Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Год в Касабланке
Шрифт:

Камаль сказал, что хочет рассказать мне кое-что, и предупредил, чтобы я не очень удивлялся.

— Когда-то мы владели десятком зданий в Касабланке. У нас были фабрики и фермы. А теперь все, что у нас осталось, — этот хаммам!

— А что стало с остальным имуществом?

— После того несчастного случая отец потерял интерес к жизни. Ведь его жена и единственная дочь погибли. Поэтому он, образно говоря, пересел на заднее сиденье, и каждый мог переступить через него. Когда всем стало понятно, что он больше не боец, люди растащили все, как шакалы падаль.

Камаль повел меня обратно на улицу.

— Будьте осторожны, — сказал он. — Такое может случиться и с вами. Вокруг

вас полно шакалов. Не успеете и глазом моргнуть, как Дом Калифа исчезнет.

Единственное дело, которое действительно продвигалось, это изготовление рыбацкой сети. Целые мили ее уже были связаны. Хамза с друзьями считали это бесполезной тратой средств. Они сказали, что лучше бы я потратил деньги на то, чтобы усладить джиннов. И сделай я так, настойчиво утверждали они, мне уже не понадобились бы никакие защитные средства. К тому же дом был бы под покровом барака.Для западного человека это было сущим безумием — надеяться только на молитвы и подношения существам, порожденным предрассудками. Но если бы я так поступал, обещали сторожа, то вполне смог бы прожить без всяких средств защиты.

— То есть мне не нужны были бы даже замки на дверях?

— Нет, — ответил Медведь.

— А как насчет страховки на случай пожара?

— И ее не нужно, — заверил Хамза.

— Стало быть, если бы я потакал джиннам и получил их защиту, — заключил я, — то мне вряд ли бы понадобились и сторожа.

Хамза, Осман и Медведь выстроились в шеренгу, плечом к плечу. На их лицах был написан настоящий ужас. Бедняги боялись потерять работу. Я видел, как отчаянно они старались найти подходящий ответ.

— Вам нужны сторожа, — сказал Хамза спустя некоторое время.

— Для чего?

— Но ведь именно мы поддерживаем связь с джиннами.

Началась уже третья неделя Рамадана, а обещанная Камалем новая бригада мастеров до сих пор так еще и не появилась. Когда я напоминал ему об этом, он неизменно заверял меня, что в таком деле торопиться никак нельзя: поспешишь выбрать мастеров, и беспорядок будет еще хуже.

— Эти люди не похожи на строителей, они — художники. Начнешь торопить художника, и он разрежет тебя своим ножом пополам.

— Но мне здесь больше психи не нужны, — сказал я обеспокоенно. — И так уже достаточно натерпелись.

Камаль погрозил мне пальцем.

— Вы не понимаете: в Марокко чем ненормальнее художник, тем лучше он разбирается в том, что делает. Потребуется время, чтобы найти по-настоящему душевнобольную команду для работы здесь, в Доме Калифа.

Франсуа сказал мне, что настоящих мастеров в Касабланке можно найти в старинном квартале Хабус. Я не поверил ему ни на йоту, но заставил Камаля отвести меня туда в пятницу утром только ради того, чтобы продемонстрировать власть.

В последнюю пятницу Рамадана вообще никто не работает. В течение последних трех недель я как никогда мог критично оценить работу любого мастера, но ничего стоящего я так и не встретил. Людям следовало думать о молитве, но у всех у них в головах был один и тот же мираж — огромная тарелка, наполненная кускусом и бараниной со специями.

По дороге в Хабус Камаль молчал. Ему было очень тяжело. Отсутствие сна, никотина и алкоголя вкупе с перегруженностью адреналином окончательно измотало беднягу. И меньше всего ему сейчас хотелось водить меня по каменным галереям базара в поисках рабочих. К счастью, поскольку мой помощник был ослаблен, это позволяло легко им управлять. В отличие от Камаля, да и от всех других мусульман, я сам питался три раза в день и спал ночью семь часов. В последние дни Рамадана я ощущал себя могущественным властелином.

Хабус был не похож на район шикарных французских вилл или многоквартирных домов, характерных для Касабланки.

Почти все здания этого квартала были построены из гранита, а не бетона, самого распространенного здесь материала.

Стрельчатые арки вели к десяткам небольших лавок, расположенных за каменными колоннами. Казалось, что все это простояло века, и я очень удивился, когда узнал, что Хабус был построен французами в тридцатые годы.

В лавках продавались изделия народных промыслов: красочные джеллабы,отделанные шелковой вышивкой; фески- тарбушииз красного фетра; желтые тапочки- бабуши;восточные халаты, украшенные блестками, и свадебные причиндалы на вкус любой невесты. Каждая улица имела свою специализацию: на одной торговали марокканской мебелью, на соседней — бронзовой посудой, на третьей — парфюмерией и косметикой: розовой водой и сурьмой, жасминовым маслом, сандалом и мускусом.

Мастеров нам найти не удалось. Все, кого мы спрашивали, либо бросали на нас сердитые взгляды, либо предлагали прийти после Рамадана. Наверняка этим людям казалось, что я — сумасшедший, если думаю о таких вещах в завершающий период поста. Бродя по галерее, я приметил под одной из арок дворик. Внутри него было несколько антикварных магазинов, каждый из которых торговал обычным набором бронзы в стиле ар-деко, довоенной мебелью и эстампами. Всё в антикварных магазинах Касабланки, без исключения, относится к первой половине прошлого века, это — французское наследство.

Но исключение все-таки нашлось. На задворках одного из магазинов я заметил обеденный стол исключительной красоты. Он был отделан под орех, со слегка искривленными боками и гнутыми ножками. Судя по всему, это была работа не французских, а испанских мастеров. На мой дилетантский взгляд, столик был сделан в начале девятнадцатого века, задолго до того, как французы аннексировали королевство Марокко.

Я подтолкнул Камаля вперед, желая, чтобы он справился о цене.

Владелец магазина был слишком голоден, чтобы заниматься игрой в продавца и покупателя. Он сидел, согнувшись пополам, в старом плетеном кресле так, будто у него болел живот, и поддерживал голову руками. Камаль спросил его, сколько стоит стол.

— C'est cinq milles dirhams, [8] — ответил владелец магазина.

— Пятьсот долларов — это слишком дорого, — заявил мой помощник.

— Мы можем поторговаться, — сумничал я.

Но Камаль направился к выходу из магазина.

— Рамадан сделал этих торговцев жадными.

— Этот человек голоден, — возразил я. — Он будет послушной игрушкой в моих руках.

— Мы уходим, — строго сказал Камаль.

8

Пять тысяч дирхамов (фр.).

На улице мне в глаза бросилась нищенка: пожилая женщина с густой сетью морщин на лице, ее согбенное тело покрывала темно-зеленая джеллаба.Старуха привлекла мое внимание не тем, во что она была одета, и не своим внешним видом, а тем, что она держала в руках.

В ее корзинке были собраны самые прекрасные фрукты из всех, какие я только видел в Касабланке. Я видел, как она ходила от прилавка к прилавку. Продавцы не спеша и внимательно выбирали лучшее яблоко, апельсин или сливу и передавали ей с благословением. Я был удивлен, поскольку на Западе для людей, не имеющих денег, чтобы заплатить, обычно оставляют продукты второго сорта. Я подошел к одному из фруктовых прилавков и спросил владельца, почему он подарил свой самый красивый персик нищенке.

Поделиться с друзьями: