Гоблин – император

— Наедине.

Телимеж с Дажисом обменялись исполненным ужаса взглядом, и Телимеж произнес:

— Ваше Высочество, мы не можем.

— Почему? — Спросил Майя. — Вы опасаетесь нападения?

— Ваше Высочество, из-за нашей клятвы. Мы поклялись охранять вас и молчать обо всем, чему можем стать свидетелями. Мы не предадим вас.

На самом деле, подумал Майя, я боюсь не вашего предательства, а себя самого.

— Разве вы не можете охранять меня с другой стороны двери?

— Ваше Высочество, — пробормотал Телимеж, уши его жалобно обвисли, вид был самый несчастный.

— Мы должны приказать?

— Ваше Высочество, — сказал Дажис, кланяясь. — Если вы погибнете в нашу смену, мы должны будем совершить самоубийство около вашего тела. Вы этого желаете?

Он чувствовал, как разочарование тяжелым камнем наваливается ему на грудь. Но если он мог выиграть, только оскорбив своих нохэчареев, то играть не стоило вообще.

— Нет, конечно, нет, — устало сказал Майя. — Ишеан?

— Ваше Высочество, — слуга вежливо поклонился и исчез за дверью.

Майя посмотрел на троих оставшихся — Цевет, Телимеж, Дажис — и с тупой безнадежностью пожалел, что это не были Кала с Бежеларом: они видели его и в худшем положении.

— Знайте же, — сказал он, опустив глаза к скатерти, — что Сетерис Нелар служил нашим опекуном последние десять лет после смерти матери, и… — Он не мог подобрать слово, и потому закончил поспешно и неубедительно. — Мы не любим его.

Нарушив озадаченное молчание, Телимеж произнес:

— Вы ему ничего не должны, Ваше Высочество. Он не родственник вашего Дома, и…

— Нет! Мы хотим сказать… — Он запнулся и теснее сжал руки на коленях. — Я ненавижу его и не хочу видеть рядом со мной.

Он поднял глаза. Телимеж с Дажисом казались шокированными, но Цевет, единственный видевший его в Эдономее, с пониманием приподнял брови. Он поинтересовался:

— Вы не сказали нам, чего желаете для него, Ваше Высочество.

— Мы хотим дать ему пост, где он сможет служить с честью и комфортом, но мы не желаем ни видеть его, ни получать от него писем.

— Ваше Высочество, — мягко сказал Цевет, — если вы не хотите, чтобы этот человек беспокоил вас, достаточно просто сказать об этом.

— Нет, мы не это имели в виду. Он не сделал ничего плохого. — Майя вспомнил бесчисленные жестокие насмешки, которые никто, кроме самого Майи, не мог принять за обиду. Но несправедливо было сводить счеты сейчас и только потому, что он получил такую возможность. — Мы не хотим его обижать или наказывать. Просто удалить от себя.

— Ваше Высочество, мы подумаем, что можно сделать. — Цевет помолчал и добавил осторожно, как человек, понимающий, что может сам создать себе проблемы: — Вы понимаете, что это может вызвать интерес лорда-канцлера?

— Возьмите это на себя. Мы не знаем, как можно решить этот вопрос.

— Ваше Высочество, — сказал Цевет, кланяясь. Он посмотрел на часы. — Скоро девять.

— Тогда нам пора идти, — Майя не мог признаться, насколько ему хочется избежать этой неприятной встречи. — Мы благодарим всех вас.

— Ваше Высочество, — ответили они, кланяясь, и Телимеж открыл дверь.

* * *

Мишентелеан вовсе не был миниатюрной копией Унтелеана, чего Майя так опасался. Богато обставленная комната с обоями цвета слоновой кости с щедрой позолотой, на фоне которых его кожа казалась еще темнее, но разумно снабженная длинным столом и мягкими креслами, хорошо протопленная и вполне пригодная для обсуждения государственных дел.

Свидетели «Мудрости Чохаро» были уже здесь: двое мужчин и женщина, одетые с потертой респектабельностью, с ключами ученых на шеях. Хотя в отличие от священников и Атмаза ученые не давали обета бедности, редко кто из них достигал большого богатства. Все потому, что они были дураками, говорил Сетерис, но Майя внимательно всмотрелся в усталые лица Свидетелей, и не заметил в них признаков глупости.

Они только успели представиться — Пелар, Ажевет, Севезар, все ученые второго ранга — как явился Чавар, возмущенный, слегка запыхавшийся, сопровождаемый свитой секретарей. Пришлось подождать, пока Чавар усаживался, раздавал секретарям ненужные поручения и всячески демонстрировал свою важность. Майя подумал, вел ли лорд-канцлер себя подобным образом в присутствии Варенечибела, и был склонен усомниться в этом. Наконец Чавар объявил, что готов, и Майя кивнул Меру Севезару, старшему из ученых.

Мер Севезар не стал тратить время на двусмысленности. Он встал, поклонился Императору и лорду-канцлеру и сказал:

— Ваше Высочество, крушение «Мудрости Чохаро» было вызвано диверсией.

— Не может быть! — Воскликнул Чавар, но Майя поднял руку, чтобы заставить его замолчать.

— Как вы узнали? — Спросил он Севезара. — И как это случилось?

Ответ был длинным, и не всегда понятным, но Майя уловил суть. Свидетели рассмотрели обломки и обнаружили обугленные и частично расплавленные останки объекта, который, как решительно заявил Севезар, не мог быть частью любого из дирижаблей в Эльфланде. Он назвал его «зажигательным устройством», хотя ни Майя, ни Чавар не могли точно понять, что означает этот термин. После нескольких тщетных попыток объяснить его назначение, Мин Ажевин нетерпеливо перебила коллегу:

— Он воспламенил водород.

— Милосердные богини, — тихо пробормотал кто-то.

— Это не мог быть… несчастный случай? — Спросил Чавар, на этот раз в его голосе не прозвучало ни вызова, ни презрения.

— Нет, — сказал Севезар. Он поклонился Майе. — Ваше Высочество, нам очень жаль, но мы думали, вам следует узнать это как можно скорее.

— Вы были правы, — ответил Майя. Он чувствовал себя опустошенным и оцепеневшим; вероятно, он должен был что-то ощутить, но никаких эмоций не было, и их отсутствие обескураживало. Нужные слова приходили с трудом. — Мы высоко ценим вашу преданность и усердие. И благодарим вас за то, что открыли нам истину.

— Мы обнаружили лишь малую долю правды, — сказал Севезар. — Нам не известно, кто это сделал и почему. Мы знаем только, как это было сделано.

— Да, — согласился Майя. — Но эти вопросы не входят в вашу компетенцию, и мы не можем просить вас ответить на них. Вы стали Свидетелями для «Мудрости Чохаро» и выполнили свой долг правдиво и с честью.

— Ваше Высочество, — ответили все трое ученых, кланяясь.

Майя подумал, что они с облегчением покидают комнату приемов, и не винил их в этом. Должно быть, они ожидали обвинений или новых вопросов, на которые не могли найти ответов. Он только недостойно пожалел, что не может сбежать отсюда вместе с ними. После их ухода тишина в Мишентелеане была подобна открытой ране, обескровившей всех присутствовавших. Казалось, люди боятся даже вздохнуть, чтобы не вызвать новую беду.

Молчание нарушил Майя:

— Что нам следует делать?

Он внезапно вспомнил пьяного Сетериса на пороге его комнаты в Эдономее. Но сейчас он использовал множественное число, говоря не о себе одном: он не имел права принимать решение в одиночку. Он посмотрел на Чавара.

Чавар снова принял недовольный вид.

— Мы должны выяснить, кто совершил это мерзкое преступление.

— Да, — согласился Майя. — Но каким образом?

Кажется, Чавар наконец догадался, что его пафос здесь неуместен. Майя обвел взглядом секретарей, чьих имен пока не знал, и сказал: