Год Дракона
Шрифт:
Майзель подошел к нему и сильно нажал на плечо, усаживая Квамбингу назад в плетеное из раттана кресло, и сам уселся на стол, не заботясь сейчас ни о каких церемониях и условностях. Сказал глухо:
– Выдай ее замуж, Квамбинга. И сделай это быстро, друг мой.
– Она не понравилась тебе, – вздохнул император. – Конечно, куда ей, дикарке из Намболы, до искушенных в любви белых женщин… Мне жаль, Дракон.
– Я прослежу за тем, как ты устроишь ее судьбу, – Майзель смотрел Квамбинге в глаза до тех пор, пока император, вздохнув, не отвел взгляд. – Она чудная девочка, и дело не в ней, а во мне. И не смей
– Я позабочусь о ней. Даю тебе слово, что ни один волос не упадет с ее головы. Я просто хотел, чтобы…
– Я знаю, знаю, друг мой, – Майзель положил руку на плечо императора и, сильно сжав его, встряхнул. – Я знаю, и я благодарен тебе. Но пусть случится то, что должно…
Что– то же должно случиться, подумал он. Так дальше не может быть. Что же творишь Ты со всеми нами, с ней и со мной, эй, Ты, как там Тебя?!.
ЛУАМБА, ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. ИЮЛЬ
Наступило утро. Елена встала с саднящей головной болью, приняла прохладный душ, и ей немного полегчало. Она накинула на себя махровый халат, выпила, давясь, еще одну таблетку… В это время раздался стук в дверь.
– Кто там? – по-английски спросила Елена.
– Свои, – по-чешски ответил Майзель. – Можно?
– Заходи.
Он вошел и остановился на пороге. Ни тени усталости, ни тени сомнения не было на его лице. Только глаза выдали его с головой, – жуткий огонь полыхал в них, казалось, освещая все вокруг неподъемным, давящим светом.
– Помочь тебе надеть скафандр? Мы вылетаем через час.
– Спасибо. Я сама справлюсь.
– Ты уверена?
– Обязательно, – она усмехнулась.
– Елена…
– Да?
– Нет. Ничего. Извини. Если хочешь, я уйду…
– Прекрати оперетту. Тебе придется уйти, потому что я собираюсь пудрить носик, и зрители мне при этом абсолютно не требуются. Я буду готова через полчаса, если тебя это устроит. Один вопрос.
– Конечно.
– Вы что, климат здесь меняете?
– Ты почувствовала?
– Еще бы.
– Это только местная, так сказать, анестезия. Города, промышленные зоны… Мы же не маньяки…
– Маньяки. Именно маньяки. Вы ненормальные. Причем все…
– Обязательно. В прежнем климате невозможно было заниматься делами. Только петь, плясать и совокупляться. Мы с этим покончим.
– И с совокуплениями тоже? – усмехнулась Елена.
Он пропустил это мимо ушей и протянул ей вчерашний тюбик:
– Смажь, пожалуйста, лицо. Хочешь съесть что-нибудь?
– Кофе.
– Хорошо. Как скажешь. Я распоряжусь… Увидимся.
– Пока, дорогой, – Елена улыбнулась, а Майзель дернулся от этой улыбки, как от пощечины.
И, не сказав больше ни слова, по-военному развернулся и вышел в коридор. Елена немного постояла, зажмурившись, помотала головой и вернулась в ванную, преисполненная решимости, как и обещала Майзелю, «попудрить носик». Она по-прежнему не злилась на него. То есть, злилась, конечно… Нет. Злостью это нельзя было назвать. Это была такая горькая, почти как в детстве, обида, – как он мог так?! Ведь он же… Ведь я… То, что произошло вчера, должно было произойти, подумала Елена. Так мне и надо. Распустила слюни,
идиотка. Ну, я тебе покажу экскурсию…Квамбинга провожал их, – снова в рабочем порядке. Елену поразил взгляд императора, адресованный ей – взгляд, полный уважения, восхищения, даже благоговения… Она совершенно не поняла, что это значит. И потому не придала этому большого значения.
ПРАГА. АВГУСТ
На следующий день он снова разбудил ее телефонным звонком еще до рассвета, как ни в чем не бывало:
– Елена, я еду в Будапешт. Поехали со мной.
– Что, прямо сейчас?! О-о… Еще пяти нет… Ты больной…
– Я здоров. У меня кое-что есть для тебя в машине.
– Что?!
– Фаршированные кнедлики, что! Отличный кофе, на самом деле. Выходи, говорю!
– Послушай, кто дал тебе право в таком тоне…
– Я никого не спрашиваю. Форма одежды парадная. Ты выходишь?
– Да. Мне нужно двадцать минут, чтобы собраться. А надолго?
– Узнаешь в дороге.
– Ты раньше никогда не приглашал меня. Что изменилось?
– Все изменилось. Долго ты еще собираешься копаться?
– Хам и маньяк.
– Да выходи ты наконец!!!
Она вышла из подъезда. Майзель стоял возле своего «дракономобиля», распахнув пассажирскую дверь.
– А что, мы вдвоем?
– Тебе кого-нибудь не хватает? Свита мне в такой поездке не нужна.
Елена уселась, он тоже. Помог ей пристегнуться крестообразным ремнем, пристегнулся сам:
– Дорогая, предупреждаю и прошу: поедем быстро. Участками – очень быстро. Не пищать, ладно?
– Подожди… Мы что, на машине – в Будапешт?!
– Да. Машиной быстрее. По воздуху я летаю только на расстояния больше тысячи километров в одну сторону. Потому что самолет – очень дорогое удовольствие и отвлекает от работы массу людей.
– Какая восхитительная скромность. Ты меня растрогал. И как быстро мы поедем? Еще быстрее, чем в аэропорт?!
– Да я там даже разогнаться не успел…
– Кошмар какой-то…
– Елена! Мы для чего столько тысяч километров супердорог в Альянсе построили?! Чтобы ползать по ним, как черепахи?! Я быстро езжу, потому что я… Да просто потому, что мне так нравится!
– Вот-вот, – проворчала Елена. – А то все про человечество да про великие свершения…
Майзель расхохотался.
– Не сердись, дорогая. Я правда спешу, потому что хочу к ночи быть дома. Ты ведь не сердишься?
Елена сделала вид, что не расслышала, и Майзель не стал форсировать разговор. Только ввинтился в поворот чуть резче, чем обычно.
ПРАГА – БУДАПЕШТ – ПРАГА. АВГУСТ
Они разговаривали дорогой мало, – Майзель все-таки действительно слишком быстро ехал, и Елена в самом деле опасалась его отвлекать. Хотя автомобилем он управлял, как бог. Ну, или, по крайней мере, как его первый заместитель… Он вообще все делал удивительно вкусно. С таким необъяснимым и непередаваемым изяществом красивого самца, что Елене, наблюдая за ним, оставалось только облизываться и глотать слюнки. И злиться на него было решительно никак невозможно. Это просто масштаб такой, подумала Елена с грустью. Ну, нельзя разглядеть все и везде успеть. И чтобы никому не было больно, – так не бывает тоже…