Год провокаций
Шрифт:
“Жигулей”, случайно толкнувших его в ногу. И еще лежал на своей нижней шконке маленький, щекастый, как хомяк, в очках с толстыми линзами имиджмейкер. Это он поведал, как во время выборов в Госдуму со своими товарищами отключал в отдельных районах города свет и воду, чтобы поднять народ.
Рыжего Суровова, который стрелял в управляющего банком, да промахнулся и попал в совершенно случайного прохожего, в камере уже не было. Не было и соседа, который хотел вывести на чистую воду милиционеров, устраивающих провокации в отношении интеллигентов, бомжей. “Схватят, лезут в карман, – рассказывал
– Здравствуйте, – поздоровался Никита, валясь на свободный матрас на нижнем “этаже”.
Ему кивнул издалека валявшийся, как морская корова, толстяк, а имиджмейкер с верхней шконки свесил голову, придерживая очки:
– Ну, что там на свободе? Обещали телевизор, не дали, гады.
Никита неопределенно пожал плечами и закрыл глаза. Что он может сказать?
– Вас по новой будут как маньяка трепать? – осведомился кто-то из незнакомых ему сидельцев. Люди всё знают. И откуда что становится известно?!
– Не должны, я всё объяснил. – Никита покосился в сторону голоса.
Спрашивал бледный человечек неопределенного возраста, сухонький, в сером костюме при бабочке. Бабочку не отняли, видимо, по той причине, что на жидкой ее резиночке не повесишься.
– Но ведь и присяжные будут новые, – тихо продолжал человек с бабочкой.
– Лучше обычный суд, – дернув пузом, пророкотал толстяк. – Это профессионалы. Если надо посадить – посадят. А если никому дорогу не перешел – оправдают.
“А я никому дорогу не переходил, – хотел было сказать Никита, но промолчал. – Как же не переходил? Сыграл в дурацкую опасную игру с милицией. Тебя как раз и могут запаковать на большой срок. Пусть уж лучше присяжные”.
– Из-за скандала, что вы учинили, – добавил бледный человечек, – теперь, покуда не перетрясут список присяжных, много времени пройдет.
– Лучше ждать надеясь, чем сидеть без надежды, – отозвался и вовсе новый, глуховатый голос из угла слева. Там лежал старик с длинной бородой, глядя желтыми глазами в пространство. – А может, парень и вправду девок резал, кто же знает. Только господь бог!
– Да вы что!.. – дернулся Никита, вновь впадая в тоскливое состояние одиночества и неопределенности. – Я рыбу-то разделывать боюсь. И зачем бы мне девчонки, у меня жена была…
– А вот как ушла, так и стал резать.
– Так она недавно ушла! – ввязался-таки Никита в бессмысленный разговор. – Да ну вас!
Старик хмыкнул:
– Вот и мне говорят: печати подделывал, деньги печатал. Поскольку старый печатник, а попался на зуб ментам, стало быть, на меня можно все валить. А нынешние деньги только на цветном принтере вытянешь, а уж гербовую печать… с хоть колосками, хоть с двуглавым орлом – разве что Леха Деев умел.
– Вы его знали? – обрадовался Никита. – Я с ним жил дверь в дверь.
– Великий был человек. Царство ему небесное!
– Так он печати подделывал?!
Старик сурово посмотрел на Никиту.
– Я не сказал: подделывал. Мог. Что угодно мог вырезать – на ремне, на резине. На медной пластине. – Бородач ухмыльнулся, голос его несколько помягчел. – После зоны
к нему приставали… говорят, пару раз помог письмо из генеральной прокуратуры нарисовать…– Да, были люди… – почему-то пробормотал имиджмейкер.
Никиту не вызывали из камеры дней десять. Что происходит в прокуратуре? И адвокат не идет.
Зато здесь вновь случились перемены. Толстяк, сменив трико на широченные брюки, размашисто перекрестясь, ушел со своим узелком и более не вернулся. Как-то незаметно исчез и имиджмейкер.
Зато появился злой, с темным лицом парень, пожалуй, ровесник Никите.
Он был в грязных джинсах и джинсовой же куртке, на ногах белые пышные кроссовки на липучках. Матерясь, он залез на освободившую койку и продолжал там материться.
Дед из угла проворчал:
– Ты маму-то не поминай, короед!
– Пошел на х…, я не свою!
– А они твою помянут.
– Кол им в глотку! – захрипел от ярости парень. – Ты чё, поп?!
– Жалею, что не поп. Тебе, вижу, скоро понадобится.
– Что, менты придушат?! У меня шея жилистая, вроде электрокабеля.
С-суки!..
И только часа через два, отдышавшись, он рассказал, за что арестован. Все рассказывают, рано или поздно. От великой скуки и беспрерывного напряжения во всем теле и Никита ждал этого момента.
За что же парень так поносит ментов?!
Никита протянул ему руку и назвал себя.
– А, это тебя присяжные оправдали, а власть по новой в ж… заткнула? – Джинсовый парень пожал ему ладонь, как родному. – Убивать их, б…, на всех углах, под всеми фонарями!
Выяснилось, произошла такая история. Вадим (это его имя) с двумя дружками решил выкатить из гаража свою машину. Долго не могли отпереть гараж. То ли кто сунул в гнездо замка тряпку или деревяшку, то ли рука не слушалась…
– Ну, были малость подшофе.
И тут появился милиционер. Шел бы он мимо, и ничего бы не случилось.
Так нет, стоит и смотрит.
– А когда на тебя мент смотрит, как нарочно, б…, не получается. И вроде пьянее становишься.
Короче, милиционер подошел и попросил показать документы. Документов ни у кого из троих с собой не было, не оказалось даже водительских прав.
Милиционер потребовал пройти с ним в отделение. Парни начали возмущаться: мол, какое твое дело, пошел вон, мы тут живем. Тогда он позвонил по сотовому и вызвал наряд. А чтобы пьяные не разбежались, достал пистолет. Тогда парни переглянулись, а один заорал во все горло:
– Стреляй, мент! Всех не перестреляешь!..
Милиционер растерялся от этого крика и не заметил, что Вадим зашел со спины.
– Ну, я его и уложил… маленько помяли мужика… у него наган-то выстрелил, слава богу, никого не задел, только по жестяному гаражу: жжик. Мы врассыпную.
Но далеко убежать им не удалось. Милиционеры подъехали и мигом за гаражами поймали квелых от водки хулиганов.
– А кто докажет, что мы его били? Где свидетели? Кого они ни спросят, никто не видел. Только его показания. Самое главное – ключ-то подошел… гараж наш…то есть непонятно, зачем он к нам пристал… Хотя я тебе так скажу, Никитка: жаль, мы его не укокали. С гонором мужик, видишь ли, представитель власти! Нет, ментов надо мочить.