу.
– Я ел, я не смывал!

– Гнида, - отчётливо произнесла мать.
– Гнида ленивая. А ты, Анька маленькая, трусливая гнидка. Мне за вас одной перед вонючей Наташкой отвечать. Мне одной отвечать.

Аня дохнула на холодное стекло и нарисовала на нём пальцем крестик. Завтра они поедут на кладбище, и она станет на Наташкину могилу. Наташка там, в земле, станет скрестись, рыть гнилое дерево ногтями. Каждую ночь она приходит и просит у Ани одно и тоже. Плачет, катается по ковру. "Ну скаажи", - мысленно перекривляла Аня Наташку, - "только скаажи, что ты меня лююбишь. Ну я тебя оочень прошу". Нет, Аня никогда ей такого не скажет. Никогда.