Год активного солнца
Шрифт:
Все уже давно уселись, и я с изумлением обнаружил, что все еще стою на ногах.
Невольно я взглянул на Нану. Неужели она обо всем догадалась? Не думаю. Во всяком случае, по выражению ее лица этого не скажешь. Она с нескрываемым восхищением и одобрением разглядывает Эку.
И Гиви ничего не заметил.
А я боюсь даже глаза поднять на Эку.
К тому же никак не удается содрать с губ грубо намалеванную жалкую улыбку.
Откуда-то издалека до слуха моего долетел шум моря. Постепенно шум этот усилился. Волны сначала едва обозначились, потом сделались выше и наконец встали на дыбы, словно
Собравшись с силами, я всячески пытаюсь заглушить в себе яростный рев волн.
— Вы в командировке? — словно из подземелья донесся до меня приглушенный голос Гиви.
— Что вы сказали? — никак не могу понять, о чем он меня спросил.
— Вы здесь в командировке?
— Ах да, конечно. И не в Москве, а в Серпухове.
Я немного успокоился. Рокота волн уже почти не слышно. В глубине зала я заметил нашего официанта и подозвал его.
— Если вы не обидитесь, заказ я сделаю сам, — неуверенно сказал Гиви.
— Сегодня вы наши гости, и, пожалуйста, не будем больше говорить об этом.
«Наши гости».
Гиви сдается.
Наконец-то мне удалось закурить.
Ядовитый дым просачивается в легкие.
К счастью, заиграл оркестр.
«Наши гости», — повторяю я про себя и пытаюсь представить, как подействовали на Эку мои слова.
А может, никак? Может, в душе она просто посмеялась надо мной?
Чуточку осмелев, я слегка поворачиваю голову к Эке. В глаза мне бросилась необычайная бледность ее лица.
Сердце мое болезненно сжалось.
— Покурить не найдется? — спрашивает меня в туалете порядком подвыпивший мужчина.
Я шарю в карманах и только потом вспоминаю, что оставил сигареты на столе в ресторане.
Я отрицательно мотаю головой. Потом открываю кран на полную мощность и подставляю лицо под холодную струю. С каким наслаждением я смочил бы волосы, но, увы, как-то неловко. Выпил я вроде не так уж и много, но лицо горит. Я разглядываю в зеркале свое отражение и с изумлением отмечаю, как сильно вздулись у меня жилы на висках. Даже дотронуться больно.
— Покурить не найдется, а, друг? — спрашивает все тот же мужчина. Видно, он меня не узнал.
Мелодичный блюз под сурдинку.
— Может, потанцуем? — обращается к Эке Гиви и встает.
— А вы танцевать не собираетесь? — с улыбкой спрашивает Эка Нану.
— Сие от меня не зависит! — говорит Нана, незаметно показав на меня глазами.
— Мы ведь еще ни разу не танцевали с тобой, Нана. А теперь мне как-то не до танцев. Для первого раза такое настроение вряд ли подойдет. Отложим до лучших времен. Идет? — оправдываюсь я перед Наной, когда Гиви с Экой смешались с толпой танцующих.
— Как угодно, — улыбается Нана.
Я сижу спиной к оркестру и, естественно, не вижу, что там делается на танцплощадке.
Зато Нана пристально разглядывает танцующих.
Я беру в руку полную рюмку коньяка и опрокидываю ее, не сказав ни слова.
— Нодар, кто такая Эка?
Вопрос застал меня врасплох. Смешавшись, я поднял глаза на Нану, ожидая встретить взгляд, полный жгучего женского любопытства. Но Нана продолжала
скучающе наблюдать за танцующими парами. Я успокоился.— Как тебе сказать. Обыкновенная девушка, преподаватель музыки.
— Ты давно знаком с ней?
— Ну не так чтобы очень…
Пауза.
Почему Нана спрашивает меня об этом? Неужели она о чем-то догадывается? Наверное. От женщин ничего нельзя утаить. Наверняка догадалась.
Пауза.
Но о чем она могла догадаться? Допустим, что Эка когда-то даже нравилась мне? И что из того? Разве это что-нибудь значит теперь!
Я закуриваю.
И чувствую, как желтый ядовитый дым лениво щекочет мое горло.
— Какая она красавица, правда?
И опять Нанин вопрос ставит меня в тупик. Я испытующе смотрю на нее, пытаясь разгадать тайную подоплеку вопроса.
Нанино лицо совершенно невозмутимо.
— Да, она очень красивая!
Мне не нравится мой похоронный голос.
— Знаешь, она относится к тому типу женщин, которые чем дальше, тем краше. Как ты думаешь, сколько ей лет?
— ???
— Хотя бы на глазок. Как тебе кажется?
— Ну, лет двадцать семь — двадцать восемь.
— Вот и я так подумала.
Пауза.
Я наливаю в рюмку коньяку и пью залпом, но облегчения не чувствую. Ничего не могу с собой поделать. Ни улыбнуться, ни хотя бы перевести разговор на что-то другое. Только бы не молчать, только бы не давиться этим тягостным молчанием. Надо бы собраться и принять максимально беззаботный вид. Неужели Нана о чем-то догадывается? Да, но о чем она может догадаться? С Экой меня уже ничего не связывает. Ну и что из того, что мы случайно столкнулись здесь сегодня? Что из того, что настроение у меня непоправимо испорчено? Обычная неловкость, и только. Меня выбило из колеи чувство вины перед Экой. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как мы расстались, а я уже влюбился в другую, а я уже весел и счастлив с другой. А ведь я упорно пытался убедить Эку, что я окончательно выхолощен, опустошен и не способен больше ни работать, ни влюбляться.
Но сколько бы я ни твердил себе, что все дело в неожиданной и неловкой ситуации, в которой мы все невольно оказались, чем дальше, тем меньше я верю в это.
Нет, мое нынешнее состояние вовсе не похоже на состояние человека, застигнутого на месте преступления. Совершенно иное переживание и боль отягощают мою душу…
Может, я по-прежнему люблю Эку?
Глупости.
Но что же тогда со мной происходит?
Может, все дело в зависти? Но чему я завидую и кому? Разве не должен я радоваться, что Эка наконец-то нашла свою дорогу и создаст семью? Может, чувство ревности к тому, другому, еще яснее напомнило мне о годах, полных любви и счастья?
Нет, причиной тому вовсе не зависть, не ревность, не чувство стыда, пробужденные нежданной встречей и тяжелым камнем давящие на мое сердце. Может, где-то в глубине души опять вспыхнула искорка любви к Эке?.. Невозможно!
— Четыре кофе, пожалуйста!
— Нести сразу?
— Минут через десять — пятнадцать.
— Будет сделано.
— Как вы здорово танцевали! — говорит Нана Эке.
— Неужели? — улыбается Эка.
— Вам так идет танцевать!