Гоблины: Жребий брошен. Сизифов труд. Пиррова победа (сборник)

Хозяин не догадывался, что собака соседа уже давно «прикормлена» наркотой. Поэтому, когда та принесла в кошару узелок и не получила ожидаемой «пайки» (бараньи кишки с гашишем), то в бешенстве набросилась на прикованного к столбу узника.

Стоит ли ее винить за это? Ведь ломка собаки-наркомана мало чем отличается от ломки ее наркозависимого друга-человека… [51]

…Зеча открыл глаза и недовольно потряс головой, словно бы пытаясь вытрясти из нее остатки неприятных воспоминаний:

51

Вообще говоря, использование чеченцами собак в качестве посыльных, особенно если те были заранее натасканы на наркотики, – это явь обеих военных кампаний, ни в литературе, ни в публицистике доселе практически не упомянутая. Если у обычной собаки узник забирал котомку с едой и та просто возвращалась обратно к хозяину, то вот в случае с «наркозависимым» животным прикованный раб обязан был поделиться с ней «заслуженной наркопайкой», прилагающейся в качестве довеска к переносимому предмету.

– Такая вот «тварь божья» под Мескер-Юртом мне половину левой кисти и кусок задницы отгрызла, – глухо сказал он.

– Это когда мы с Куртом тебя из зиндана вытаскивали?

– Да.

– Так то чеченская была. А это наш, российский, дворняга.

– А Чечня, по-твоему, что? Не Россия?

– Чечня – это…

Бугаец ответить не успел, так как у Зечи неожиданно подал голос мобильник:

– …Да… Здорово!.. Север? Нормально. «Шумел багульник, ягель гнулся, а ночь мурманскою была…» Слушаю… Понял тебя… Да… А известно в какую?.. Как?.. Есть, впитал. Да не то плохо, что форс-мажор, главное, чтобы не на миноре кончить… Во-во… Хорошо. В таком разе мы погнали… Все. До связи… – Зеча убрал мобильник и прыжком вскочил с земли на ноги. – Подъем, брателло!

– Что там еще стряслось?

– Девки этой ночью здесь не появятся.

– Почему?

– Неважно. Какой-то у них форс-мажор случился, и они остановились в гостинце «Полярные зори». Едем в город. Там, уже на месте, сориентируемся…

Мурманск,

17 сентября 2009 года,

четверг, 23:47 мск

Ресторан при гостинице работал только до полуночи. Исходя из этого обстоятельства, Нежданова и Прилепина сразу обосновались в ночном «Баренц-баре». Выбор собственно еды здесь был невелик, зато проблем с кофе и алкогольными напитками не наблюдалось. Атмосфера в баре оказалась на удивление приятственной, и, если бы не компания любителей караоке, обосновавшихся за дальним столиком, заведению смело можно было поставить полновесные четыре (здесь – по питерским меркам) звезды…

– …Заезжает мой бывший как-то за мной на работу.

– Бывший? – выцепив наболевшее, заинтресовалась Юля.

– Еще недавно, вроде как бывший. А теперь – уже и не поймешь какой, – вслух задумалась Ольга. Судя по тому, что на их столике появилась вторая бутылка вина, а темы разговоров перешли на доверительно-интимные, барышни к этому моменту притерлись друг к дружке и поняли, что обе они, в общем-то, не самые плохие бабы на этой планете. Невзирая на разницу в социальных статусах и менталитете. – Короче, неважно какой. Ключевой слово «мой». Так вот. А у меня там, в кабинете, знакомая девчонка-следачка забежала, к празднику нарядиться. Вот она и нарядилась – примерно так! – Показывая как именно, Прилепина задрала юбку одной рукой, а второй надавила на грудь. – Словом, все при ней. А мой, прикинь, сразу рожу поворотил. Говорит: «У тебя тут как с панели!..» А самое противное здесь то, что я тогда отчего-то языком ему подцокала. А сама при этом думаю: «Молодец, девка!»

– В каком смысле молодец?

– Да потому что из дел этих, подшитых, радости не сошьешь. Так уж лучше пусть ее любить будут за то, за что надо. А не за «она в прокуратуре работает». Мол, сгодится, что будет ненужное.

Нежданова неодобрительно покачала головой.

– Не, мой совершенно не такой. По крайней мере про «панель» он бы никогда не сказал.

– Твой, это Литва?

– Ага. Не доводилось встречаться?

– Нет. Слышать – слышала. Но, сама понимаешь, сугубо негатив.

– Ну, это понятно, – невесело улыбнулась Юля.

– Расскажи, какой он, твой Литва?

– Он не мой. Это я так, в порядке хвастовства, ввернула… Литва – он ничей. Как в мультике про дядю Федора, помнишь? «Сам по себе мальчик». Литва – он очень сильный человек. Но я здесь не физическую силу имею в виду. Хотя он и довольно спортивен для своего возраста… Литва, он из тех людей, какие всегда опережают действительность на темп. Ты понимаешь, о чем я?

– Ты хочешь сказать, что он из той породы мужиков, которые становятся цеховиками при Хрущеве, валютчиками при Брежневе и центровыми при Горбачеве?

– Примерно так, – подтвердила Нежданова, удивившись тому, насколько точно ухватила Ольга самую суть. – А еще они – стильны и красивы. Нравятся особенно женщинам. Если выживают в пальбе и тюрьмах, то не опускаются, не садятся на иглу. Выжив, продолжают неплохо жить. Нравятся уже и девушкам… Такие не причиняют боли. И, поверь мне, они не самые худшие люди. Несмотря на их «заслуги» перед законом.

– А как вы с ним познакомились?

Ответ Юли потонул в гомоне ввалившейся в бар дюжины мужичков в казачьих одеяниях. При полном параде, некоторые даже с бутафорскими шашками на боку, девятым валом накатили они на доселе уютную, спокойную гавань и вмиг заполонили собой все живое пространство. Ольга, сидевшая по соседству парочка пожилых иностранцев, а также весь штат обслуживающего персонала с ужасом наблюдали за тем, как с гиканьем да с посвистом казачки принялись беспардонно сдвигать столы, опрокидывать стулья и шумно рассаживаться.

– Господи, опять они! Когда же это кончится? – страдальчески закатила глаза молоденькая официантка.

– У них сегодня последний концерт был, – шепнула ей товарка, что постарше. – Завтра, вернее уже сегодня утром, улетают.

– Слава богу!

– Ну, пошла вода в хату! Девчонки! Подь сюды! – зычно крикнул им немолодой, увешанный крестами и цацками самых причудливых форм и размеров казак. Его яйцевидный череп, единственный среди всех представителей казачьего рода-племени, был гол и массивен, что, по-видимому, являлось отличительным признаком старшего по званию. «Атаман» – сразу окрестила лысого Прилепина.

Молоденькая официантка, обреченно выдохнув, подхватила стопку меню и потащила ее в шумную компанию «лампасовцев». А ее напарница, успевшая за эти беспокойные дни неплохо изучить вкусы постояльцев, сразу двинулась в подсобку за водкой и шампанским.

– Ну всё, понеслась тришкина свадьба! – улыбнулась Нежданова.

– Какая свадьба?

– У нас на Ставрополье так шумные попойки называют.

– Так ты что, казачка?

– А что, непохоже?

– Просто мне показалось…

– Что?

– Да так, ничего.

Прилепина смущенно потупила глаза.

– Типа, у меня типаж на еврейский малость смахивает, да? – догадалась Юля.

– Вроде того, – честно призналась Ольга.

– А кто у нас главный казачий певец, ты разве не в курсе?

– Розенбаум?

– Он самый. И ничего. Мир, как видишь, не перевернулся.

– Ну и ну! Значит, ты у нас, ко всему прочему, еще и казачка?

– А то! – Юля гордо подбоченилась и выпятила и без того немаленькую грудь. – У нас на филологическом, между прочим, настоящий казачий хор был. Вон, навроде этого.

– Так это хор?

– А ты думала, это вооруженное казачье формирование? – презрительно фыркнула «еврейская казачка». – Брось, это всего-навсего заурядные ряженые. Вот и я примерно в такой вот фольклорной компашке некогда подвизалась. Солисткой была.

Нежданова задумалась, вспоминая. А затем, чуть склонив голову, прикрыла глаза и затянула:

Полынушка только горька тра…Горька травынька, ах го…Горька травынька.Горчей ее только служба ца…Служба царская, ах, слу…Служба царская…