Гномка в помощь, или Ося из Ллося
Шрифт:
— Не советую, — нахмурился он, и кочергу я начала искать взглядом. Ибо улыбка у самого главного стража была не так страшна, как напряженный оскал.
— Урген Врадор, держите себя в руках, — подал голос задохлик и подкинул вверх знакомый клубок из петель.
Не знаю, что так смутило Врадора: кочерга или клубок, но скалиться он перестал и до треска сжал мою корзинку.
— А ну, дайте сюда! — с трудом вырвала любимицу из потемневших и заострившихся пальцев стража. — Я не для вас ее покупала. И нечего зубами скрипеть и глазами зыркать. Хотели бы другого приветствия, не пропадали бы!
— Я пропадал
— Последние четыре дня, — подсказала я. — А что, мне ходить там нельзя?
— Конечно, нет. Это недопустимо. Вы должны следить за одержимым! — припечатал он с высоты своего немалого роста.
— И это мне говорит куратор-враче-адвокат! — я отложила корзинку и уперла руки в бока. — Сами-то вы три в одном и ни за одно не в ответе. И что это за вопросы такие, что отследить меня вы успели, а Реггена проведать не смогли?
— Полнолунные, — ответил глава контроля, блестя глазами, а еще женской помадой на подбородке, шее и воротнике мундира. — С этого дня вы, Ося, отвечаете за отчеты о графе Лофре. Жду вас каждый день в своем кабинете до девяти вечера.
— А почему только до? К нам вы обещали являться после двенадцати! — возмутилась я, когда этот наглец ошрамованный легко вскрыл портальные ячейки на двери и заменил мой выход в парк на выход в свой кабинет.
Мстительный жмот! Лишил меня прогулок в центре и прямо-таки лучился ехидством.
— Потому что после… у меня дела.
— У ваших дел помада потекла, — ответила я мстительно и указала стражу на дверь. — До вечера!
— Ося! — в очередной раз окликнул задохлик, но я лишь отмахнулась. Дождалась ухода незваного гостя и решительно произнесла:
— Собирайтесь, Регген, мы идем разбираться.
— С кем? — спросил маг, даже не пытаясь подняться. — Куда и зачем?
— С негодяем, решившим на мне поживиться! Не для того я пирожки пекла, чтоб на мне какая-то гадость спекулировала и продавала товар по взвинченной цене!
— А это плохо?
— Да! Он обрубит оборот и отвратит от выпечки студентов, — я сама натянула на Реггена пиджак, плащ и взялась за сапоги. Тугие, сволочи, но ничего, я справлюсь, а попутно и объясню. — Купить десяток пирожков за тридцать четыре медяшки в столице, да еще в Верхней Академии Мастеров, можно лишь за счет капусты. Она у нас бесплатная, так что в цену не идет, — натянула на мага один сапог и со вздохом утерла лоб. — Не все возьмут десять пирожков, многим хватит и трех-четырех по… четыре медяшки, — округлила я для ровного числа. — Так что останутся деньги на компот, проезд, какие-нибудь мелочи и черный день.
— То есть их экономия — ещё один стимул к покупке пирожков?
— Да! В то же время удвоенная цена — это удвоенные траты студента. А между пятью пирожками и студенческим пайком выбор несложный. Итого, спрос упадет, студенты опять останутся голодными, а я без дела. И безделье это мне уже надоело! — сказала и легко натянула на графа второй сапог, оценила свои труды, улыбнулась. — Вставайте, Регген, время не ждет.
Он с тоской покосился на меня, за тем на протянутую к нему ладошку, аккуратно сжал мои пальчики и вместо того, чтоб подняться,
спросил:— Ося, ты уверена, что тебе эти разборки нужны… и я вместе с ними?
— Еще как! Вы откроете портал, вы позовете Бурю. А с ним уж я легко найду нужного мужика. К слову, ружье ваше где?
Ружье-то он взял, но мне не отдал, стоял у стеночки, опирался на него и с кривой улыбкой смотрел, как я все растолковываю Буре. К счастью, ледяной был лишь на голову выше меня, шею ломать не пришлось, однако его невысокий рост совсем не способствовал взаимопониманию. Он дважды попросил меня повторить историю с самого начала, а затем задал абсолютно нелогичный вопрос:
— Почему вы решили, что он их продает?
— А что, съедает? — удивилась я, быстро подсчитав все проданное и подаренное: — Четыреста восемьдесят пирожков — не многовато ли на одного?
— Так он и не один. Он ими студентов кормит… в процессе образования.
— И ректор позволяет? — хмыкнул Регген.
— Не запрещает, так точно, — ответил охранник и с почтением вопросил: — Можно, я покажу ей на примере?
— Нужно. Я тут подожду.
— А может, вы в кузню вернетесь к тюфяку… — начала было я, припомнив, с каким трудом тащила задохлика от стола до портала. Еще свалится здесь, несмотря на ружье, и как я потом его подниму?
— Тут, Ося. Идите. Я жду.
И мы пошли: Буря, загадочно улыбаясь, а я, думая о том, что если граф таки свалится, его никто не поднимет. Побоятся подойти, разозлить и как следствие получить.
Коридоры с горгульями и химерами, как назвал стеклянных ящериц мой провожатый, сменились вначале закрытыми галереями, а затем и более узкими коридорами с тонкими колонными, арочными сводами и стенами, сплошь покрытыми графическими рунами, плетениями, схемами и зарисовками каких-то эпизодов из жизни академии. Вот толпа студентов чествует какого-то парня, вот профессор утирает скупую слезу, вот взрыв, вот улетающий из-за взрыва маг-недоучка, вот надгробная доска… и все тот же профессор, вытирающий руки. Выражение лица не разобрать, но кажется мне, что на нем ехидная улыбочка знатока.
— Это что? — я указала на рисунки.
— Сказания о Непутевом, — ответил Буря. — Так называют самонадеянных студентов, коим слова мастеров не указ, устав не документ, отчисление не смерть.
— И много здесь таких?
— ватает, — улыбнулся он. — Мы пришли.
И действительно, остановились мы как раз напротив смотрового окна, что располагалось над огромным каменным лабиринтом с множеством странных железяк в коридорах и вялых студентов, что пытались эти железки собрать в нечто полезное. Где-то что-то вспыхивало, где-то кто-то ругался, однако общая атмосфера была отнюдь не напряженная.
— Аттестационный экзамен по техно-магии, третий курс, третья пересдача… — ледяной демон указал вперед: — Видите постамент в центре? Это конечная точка их пути. В прошлом году до нее дошло двадцать студентов из сорока, в этом всего лишь три, и то нечаянно.
— Как это?
— Прилетели в ходе взрыва. Никто не умер, но не все еще в сознании, — кашлянул он и поспешно объяснил: — Все дело в мотивации. Студентов перестали привлекать поощрения в виде практики в столице, материалов для лабораторных работ, ночных часов в мастерских, книг, плавающих выходных и даже денег.