Год 1914-й. Время прозрения

– И что же, Сергей Сергеевич, с этим совсем ничего нельзя сделать?
– спросил Радко Радко-Дмитриев.

– Сделать, Радко Дмитриевич, можно много чего разного, - ответил я.
– И ни в одном из этих вариантов болгары не будут воевать с сербами, ибо обе этих славянских нации, как и русские, находятся под моей защитой. Если вы хотите, чтобы дело прошло с наименьшими издержками для Болгарии и ее народа, то окажите мне помощь. Ведь вы у себя на родине человек довольно известный и имеющий авторитет среди пророссийски настроенного офицерства и интеллигенции?

– Да, это так, - подтвердил болгарский генерал.
– Я надеюсь, что вы не будете убивать царя Фердинанда, ведь он, помимо дурного, сделал немало хорошего для нашего народа и страны...

– Да что вы, - отмахнулся я, - ваш царь Фердинанд после низвержения с престола будет навечно депортирован из Болгарии. Если вы хорошо сделаете свое дело и после попытки возращения на трон его не будет ожидать ничего, кроме плевка в морду, то он окажется в родном замке в Кобурге, где и доживет свои никчемные дни. Но если у нынешнего царя в стране сохранится хоть какой-нибудь авторитет, то место его будет на пальме одного из необитаемых островов при полном наборе Робинзона. Возвращения блудного попугая с контрпереворотами мне не нужны, но и убивать без особых оснований я не люблю.

– А кого вы прочите на место царя Фердинанда?
– спросил Великий князь Николай Николаевич, которому отчаянно хотелось на старости лет прислонить свой зад хоть на какой-нибудь трон.

– Если следовать из принципа максимальной легитимности, то место отца должен занять его старший сын Борис, - ответил я.
– Этот юноша уже почти два года совершеннолетний, и к тому же, в отличие от Фердинанда, который в душе остался австрийским офицером, Борис воспитан как настоящий болгарин, душой и сердцем болеющий за свою страну. Все выше сказанное доказывает приоритет воспитания над происхождением.

– Да, пожалуй, тут вы, Сергей Сергеевич, правы, - согласился со мной Николай Александрович, - легитимность в нашем монаршем деле - явление немаловажное, а в некоторых случаях даже основное. Это в далекие времена вашего Артанского княжества на самой заре монархического начала князей и королей можно было призывать на трон, а в наши цивилизованные времена престол можно только унаследовать.

– Никакая легитимность не спасет государство, если в критический момент на троне оказался беспомощный младенец, а также дурак, пьяница и бездельник, - глухо ответил я.
– Если законная линия настолько иссохла и измельчала, что среди нее невозможно подобрать адекватную кандидатуру, монарха на трон можно и нужно призывать со стороны. Как вы знаете, мне уже приходилось распутывать такую коллизию в самом начале семнадцатого века, выпутывая Российское государство из липких тенет Смуты...

– И тогда, - усмехнувшись, сказал Михаил Александрович, - вы ловко увильнули от поползновений дьяков и бояр, собиравшихся возвести на трон именно вас, а не наиболее законного претендента из числа Рюриковичей. С одной стороны, я вас вполне одобряю, а с другой - этот случай как раз доказывает преимущество легитимизма перед выборным началом.

– Выборное начало выборному началу рознь, - ответил я.
– Русское царство начала семнадцатого века -не моя стезя, а слишком хитрому митрополиту Гермогену, из которого я сделал русского кардинала Ришелье, перед расставанием пришлось сказать пару ласковых слов от имени моего Патрона. Но хватит об этом, ибо вопрос призвания монархов на троны потребуется рассматривать только в том случае, если халабуда Австро-Венгерской империи все же рассыплется вдребезги, и вывалившиеся из нее куски будет нецелесообразно утилизировать путем включения в Российское государство. Ну не доверяю я демократическому устройству государства, ибо на поверхность при нем как раз и всплывают самые отборные мерзавцы, дураки и бездельники, а умные и честные люди могут оказаться на вершине власти только случайно. Посмотришь на «демократических» оппозиционных деятелей в начале двадцать первого века - хоть у нас, хоть в Европах - и хочется со всей пролетарской решимостью посыпать их дустом, чтобы не было их больше нигде и никак, такие они безмозглые, мелкие, склизкие и отвратительные.

– Сергей Сергеевич, а что такое дуст?
– неожиданно спросила Ольга.
– Может и нам тоже нужно завести себе такую штуку, ибо развелось разных прогрессивных злословящих деятелей столько, что продохнуть невозможно.

– Дуст, уважаемая Ольга Николаевна, - ответил я, - это такой ядовитый порошок против зловредных насекомых, вшей, блох клопов и прочих сельскохозяйственных вредителей. Считается ужасно вредным для природы в долговременном смысле, ибо при накоплении его в окружающей среде дохнуть от него начинают не только вредные, но и полезные насекомые. Мною это слово применено в иносказательном смысле, так как для всякого монарха желание задавить злокачественную оппозицию является естественным, и массовым образом это делать удобнее, чем давить эту публику ногтем по одному. Но и в этом случае тоже есть опасность вместе со злокачественной случайно задавить и доброкачественную оппозицию, которая обязана присутствовать в самом идеальном государстве.

– А как, товарищ Серегин, вы отличаете одну оппозицию от другой?
– спросил Коба.

– Злокачественная оппозиция не видит в нашем народе и государстве ничего хорошего, - ответил я, - и предается смердяковским мечтаниям о его уничтожении и покорении иностранными владыками. Ярчайший пример -господин Витте, радеющий исключительно за углубление капиталистических отношений в России безотносительно того, нужны ли самой России эти отношения. Доброкачественная оппозиция при этом желает усиления и улучшения государства, в силу чего критикует наши неустройства. Наши чиновники зачастую даже распознать не могут, что сидят в болоте по уши, пока кто-то не начнет дергать их за волосы. И этой болезнью, бывает, страдают не только чиновники.

Император Николай, в чей огород улетел этот камешек, смущенно кашлянул и сказал:

– Кажется, Сергей Сергеевич, благодаря моей неуемной дочери мы отклонились от темы. Скажите, вы собираетесь что-нибудь предпринять против Османской империи в случае ее нападения на наши пределы или предложите справляться нам с ней самостоятельно?

– Это нападение, - сказал я, - должно начаться с нападения германского линейного крейсера «Гёбен», он же турецкий «Явуз Султан Селим», на укрепления Севастополя и с обстрелов других населенных пунктов черноморского побережья, и только потом активизируется кавказский театр боевых действий. Ахиллесова пята Турции -в очень плохих внутренних сухопутных коммуникациях, большая часть что военных, что коммерческих перевозок осуществляются морем вдоль берегов анатолийского полуострова. Единственная серьезная военно-морская сила, способная прикрыть эти коммуникации от нападения - все тот же «Гёбен», то есть «Явуз Султан Селим». Но эту галошу я возьму на себя. Вам, Николай Александрович, чего больше хочется: утопить это чудовище к чертовой матери или заполучить его в трофеи под Андреевским флагом на рейде Севастополя?

У императора Николая загорелись глаза, а его брат понимающе улыбнулся.

– В трофеи было бы предпочтительней, - сказал Николай Александрович.
– В таком случае вся военно-морская обстановка на Черном море сразу изменится с точностью до наоборот. Тогда мы будем там господствовать, а турки носа не смогут показать из-за Босфорских укреплений.

– В случае, если Болгария станет союзником России, - сказал я, - с ее помощью можно будет провести Константинопольскую наступательную операцию и навсегда решить вопрос Проливов, превратив Черное море во внутренний водоем Российской империи. Вот это - единственный крупный территориальный интерес, который стоит ставить всерьез в качестве результата этой войны. А все прочее, включая Восточную Пруссию и Галицию -желательно, но не принципиально. Кенигсберг и окрестности после войны можно было бы вернуть кайзеру Вильгельму за хороший выкуп машинами и оборудованием для новых российских заводов, потому что иначе земли с чисто германским населением могут стать для вас обузой и источником неустройств пострашнее Прибалтийских губерний и Великого княжества Финляндского.

– Мы подумаем об этом, - пожал плечами Николай, - но пока гремят пушки, говорить на эту тему мне кажется несколько преждевременным. И вообще, сие зависит от поведения кайзера Вильгельма. Если он повернет на восток основные силы своей армии, и война между нашими империями вспыхнет с новой яростью, то шиш ему, а не Восточная Пруссия. И сам не отдам, и дочери накажу, чтобы ни пяди земли не вернула обратно. А если кайзер будет упрямиться, то с вашей, то есть Божьей, помощью установим новую границу по Одеру и Нейсе.

– Да, Папа, - сказала Ольга, - в этом я тебя всемерно поддерживаю, хоть и понимаю аргументы Сергея Сергеевича. А что касается Прибалтийских губерний и финляндских земель, то тамошний сепаратизм должен быть беспощадно подавлен, а население по уровню владения русским языком и лояльности приведено в то же состояние, что и в центральных российских губерниях. Dixi! Я так сказала!

Часть 56

Семьсот двадцать первый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.