Гоблин – император

На одной из вечеринок Наревиса Осмин Дашенин очень ловко и элегантно загнала его в угол. Она стояла слишком близко к нему и слишком много смеялась, пока ее смех не начал звучать в его ушах, как лай охотничьей собаки. Даже преодолев свою обычную застенчивость, он все равно не имел ни малейшего понятия, как разговаривать с ней; в потоке ее блестящего остроумия не было ничего близкого его душе, ничего, что могло бы зажечь его интерес. И каждый раз, когда он не мог подыскать ответ, Лоран Дашенин просто смеялась и придвигалась ближе, как будто надеялась взять его измором. На этот раз Наревис не стал спасать его, должно быть ему приказали не мешать брачным играм кузины. Подобная прямолинейная настойчивость вполне соответствовала характеру Чавара, и Майя знал, что несмотря на множество хитрых и дипломатичных приемов, позволявших Наревису саботировать приказы отца, он никогда не восставал против него открыто.

В конце концов, от окончательного позора Майя был спасен своими нохэчареями. Телимеж шагнул вперед и сказал:

— Ваше Высочество, напоминаю, что Мер Асава хотел поговорить с вами, прежде чем вы удалитесь почивать. Час уже поздний.

Майя радостно ухватился за этот предлог, закрыв глаза на тот факт, что выглядит со стороны ребенком под присмотром двух нянек, и с тех пор тщательно избегал общества Осмин Дашенин.

Но главная причина была не в этом.

— Очень хорошо, — сказал он. — Тогда мы прямо заявляем, что не собираемся жениться на ребенке. И пример Белмаливена Пятого ясно говорит нам, что это было бы неразумно.

— Ваше Высочество, — пробормотал Цевет, принимая к сведению императорскую волю.

— Мы так же полагаем, — мрачно продолжал Майя, — что было бы не меньшей глупостью выбирать женщину, подошедшую к окончанию детородного возраста, как Осмин Алшенин.

— Да, Ваше Высочество.

— Некоторые из этих женщин являются нашими родственницами.

— Большинство из них, в большей или меньшей степени. Драхада вступали в брак с наиболее благородными Домами Этувераца. — Цевет неловко кашлянул и передернул ушами. — Мы помним, что это был один из аргументов в пользу женитьбы Варенечибела на вашей матери.

— Ах. Тем не менее, мы предпочли бы не жениться на кузине.

— Итак, мы исключаем любую женщину ближе третьей степени родства, — сказал Цевет, делая еще одну пометку.

— Существуют ли благородные Дома, с которыми нам не следует заключать союза?

Он не задавал этот вопрос раньше, когда выбор Императрицы казался делом неприятным, но относительно простым, но теперь, познакомившись со своими придворными поближе, должен был выяснить все мелкие и неприятные детали.

— Ваше Высочество, — Цевет задумался всего на пару секунд, — мы бы сказали, хотя это только предположение, что дальнейшее сближение с Рохетада и Имада может оказаться нежелательным. Так же, как и с Селехада. — Конечно, семьи супругов сводных братьев и сестры, а также вдова отца. — С другой стороны, выбор жены из семьи Чередин может быть истолкован как изящный и милостивый жест. Ваш отец не приобрел друзей, когда отослал Арбелан Жасан.

— Мы тоже так думаем. Но мы не можем вспомнить, упоминали ли вы раньше о Дач'осмин Чередин?

— Да, Ваше Высочество. Это внучка брата Арбелан Драхаран. Она была бы во всех отношениях прекрасным выбором.

— Вы сами выбрали бы ее?

Цевет выронил перо. Щелчок металлического наконечника о мраморную столешницу был слышен всем в комнате.

— Ваше Высочество, мы не имеем права выбирать. Нам не положено.

— А Чавар бы не постеснялся.

— Чавар ваш лорд-канцлер, а не секретарь.

Голос Цевета звучал с таким чопорным достоинством, что Майя понял: он не на шутку взволнован.

— Но мы не доверяем ни его решениям, ни его преданности. А вам мы верим.

На бледных щеках Цевета вспыхнули розы.

— Это большая честь для нас, Ваше Высочество, но мы не можем выбрать Императрицу.

— Мы тоже не можем! — Он совсем не хотел кричать, и смутился, когда Цевет и нохэчареи дружно подпрыгнули. Майя понизил голос и разжал сведенные судорогой пальцы. — Мы не можем… Это слишком сложный танец. Мы тоже не можем выбрать Императрицу.

— Ваше Высочество?

— Неудачная метафора, — сказал Майя, и ему даже удалось улыбнуться. — Наверное, поэта из нас не получится.

Он не мог сидеть здесь больше, обсуждая свой брак, словно выбор кобылы для жеребца; он чувствовал, что снова может закричать, а это была плохая плата за труды Цевета. Майя отодвинулся от стола и встал.

— Уверен, что на сегодняшний вечер у нас запланированы еще дела.

Он заметил искру понимания в глазах Цевета и отвернулся, пока там не появилось нетерпение или жалость.

— Есть еще одно дело, Ваше Высочество, — сказал Цевет, — хотя мы не знаем, насколько оно важно для вас.

— Что именно?

— Вы поручили нам найти женщину, которая заботилась о вас во время похорон вашей матери. Мы ее нашли, но не были уверены, что…

— Благодарим вас, — ответил Майя. — Нас интересует эта леди. Кто она?

— Ее зовут Аро Даниван. Ее муж был Драхада по материнской линии, и ваш отец признавал его своим родственником. Данивада удручающе бедны.

Цевет сделал паузу и посмотрел на Майю, чтобы убедиться, все ли он понял. Майя все прекрасно понял.

— Как и Нелары, вероятно, — сказал он.

Цевет слегка поморщился.

— Да, Ваше Высочество. Но Осмеру Данивару и его жене повезло больше, чем Осмеру Нелару. Лет пять назад на день рождения первого внука ваш отец подарил им небольшую усадьбу, и есть надежда, что Данивары смогли поправить свое финансовое положение.

— Мы рады щедрости нашего отца, — сказал Майя, не позволив себе ни каплю горечи в голосе.

— Осмер Данивар умер два года назад. Его сын занимается строительством и за Осмеррем Даниван сохранили ее апартаменты во дворце. — В голосе Цевета предупреждением прозвучали нотки сожаления, и Майя был почти готов к тому, что услышал дальше: — Осмеррем Даниван перенесла удар. За несколько дней до смерти вашего отца. Она прикована к постели и врачи не гарантируют, что она переживет день зимнего солнцестояния.

Напоминание о связи других жизненных трагедий с его собственной было и спасительным и болезненным. Майя сказал:

— Мы хотели бы навестить ее, если это разрешено.

— Ваше Высочество, — поклонился Цевет. — Ее дочь сказала, что это будет для их семьи честью и радостью. И что ее матушка, как правило, лучше себя чувствует по вечерам.

* * *

Император не мог заявляться в гости без предупреждения, так что в апартаменты Осмеррем Даниван был отправлен мальчик-курьер, а пока эдочареи Майи суетились над его одеждой и драгоценностями, потому что платье, подходящее для вечера, проведенного в Алсетмерете, где, как гласил этикет, Император находится «у себя дома», совершенно не подходило для любого из выходов в общество, в том числе в публичные залы Унтеленейса. Майя терпеливо ожидал, пока его белую куртку с зеленой вышивкой заменят на белую куртку с пурпурным кантом, а тяжелые серебряные кольца с аметистами, на массивные золотые с черными опалами. Немер с Аврисом озабоченно обсудили проблему аметистов и гранатов в волосах, но милостиво решили, что их можно оставить. Достаточно будет поменять шпильки из черного дерева с изумрудами на золотые с жемчугами. Немер ловко заменил их, не внося беспорядок в прическу, и Майя вернулся в Черепаховую гостиную как раз к возвращению мальчика, который сообщил, что Император будет желанным гостем в покоях Осмеррем Даниван. Под бдительным оком Дажиса и Телимежа Майя вышел за порог своих покоев.

Они правильно поступили, не отослав мальчика, потому что Осмеррем Даниван жила в той части Унтеленейса, где Майе еще не довелось побывать. Большинство придворных в коридорах были среднего возраста и старше; почти все женщина приседали, не следуя моде, введенной Императрицей Сору. Он напомнил себе, что они не имели в виду ничего дурного, просто были слишком стары, чтобы следовать примеру Императрицы, которая годилась им во внучки.

У дверей их ждал другой мальчик в ливрее Драхада; Майя сделал вид, что не заметил, как тот быстро пнул дверь пяткой, предупреждая находящихся внутри о приближении Императора. Правильно ли было, внезапно подумал он, прийти в дом к людям, не готовым принять его? У них могло не оказаться времени или средств, чтобы привести свои комнаты в порядок для приема Императора. И он не мог признаться им, что после убожества Исварое и Эдономеи до сих пор испытывает неловкость и смущение среди великолепия Алсетмерета.