Гоблин – император
Шрифт:
В Коражасе вежливо терпели его присутствие во время Советов, но сейчас впервые один из них дал понять, что воспринимает нового Императора не только в качестве своеобразного декора Мишентелеана. Независимо от причин, руководящих Беренаром, Майя не желал препятствовать ему.
— Мы сразу же ответим на его письмо, — сказал Цевет. — Вашему Высочеству пора переодеваться к ужину.
Несмотря на холод, переодеваться для торжественного ужина было почти забавно. Эдочареи до последней минуты не могли прийти к окончательному решению и явно измучились над костюмом Майи. Аврис смущенно сообщил, что Императоры Этувераца не принимали приглашений от иностранных послов с того самого дня, как первый из Варенечибелов занял трон.
— Даже когда наша мать?..
— Нет, Ваше Высочество.
Майя
Таким образом, считая позором, что за сто пятьдесят лет ни один из Императоров не принял гостеприимства иностранного эмиссара, Майя не возражал против тщательных приготовлений своих эдочареев. Возможно, он желал бы, чтобы большая часть его одежд не была такой белоснежной, но высказывать подобное желание вслух было совершенно бесполезно, оставалось только надеяться, что повар посла не склонен злоупотреблять супами и соусами. По крайней мере, парча и бархат были теплыми. Немер закрепил его волосы шпильками из матового вулканического стекла с жемчужными кистями, а пальцы украсил белыми опалами в платиновой оправе. Пока подбирали серьги с такими же опалами, он старался не вспоминать теплое летнее утро в Исварое, когда мать проколола ему уши иглой.
Ему приятно было отметить, что Бешелар выглядит как отполированный игрушечный солдатик, и даже Кала сделал над собой усилие, позаимствовав у кого-то новый ярко-синий халат, хоть и коротковатый ему в рукавах. Надо будет спросить у Цевета, подумал он, получают ли его нохэчареи жалование, или здесь снова имеют место обычные происки Чавара. Он не станет смущать Калу подобными вопросами.
Ровно в 19:00 у дверей Алсетмерета появились два мальчика-гоблина; их сопровождали два огромных солдата, самых высоких гоблина, когда-либо виденных Майей, облаченных (как быстрым шепотом сообщил Цевет) в полные парадные доспехи Херцеторской гвардии. Кажется, посол тоже подумал о тех ста пятидесяти годах. Воины дружно приветствовали появление Майи. Он спросил себя, как они чувствуют себя в этих блестящих доспехах и шлемах с огромными плюмажами, но, конечно, не решился спросить вслух. Воистину, любопытство бесполезное качество для Императора, вздохнул Майя про себя.
Мальчикам, насколько он мог судить, было лет десять-одиннадцать; их кожа была сероватой, а не черной, как у истинных гоблинов. Один, как и сам Майя, был с темно-серой кожей цвета горючего сланца, другой ближе к зимним облакам, но ни одного из них невозможно было принять за эльфа, только не с такими ярко-оранжевыми глазами. Мальчики были почтительны, но весьма смелы, и они свободно болтали с ним весь длинный путь от Алсетмерета до апартаментов посланника.
Того, что потемнее звали Эсрет, а его спутника — Тейя. Оба они родились на севере Баризана, где браки между гоблинами и эльфами становились все более распространенным явлением. Они являлись сыновьями мелких аварзинов, переданными в Дом Великого Авара в знак верности. И как страховка от предательства, подумал Майя. Эсрет прожил в Унтеленейсе больше двух лет, а Тейя едва шесть месяцев. Оба они предпочитали его Корат'Дав Архосу, полуподземному дворцу Великого Авара, где следовало бы провести ряд улучшений, и Майя получил первое представление об усилиях Горменеда, работающего на благо своей страны. Эсрет знал все о работе канцелярии и офиса Свидетеля по иностранных делам, в то время, как Тейя мог перечислить всех купцов, как эльфийских, так и гоблинских, ведущих торговлю между Баризаном и Этуверацем, а так же адреса всех их контор в Сето. «Потому что все они обращаются к нам для получения таможенных документов, виз для поездок и разных других вещей». Майя подозревал, что Эсрет и Тейя знают о торговле между Баризаном и Этуверацем гораздо больше, чем он сам.
Еще два солдата в форме Херцетора приветствовали их у дверей посольских
апартаментов в Унтеленейсе. После эффектного салюта они распахнули двери, двигаясь словно идеально отлаженный механизм. Майя был удивлен выучкой воинов Великого Авара, но Тейя пояснил ему доверительным шепотом:— Правда, они красивые? Они приехали вместе с посланцем от Мару'вар. Инвер и Белу весь день практиковались с дверями и заставили Воржиса несколько раз посылать за маслом для замков и петель.
— Воржис сказал, что будет счастлив, когда они наконец вернутся в Баризан, — так же жизнерадостно сообщил Эсрет, — но мы-то знаем, что он этого не хочет. Может быть, вы придете посмотреть, как они тренируются с копьями? О, это удивительно.
Майя встретился взглядом с гвардейцем около левой двери, и когда тот подмигнул ему, он был так поражен, что чуть не наступил на подол собственной мантии. Он слышал, что отношения между баризанскими дворянами и их слугами выходят за рамки формальных правил, но было совершенно поразительно наблюдать это самому. Майя спрашивал себя, было ли вызвано это добродушное приветствие признанием его сходства с матерью или родством с Осмеррем Горменед? А может быть посол успел сделать какое-то проницательное заключение о его собственном характере?
Вот эта мысль его не обрадовала. Нахмурившись, Майя вступил в гостиную, но должен был сразу взять себя в руки, чтобы вежливо ответить на великолепный реверанс Осмеррем Горменед; затем к нему приблизился посол, улыбающийся, кланяющийся и так откровенно радующийся его обществу, что Майя решительно отмел все подозрения на его счет. Затем последовала долгая церемония представления многочисленных гостей. Похоже, сегодня в гостиную Горменеда устремились все баризанские эмигранты Сето, спеша воспользоваться небывалой возможностью встретиться с Императором лично. Вряд ли Варенечибел приветствовал общество гоблинов.
Их кожа была всех оттенков от черного обсидиана до молочно-белого, некоторые с красными, золотистыми и оранжевыми глазами, другие с голубыми и зелеными. Черты лиц были не менее разнообразны: от широкоскулых с по-гоблински тяжелыми подбородками, до заостренных и узких, характерных для эльфов. Впервые в жизни Майя, привыкший к белоснежным эльфам с их светлыми глазами, был окружен настолько разношерстной толпой. В усилиях не задохнуться от восторга и не расплакаться, он даже пропустил мимо ушей несколько имен. Впрочем, при виде сердитого лица Чавара, он быстро взял себя в руки и успокоился.
Большинство из присутствующих были богатыми баризанскими купцами. Майя заметил явное расслоение: старые гоблины, казалось, предпочитали торговлю шелком, в то время как молодое поколение отличалось большим разнообразием интересов — часы, бумага, ковры машинной выделки из Чохаро — короче говоря, товары, поставляемые Торговой Ассоциацией Западного Этувераца. Он так же заметил, что Чавар предпочитает общество торговцев шелком. Шелк производился в Че-Атамаре и был основой основ экономики Этувераца на протяжении стольких веков, что это занятие стало практически респектабельным.
Майя сразу сообразил, что противоречия по вопросу строительства моста через Истандаарту коренятся не в технических трудностях и не в сомнительном инженерном решении, а именно в торговле. Со времен объединения восточных и западных земель Эдревениваром Завоевателем Восточный Этуверац был значительно мощнее и богаче западных княжеств, и своим богатством и властью он был обязан торговле шелком, сосредоточенной в руках нескольких знатных семей. Ситуация начала меняться в эпоху золотой лихорадки, когда дед Майи основал Эзхо, и продолжала меняться до настоящего времени, потому что купцы и ремесленники западных городов научились сотрудничать между собой. Мост через реку — дешевый, легкий и безопасный способ сообщения — представлял собой страшную угрозу для шелковой монополии, потому что способствовал не только расширению торговли, но позволял выйти на рынок даже крестьянским хозяйствам, основным производителям шелка-сырца. И потому обе стороны, в буквальном смысле — оба берега Истандаарты, западный и восточный, находились в непрерывном противоборстве: один берег пылко желал обрести вожделенный мост, другой — даже слышать о нем не хотел. И между ними стоял Император.