Год гиен

Меритра заметила: несмотря на ранний час, девушка ухитрилась нарумянить щеки, подвести глаза краской и привесить к ушам длинные мерцающие сережки с голубыми фаянсовыми бусинами. Кеея знала, что некрасива, но всеми силами старалась поправить дело косметикой и украшениями, какими бы дешевыми они ни были.

Мерцание бусин Кееи в переливающемся свете беспрестанно раздражало и отвлекало Меритру. Стиснув зубы, госпожа заставила себя не обращать внимания на голубые вспышки, которые видела краем глаза.

Десятник нагнулся, чтобы посадить еще один пучок зеленых ростков. К несчастью, он стукнулся задом о каменный край пруда, и нырнул вперед, из-за чего Кеею с головой окатила вода. Девушка уронила горшок на камни двора. Он разбился, рыбки заскользили по плитам, корчась, трепыхаясь и быстро угасая прямо у ног жены Ненри. Уже второй раз за неделю рыбки погибали по вине слуг!

— Меня окружают слабоумные, — сказала Меритра сквозь стиснутые зубы.

Ее заглушил пронзительный вопль Кееи.

— Посмотрите на мое платье! — завизжала она. — Оно пропало!

— Твое платье?! — вскипела Меритра. — А как насчет моих рыбок, маленькая шлюха?! Ты их всех погубила!!!

— Я не виновата, госпожа! Вы же видели, что он сделал!

— Клянусь, ты за них заплатишь. Я вычту их стоимость из твоего жалованья.

— Но вы не можете винить меня в том, что случилось!

Меритра быстро подошла к девушке и сильно ударила ее по лицу. Служанка взвыла еще громче.

— Я не буду за них платить! Не буду! — упрямо кричала Кеея в паузах между пощечинами, решительно мотая головой. Голубые бусины мерцали на солнце, как крылышки жуков.

Госпожа хотела всего лишь оттаскать девушку за волосы — и только-то. Но, потянувшись к ней, почувствовала под пальцами что-то холодное и металлическое. Потом услышала утешительный звук рвущейся плоти.

Кеея внезапно прекратила вопить, тупо уставившись на руку хозяйки, в которой были теперь зажаты смятые голубые бусины. Потом нерешительно прикоснулась к мочке уха и увидела, что пальцы ее залиты кровью. Платье тоже оказалось запачкано красным.

Все соседи услышали пронзительные вопли девушки. Люди бросали свои дела и прислушивались, карабкались на плоские крыши и глядели в чужой двор. Они цокали языками, став свидетелями того, как их соседка Меритра мучает еще одну служанку.

Именно тут ворота распахнулись — их открыл тупоумный слуга Ненри. Кеея резко замолчала и вместе с госпожой уставилась в ту сторону.

Ненри стоял рядом с большим паланкином и моргал, пытаясь понять, что перед ним за сцена. Кровь на плитах двора, плачущая служанка, повсюду трепыхаются рыбки… Что тут могло случиться?

Жена подошла к воротам и развела руками в преувеличенно гостеприимном жесте:

— Да будет благословен тот день, когда мой господин вернулся домой!

Ненри, насторожившийся из-за насмешливого тона жены, попытался заговорить.

— Любовь моя… — начал было он.

Но его перебили обличительные речи, полившиеся из ее уст.

— Итак, ты жив и здоров. Какой же я была дурой, что беспокоилась, не погиб ли ты, не ранен ли разбойниками! Почему ты не мог послать ко мне своего человека с весточкой?

— Он был мне нужен. Мой брат был… И до сих пор… Он очень болен — ты сама видишь.

С этими словами муж повернулся и показал на человека в паланкине. Шерстяное одеяло, укрывавшее Семеркета, едва вздымалось от его дыхания.

— Да я вижу, его доставили четыре носильщика. Ты за ним присматриваешь лучше, чем когда-либо присматривал за мной. И во сколько тебе это обошлось?

— В тридцать медных колец.

— В тридцать? Услышь его, бог воров и странников! Это кресло что, умеет летать?

Меритра бросила обвиняющий взгляд на наемных носильщиков. Те невольно шагнули назад, на улицу.

— Других носилок я не нашел, любовь моя. Я же тебе сказал — он болен. Очень болен.

Женщина сдернула с Семеркета одеяло.

— Ты имеешь в виду — у него похмелье!

Человек в кресле слегка шевельнулся.

Потемневшие веки Семеркета дрогнули, он медленно открыл глаза, и агатовые блики в них слегка замерцали при виде незнакомой обстановки вокруг. Он увидел слишком пышно разукрашенный двор, своего съежившегося брата, перепачканную кровью служанку — и сразу понял, где находится. С легким стоном пришлось снова закрыть глаза, почти не интересуясь нескончаемой обвинительной речью Меритры.

— …Такие деньги выброшены на ветер!

— Моя любовь, пожалуйста… Он же наш гость… Он тебя услышит.

— Гость?!

— Я подумал — правильней будет доставить его сюда, чтобы о нем было легче заботиться.

— Не спросив меня?

— А что еще мне было делать? Он — мой брат.

— А я — твоя жена.

— Ты сама сказала, чтобы я что-нибудь с ним сделал!

— А я говорила, чтобы ты притащил его сюда, в наш дом? Он наверняка снова запьет и всех нас опозорит. Будет вопить ночью, как бешеный бабуин, взывая к этой шлюхе, на которой был женат, так что услышат все!

Поток упреков оборвался внезапным вскриком. Рука Семеркета протянулась с носилок и схватила ее за запястье. Меритра задохнулась от боли, слезы брызнули у нее из глаз.

Семеркет заставил Меритру медленно опуститься на колени, так что ее лицо очутилось напротив его лица. Его голос был тихим и неумолимым:

— Чувствуешь эту руку? Ее силу?

— Отпусти меня, — прошептала она, широко распахнув глаза.

— Еще одно слово о Найе — и я сломаю тебе шею, как тростник.

Женщина уставилась в его черные глаза — и поняла, что это и впрямь человек Сета, сеющий везде, где бы ни появился, хаос, смятение… и насилие. Она не сможет крутить им благодаря своему скверному нраву или переменчивым настроениям, как крутит своим запуганным и уступчивым мужем.

— Говори обо мне все, что хочешь, — продолжал Семеркет все тем же ровным тоном. — Но ни слова — о Найе, поняла?

Меритра кивнула.

Он выпустил ее запястье так внезапно, что она упала и шлепнулась на землю. Меритра перевела взгляд со своего смущенного молчаливого мужа на слуг. Кеея забыла про свое ухо и с раскрытым ртом глазела на госпожу, растянувшуюся на плитах двора. Десятник в пруду пялился на нее из-за тростника.