Год 1914-й. Время прозрения
Шрифт:
– Из этого следует сделать вывод, - сказала Ольга, переглянувшись с сестрой, - что нам с тобой, Тата, не следует быть такими большими дурами, как Папа и Мама. Глупость в монарших делах может быть допустима только в очень небольших пределах. По одну руку от нас должен встать многомилионный и многонациональный российский народ, наши братья и сестры: православные, католики, протестанты, магометане, буддисты и иудеи. В то же время по другую руку нам необходимо иметь оберегающую трон лейб-компанию: вернейшие из верных, преданные нашему трону как по соображениям верности монархии, так и из понимания важности нашего дела для русского народа.
– Иудеи, Ольга, я не ослышалась?
– переспросила Татьяна, а Ильич с Кобой переглянулись.
– Да, иудеи, - с упрямством ответила Ольга, - ты не ослышалась. Сергей Сергеевич считает, что нет хороших и плохих
– Да вы, сударыня, говорите почти как революционерка-интернационалистка!
– воскликнул Ильич.
– Я удивлен и даже немного шокирован, услышав такие речи из уст дочери царя, которому все двадцать лет не было дела до страдающих в нищете русского и других народов Российской империи! Неужели причиной таких радикальных перемен в вашем сознании стало «тлетворное» влияние товарища Серегина и товарища Кобры, преподавших вам свои суровые истины?
– Чтобы вы знали, господин Ульянов, - строго сказала Татьяна, - моя сестра Ольга всегда была такой, только прежде об этом знали только самые близкие. Очевидно, об этих свойствах ее характера Сергею Сергеевичу поведала Анастасия-первая12, а тот решил, что в условиях, когда к занятию трона не годны ни дядя Михаил, ни тетушка Ольга, императрицей следует делать мою любезную сестрицу, ибо она последняя в нашей семье, кто может удерживаться на узком лезвии бритвы между самопроизвольным распадом всего и вся и жестокой антинародной диктатурой. Для первого в ней достаточно железной воли, а для второго моя сестра слишком человеколюбива.
– На самом деле Сергей Сергеевич и госпожа Кобра - это моя последняя защита от описанного здесь антигосударственного переворота, - грустно улыбнувшись, сказала Ольга.
– Я чувствую, что если меня будут свергать, и тем более убивать, эти двое тут же явятся на мой зов о помощи, встанут перед негодяями и, обнажив мечи, спросят: «А в чем, собственно, дело?» Но мне не очень-то хочется прибегать к такому способу защиты, ведь тогда мне будет очень стыдно за то, что я не смогла справиться сама. Поэтому лейб-компания надлежащего качества для нас есть предмет первой необходимости. При этом это должна быть такая лейб-компания, с предводителем которой нам не пришлось бы спать, как в начале своего царствования слала Екатерина Великая с графом Григорием Орловым, и такая, что в силу своих предубеждений не пожелает свести на нет наши человеколюбивые намерения. По мере роста к нам народной любви и перемен в государственном аппарате важность этого учреждения снизится, возможно, даже до нуля, но на первом этапе он нам будет необходим.
– Если так будет надо, - покраснев, сказала Татьяна, - то с предводителем лейб-компании готова спать я.
– Она поморгала и обвела немного ошалевшую публику взглядом.
– А чего тут такого...
– Она пожала плечами.
– Лишь бы был молодой и симпатичный, как тот же граф Орлов, и с правильными понятиями о чести и достоинстве, чтобы потом не забыл взять бедную девушку замуж.
– Она закусила губу и скромно потупила взгляд.
– Мда... а вот в этом, товарищи, несомненно, есть
влияние диких амазонок, - прокомментировал обалдевший Ильич, - ибо товагищ Серегин таких истин не проповедует, хотя и довольно терпим, когда их исповедуют другие.– И он выжидательно посмотрел на Кобу: мол, как тот отреагирует на столь неожиданное заявление.
– Как ни странно, такой человек поблизости имеется, - сказал Коба, раскрывая пухлую тетрадь для заметок, куда он выписывал разные нужные факты из прочитанных книг. Он казался абсолютно невозмутимым.
– Вот: капитан генерального штаба Дроздовский Михаил Гордеевич, твердокаменный монархист, храбрец с двумя боевыми орденами и военный талант, еще два года назад предвидевший войну с Германией. Говорят, красавец мужчина...
– С добрым лукавством он посмотрел прямо в глаза Ильичу.
– Хотя вопрос, будет ли спать с ним товарищ Татьяна, это ее личное дело. Самое главное, что он любим солдатами, которые вместе с ним готовы идти против микадо, кайзера Вильгельма и самого сатаны. В Основном Потоке он являлся яростным противником большевиков, но причиной тому был уже отвергнутый нами марксов постулат о неизбежном разрушении и упразднении государства. Когда товарищ Ольга расписывала то, какова должна быть ее будущая лейб-компания, я подумал, что этого человека требуется испытать - и либо признать годным, либо продолжить поиски. Установочная беседа с товарищем Бергман полностью вскроет то, чем этот человек дышит на самом деле.
– Хорошо, - сказала Ольга, - я попрошу Сергея Сергеевича навести справки о господине Дроздовском. Но при этом замечу, что предложение моей сестры меня шокировало и потрясло до глубины души...
– Тут запоздало покраснела уже она.
– Как так, Тата, обратилась она к сестрице, - ты готова отдать свое тело еще незнако мому тебе мужчине только для того, чтобы обеспечить мою безопасность?
– Ради общего дела я готова на все, - опустила голову Татьяна.
– Хотя было бы лучше, если бы между нами была настоящая любовь. Ну ты понимаешь...
– Итак, - сказал Коба с нажимом, закрывая свою тетрадь, - сегодняшнее заседание нашего малого совета лучше прекратить. Разговор у нас, кажется, зашел куда-то не туда, в силу чего товарищам Ольге и Татьяне необходимо переговорить наедине, без свидетелей. Да и нам с товарищем Лениным тоже требуется обменяться мнениями, ибо большевистская часть лейб-компании должна быть отобрана с чрезвычайным тщанием.
Семьсот второй день в мире Содома. Поздний вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Власти, комната Ольги и Татьяны.
Как и дома в российских дворцах, Ольга и Татьяна поселились вдвоем в одной комнате в почти пустой башне Власти. Два других постояльца (Коба и Сосо) при этом не в счет. Даже их тетушка Ольга расположилась в башне Мудрости по соседству с госпожой Струмилиной, что означало, что в том мире, где Господь возвел ее на царство, ее власть имела синтетическую природу, состоя из мудрости императрицы Ольги и воплощенной силы ее супруга князя-консорта Новикова13. Очевидно, и так бывает.
Но сейчас Ольга даже радовалась, что в их башне так малолюдно. Втолкнув сестру в комнату, она мысленно приказала невидимым слугам (научилась уже) наглухо запереть дверь и никому не открывать.
– Тата, - строго обратилась она к младшей сестре, - ты что, сошла с ума? Ладно бы ты между нами заявила о том, что вместо меня готова спать с предводителем нашей лейб-компании. В таком случае мы могли бы все свести к шутке, ибо я не желаю, чтобы моя сестра жертвовала собой ради моего благополучия. Нет, нет и еще раз нет! Я потому и завела тот разговор, что не желаю, чтобы лояльность к трону решалась через постель, а ты вдруг при Иосифе и господине Ульянове заявляешь, что добровольно будешь спать с тем, кто возглавит нашу лейб-компанию!
– Никакой жертвы в этом нет, - безапелляционно заявила Татьяна с такой горячностью, что Ольга от удивления сделала шаг назад.
– Ни ты, ни я категорически не желаем уезжать из России, но в таком случае, если все будет идти по-старому, брачные перспективы у нас с тобой нулевые. Ну ладно, ты нашла себе Иосифа, который в будущем другого мира стал величайшим императором всех времен и народов, взявшим Русь под уздцы и вздернувшим на дыбы так высоко, что и не снилось Петру Великому. А мне как быть в таком случае - оставаться все жизнь при тебе старой девой? Не по-братски это, Ольга, то есть не по-сестрински.
– Она смотрела на сестру с вызовом, так что та даже на мгновение растерялась.