Гниющий Змей. Книга 1

Первым на кухню ворвался Райф — молодой парнишка, поступивший к отцу подмастерьем только в середине зимы и ещё не успевший посадить зрение над скрипторским пюпитром. За ним появились Арло и Киллиан — коренастый переплётчик и щуплый рисовальщик. Только эти трое живут при мастерской постоянно, потому что больше им идти некуда. Остальные просто приходят в рабочие часы, скоро как раз начнут подтягиваться.

Последним в дверях появился мой младший брат — Блайк. Светло-русые волосы его были как всегда взъерошены, а височная косица не переплеталась уже несколько дней. Он выглядел усталым, но довольным.

— Закончил перевод? — сообразила я.

Он мягко кивнул и полез за пирожком, за что тут же получил от Гвиды по руке.

— Господин Равник ещё не спустился, имейте терпение, молодой человек, — наставляла она.

Дверь чёрного хода скрипнула, и вниз спустился отец.

— О, а вот и вы, господин Равник, — Гвида выдала ещё более радушную улыбку, чем прежде.

Вот теперь мы приступили к завтраку. Мужчины обсуждали рабочие вопросы. Подмастерья украдкой флиртовали с Сандой, получали хмурые взгляды со стороны кухарки и благодушно-понимающие от отца. Он вообще человек мягкосердечный и многое нам всем спускает, а после смерти мамы я всё чаще замечаю в нём апатичное безразличие, прогоняемое лишь очередной инкунабулой, чудом уцелевшей посреди руин погибшего мира.

Колокола отбили восемь ударов, Санда встрепенулась и быстро проговорила:

— Ох, совсем засиделась, матушка осерчает. Спасибо за завтрак, господин Равник, — она весело подскочила и чмокнула отца в щёку, после чего состроила глазки Киллиану и упорхнула вверх по ступеням.

— Стрекоза, — добродушно покачал головой отец и отпил из кружки ромашкового чаю. Последнее время вышло напряжённым, иллюминирование пары рукописей затянулось из-за перебоев с поставками красок, так что Гвида стала заваривать для него этот успокоительный цветок. Отец морщится — вот как сейчас — но не перечит заботе.

— Меня беспокоит наш сосед, — сказал он, когда все разошлись. — Бедняга, совсем захворал.

— Надеюсь, ничего серьёзного? — я тут же сделала стойку.

— Да, нет, простыл вот и всё. Он же совсем один остался, некому о старике позаботиться. Да ты не переживай, дочка, — он похлопал меня по руке, в глазах под седыми бровями появилась знакомая печаль. — Всё образуется, — эти слова, произнесённые мягким тоном с нотками боли, тоже явно относились не к соседу. — Ты сходи, проведай старика, вон, пирожков ему снеси.

Я кивнула: выдавить хоть слово через вставший в горле ком всё равно бы не вышло. Стул снова заскрипел, я помогла Гвиде убрать посуду в судомойню, завернула полдюжины пирожков в расшитую по краям салфетку, да положила в корзинку. Нести гостинцы просто в руках неприлично, лучше так: набросив плетёную ручку на сгиб локтя.

И делая вид, будто совершенно не страшишься всяких-то там болячек.

Утреннее солнце, по-весеннему колкое, будто не до конца оттаявшее после зимних холодов, пронзило глаза, заставляя жмуриться. Птичьих трелей не убавилось, несмотря на все старания городских соколов. Эти труженики каждый день рискуют жизнью, чтобы защитить нас от угрозы с материка. Деревьев в черте города немного, да лучше бы и оставшиеся срубили.

Я поднялась по каменным ступенькам соседского крыльца и постучала в дверь бронзовой колотушкой. Район здесь зажиточный, благо книжное ремесло позволяет нашей семье оставаться в пределах внутренних стен города. Безопаснее только в цитадели и за высокими заборами частных резиденций.

Пока мялась на пороге, ожидая лязга запора и скрипа дверных петель, услышала знакомый голос:

— Светлого утречка вам, госпожа Равник.

Я перевела взгляд на молодого чародея, приподнявшего широкополую, но совершенно не остроконечную шляпу в приветственной жесте. На губах его играла не менее светлая улыбка, чем помянутое утречко, а длинная косица, спускающаяся на левое плечо, свидетельствовала, что о помолвке с родителями Милки он так и не договорился.

— И тебе того же, Лисан, — я не пожалела ответной улыбки. — Ты к Блайку?

— Неужели я так предсказуем? — он склонил голову к плечу и чуть прищурился, подражая зрелым, многое повидавшим мастерам колдовских дел, но попытка изобразить таинственность не удалась. Мешала память о том, как он ещё мальчишкой красил наш забор вместе с моим братцем. И как мама потом оттирала спиртом обоих, а этот паршивец пытался отхлебнуть.

— Ну, загадочности тебе точно недостаёт, — вскинула я чёрную бровь. — Он у себя. Поторопишься, перепадёт пара пирожков от Гвиды.

Парнишка благодарно кивнул и поспешил в нашу мастерскую.

Они с Блайком вместе проходили обучение в Академии магии имени Никодимуса Великого. В прежние времена в столь престижное заведение можно было пробиться лишь талантом, подкреплённым серьёзными деньгами. Сейчас достаточно просто денег и вовсе не таких серьёзных. Население поредело, залы лекториев опустели, так что ректорату приходится набирать всех, кто мало-мальски владеет грамотой и готов заплатить за приобщение к знаниям тайным и не очень.

Ну, а всякий, проявивший хоть малейшую одарённость может рассчитывать на бюджетное место, оплаченное из городской казны, ведь мало какая профессия сейчас ценится наравне с чародейством. К сожалению, Блайк так и не научился разводить огонь в очаге без кресала, зато усвоил десяток языков, что очень нужно в нашем семейном деле.

Проводив юного магика задумчивым взглядом, я снова взялась за дверной молоточек. «Тук-тук-тук!» — более настойчиво позвал тот. Но минуты ожидания вновь не закончились ни скрипом половиц, ни шарканьем дедовских тапочек по ним.

Я непроизвольно стиснула челюсти и начала теребить подвеску на цепочке, доставшуюся от мамы. Бросила взгляд на запертые ставни. Сегодня никто не отворил окна, но если старик так болен, это не удивительно. И всё же... часть меня уже вопила и билась в отчаянных конвульсиях, пытаясь отдать команду ногам развернуться и броситься прочь. Не надо мне туда... вот, ну, не надо...

Однако пальцы уже потянулись к скобе дверной ручки.

Сжались на холодном металле, потянули и окостенели, потому что дверь скрипнула: оказалось не заперто. Страх прокатился волной от пяток до макушки, по дороге иссушив ротовую полость и подстегнув сердечный ритм. Свободной рукой я невольно поправила наброшенный на плечи шарфик, хотя озноб не имел отношения к зябкому утреннему ветерку.

— Господин Даттон? — украдкой позвала я, не очень-то мечтая получить ответ. Хотя тишина оказалась ничем не лучше. — У вас тут дверь открыта, — снова заговорила я с потенциальным собеседником. — У вас всё хорошо, господин Даттон? — голос срывался, а туфли в нерешительности переминались у порога.

Никто не отвечал. В доме — темень.

Я совсем струхнула. Возник порыв оставить пирожки на тумбе у входа и свалить в родные пенаты от греха подальше. Но если человек в беде... Может, лучше позвать кого-то? Ну, вместе не так страшно... Хотя не хочется прослыть трусихой, которая начинает бить в колокола и кричать о пожаре, учуяв дым погашенной свечи. Нет уж, лучше сперва убедиться, что повод стоит тревоги.