Гоблин – император

* * *

До крайности утомительный спор в суде касался вопросов арендной платы, прав на воду и прилегающие к реке земли между городом Неложо, Благородным Домом Дорада и князем Че-Четор. Участие в деле последнего и являлось причиной обращение в императорский арбитраж. Представители всех трех сторон были вооружены подробными картами и историями взаимного противостояния. Самое же неприятное заключалось в том, что Майя, находя довольно много примеров совпадения показаний у двух истцов, не обнаружил ни одного, когда сходились бы мнения всех трех сторон. И что еще хуже, эти мелкие разногласия накапливались в течении столь долгого времени, что успели перерасти в нешуточную вражду. Дошло до того, что Свидетель города Неложо и представитель Дорада не желали смотреть друг на друга вообще, каждый из них предпочитал произносить свои речи в пространство перед собственным носом, а представитель князя держался так, словно все это дело было затеяно с единственной целью оскорбить его благородного господина и приходил в ярость от любого замечания, как только одна из противных сторон позволяла себе открыть рот. К тому времени, когда высказался Свидетель каждого из истцов, и история судебного разбирательства была обобщена, Майя мучился от страшной головной боли и ничего не желал так сильно, как приказать им перестать тратить его время, свое собственное время, время бесчисленных секретарей и судей и уладить, наконец, эту мелкую перебранку, как подобает взрослым людям.

Он промолчал, сдержав свое желание, и внимательно оглядел спорящих между собой Свидетелей Справедливости — один представлял речное хозяйство, другой заповедник. Оба они явно находились в чине младших Свидетелей и оба выглядели измученными и отчаявшимися. Если бы представители города и поместья не были так предвзяты, они, возможно, лучше бы справились с делом, чем эти двое.

Майя потребовал себе новую карту, без единой пометки, кроме комментариев картографа. Свидетель Неложа и представители Че-Четора и Дорада притихли и широко распахнули глаза; он не мог сказать, испытывают ли они трепет или возмущение. Младшие Свидетели выглядели менее настороженными. На чистой карте без пунктирных линий, заштрихованных областей и стрелок ситуация выглядела более ясной.

— Это приток Сеторы…

— Упажера, Ваше Высочество, — подсказал Свидетель.

Майя кивнул. В то время как все большие реки Этувераца — Сетора, Эвресанта, Атамара, Тетара и Истандаарта — являлись собственностью Короны, их притоки считались имуществом князей. В данной ситуации этот аспект эльфийского права способствовал углублению проблемы, потому что русло Упажеры пролегало частично по спорным территориям. Дом Дорада просил Императора предоставить им в собственность некий участок реки вместе с прилегающими землями. Это было наиболее простым из всех возможных решений, но Майя подумал, что не следует потакать неприличной жадности и стяжательству Благородного Дома, так как было совершенно очевидно, что значительная часть спорных земель на самом деле изначально принадлежала городу Неложо.

С другой стороны, было не менее очевидно, что Неложо незаконно использовал для выпаса земли Дорада, не предоставив Благородному Дому достаточной компенсации. И обе стороны браконьерствовали в заповеднике Веремнет и водах Упажеры, как у себя на кухне. Представитель Че-Четора с красноречивым негодованием высказался на тему водяных колес, рыбных ферм и плавучих мостов, которые были стыдливо не указаны на карте Свидетеля Неложа, и Свидетель Упажеры закивал с согласным и горестным видом.

А в-третьих, Майе вообще не нравился порядок ведения дел в Че-Четоре. Ему было понятно, что в какой-то момент несколько княжеских чиновников были подкуплены, чтобы осуществить подмену официальных документов и закрывать глаза на поведение Неложо или Дорада.

Майя ущипнул себя за нос и печально уставился в карту. Единственное, в чем он был уверен, так это в том, что любое его решение сможет удовлетворить максимум две стороны. Третий участник спора неизбежно пострадает. Он проследил пальцем течение Упажеры, и его внезапно осенило: если нужно оставить неудовлетворенным по крайней мере одного спорщика в ситуации, где виноваты все трое, единственно верным решением будет оставить недовольными всех.

Если не пытаться жонглировать тремя наборами противоречивых требований, то решение придет легко.

Он расправил плечи и произнес:

— Мы отвергаем все предъявленные претензии.

Группа у подножия помоста отозвалась хором визгливых протестов. Он подождал, пока голоса стихнут, и продолжал, словно ничего не произошло:

— Веремнет и Упажера принадлежат князю Че-Четор, как и было испокон веков.

Младшие Свидетели благодарно поклонились.

— С другой стороны, нет никаких доказательств, что Че-Четор имеет иные претензии к остальным сторонам в то время, как требования Дорада и Неложо так запутались между собой, что мы не видим смысла в их дальнейшем рассмотрении. Мы очень недовольны, что нашлись люди, желающие использовать этот конфликт для личного обогащения. — Он окинул холодным взглядом представителей всех трех сторон. — Все спорные земли к западу от Упажеры мы считаем собственностью города Неложо. Земли на восточном берегу принадлежат Дому Дорада. Мы повелеваем, чтобы город Неложо и Дом Дорада заключили справедливое и приемлемое для обеих сторон соглашение об использовании пастбищ, и князь Че-Четор засвидетельствовал их письменный договор не позднее последнего дня зимы. Мы также повелеваем, чтобы Дом Дорада и Неложо образовали совместный отряд милиции, который будет защищать Веремнет от браконьеров и бандитов, которые, по всей видимости, обосновались там. И, наконец, мы повелеваем, чтобы Дом Дорада и город Неложо, неся совместные расходы, построили каменный мост через Упажеру. Плата за переход моста не должна передаваться князю; половина ее пойдет на содержание моста, вторая на помощь бедным города Неложо. Государственный инспектор проверит исполнение нашего решения не позднее середины лета.

Майя сделал паузу и, приподняв бровь, посмотрел в сторону Свидетелей Веремнета и Упажеры — они в отличие от спорщиков имели право на протест — но с удивлением обнаружил, что никто из них не собирается возражать.

— Отлично. Если любое из этих решение не будет выполнено, или этот вопрос будет вынесен на наше рассмотрение еще раз, все спорные территории, в том числе Веремнет и Упажера, перейдут в собственность Короны. Мы ясно выразились?

Представители, Свидетели, секретари внезапно потеряли всякое желание встретиться с ним взглядом. Он подождал достаточно, чтобы убедиться, нет ли желающих поспорить с ним, а затем с глубоким удовлетворением произнес заключительную формулу:

— Да будет так, как мы повелеваем.

Слово Императора было законом.

Майя не бежал из Мишентелеана вприпрыжку, хотя и очень хотел. Он подождал, пока представители и Свидетели поклонятся и выйдут, затем в дверь просочились секретари истцов; потом он ждал, пока безымянное стадо его собственных секретарей очистит столы, поклонится и удалится за исключением, конечно, Цевета, который подошел к возвышению и сказал:

— Ваше Высочество, вас ждут…

— Нет, — ответил Майя. — на сегодня довольно. Мы возвращаемся в Алсетмерет, где не будем принимать никого, за исключением членов нашей семьи, а лучше вообще никого. У нас мигрень, это вы можете объявить всем, кого побеспокоит наше отсутствие.

Цевет, кажется, кажется собирался возразить, но понял, что Майя не шутит. Он поклонился и сказал:

— Да, Ваше Высочество.

— Спасибо, — благодарно ответил Майя.

Он довольно быстро проследовал через залы Унтеленейса и был рад, что никто не попытался его остановить, потому что не собирался задерживаться даже на секунду. В Алсетмерете, когда за его спиной опустилась большая решетка, он почувствовал, как его покидает часть напряжения и уже был в состоянии не огрызаться на своих эдочареев, пока они освобождали его от парадных одежд и драгоценностей. В пуховой куртке из простеганного шелка и мягких домашних туфлях он спустился в Черепаховую гостиную и внезапно замер от новой мысли: если ты можешь разобраться в споре небольшого городка, мелкого феодала и князя Че-Четор, то сможешь заставить придворных принять твою волю и даже — тебя это не убьет — иметь дело с Коражасом.

Действительно, он ведь не был глуп. Он вспомнил тот внутренний переворот сознания, когда пришел к мысли, что не имеет смысла пытаться угодить всем. И эта смена точки зрения позволила ему за театральностью и напыщенностью манер участников представления разглядеть их глубинные мотивы и побудительные причины. То же самое будет с Коражасом. Их бурная поверхностная деятельность больше не испугает его и не скроет того, что ему действительно следует видеть.

Может быть, я действительно смогу сделать это, подумал он, и спал в ту ночь гораздо спокойнее, чем ожидал.

* * *

Он начал задавать Беренару вопросы иного рода, что позволило ему лучше разбираться в хитросплетениях аргументов Коражаса. Свидетель Справедливости, старейший из семерых, сварливый и упрямый, рефлекторно не соглашался с любым предложением Свидетеля Парламента, но был глубоко предан Свидетелю по иностранным делам и не позволял в его адрес ни одного критического замечания. Свидетель епархии поддерживал Чавара чаще, чем лорд Бромар, Свидетель по иностранным делам; Майя догадывался, что тот разделяет политику Чавара по принципиальным соображениям, а не из жажды власти. Свидетель Атмазара редко выступал в Совете и еще реже вставал на чью-либо сторону, он часто выглядел так, словно говорит, не задумываясь, но ни разу не угодил ни в одну из ловушек, расставленных для него Свидетелем Университетов и Свидетелем епархии.