Годы привередливые. Записки геронтолога

Время было замечательное. Опыты шли один за другим, и многие параллельно. Моими крысами и мышами были «забиты» комната в виварии, принадлежавшая лаборатории эндокринологии, и довольно значительная часть помещений лаборатории экспериментальных опухолей. Николай Павлович шутил, что «ласковое дитя двух маток сосет». Тем не менее он поддерживал меня, позволял загружать и помещение, и лаборантов-гистологов. При этом, замечу, ни разу не согласился стать соавтором работ, в выходных данных которых я неизменно указывал его лабораторию.

Интер-Ухта • 1973

Весной наша «команда» снова стала собираться в Хабаровск, все-таки заработки там были неплохие, места очень красивые, контакт со строительным начальством в Крайрыболовпотребсоюзе надежный. Что ещё искать? Я думал иначе. Три лета провел на Дальнем Востоке – достаточно. Надо поискать на следующий год что-нибудь новенькое – страна большая, посмотреть есть на что. Кто-то мне сказал, что штаб ССО Петроградского района формирует зональный интернациональный отряд, который поедет в Ухту – приполярный таежный край Республики Коми. Я съездил в ЛИТМО (Ленинградский институт точной механики и оптики) и записался отрядным врачом в какой-то отряд этого вуза. В соседние отряды врачами записались мои друзья – Валерий Яценко, с которым мы учились еще в медучилище, однокурсник и ассистент кафедры судебной медицины Евгений Литвак, доцент кафедры оперативной хирургии Стас Оганезов. Отрядом I ЛМИ командовал старый товарищ по целине Владимир Беляевский, и ему в отряд в качестве «воспитунчика» я пристроил своего младшего брата Диму, закончившего 9-й класс и не знавшего, как занять лето. «Воспитунчиками» называли трудных подростков, обычно хулиганов, которых райком комсомола, следуя традициям «Республики ШКИД», включал в состав ССО для перевоспитания трудом в здоровых комсомольских коллективах. Шла уже подготовка к поездке. Получали какие-то медикаменты и делали прививки от таежных клещей. Но недели за две до отъезда сняли по какой-то причине назначенного раньше районным врачом «Интер-Ухты-1973» разбитного ассистента кафедры нервных болезней. Петроградский районный штаб ССО собрал на экстренное заседание всех врачей зонального отряда, чтобы выбрать из нашей среды нового районного врача. Требования были особые, так как в составе каждого отряда, входившего в зональный отряд, были иностранцы. Всего, если не ошибаюсь, в состав «Интер-Ухты» входило около 900 человек. Из них около 180 были граждане из дружественных нам и не очень стран Африки, Азии, Арабского Востока и даже ГДР, учившиеся в ленинградских вузах и желавшие своим трудом приблизить светлое будущее в стране победившего социализма.

Приехал на совещание и назначенный областным врачом республиканского КомиССО член горкома или обкома комсомола кандидат медицинских наук Александр Евдокимович Колосов. Мы были немного знакомы, так как незадолго до описываемых событий он стал старшим научным сотрудником патологоморфологической лаборатории моего родного Института онкологии, а до этого работал на кафедре патологической анатомии Санитарно-гигиенического медицинского института. Он и решил судьбу районного врача: увидев меня, он своим характерным голосом, за который к нему везде намертво приклеивали кличку «гундосый», заявил, что нечего тут долго думать: «Вот сидит кандидат медицинских наук Владимир Анисимов, награжденный Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ и медалью „За освоение целинных земель”, много раз бывший на целине и других стройках в составе ССО. И вообще, он работает в Институте онкологии в лаборатории самого Н. П. Напалкова, комсомолец, состоит в резерве на прием в КПСС». Видимо, Александр Евдокимович заранее познакомился с анкетами врачей, но, как я заметил, знал о каждом больше, чем можно было узнать из обычной анкеты. Секретарь Петроградского райкома комсомола Валентина Ивановна Матвиенко, спросив собравшихся, есть ли другая кандидатура, решительно поддержала тов. А. Е. Колосова. Мои робкие попытки ускользнуть от столь высокой и почетной должности были немедленно отметены. «Вам оказывают высокое доверие. И, я уверена, вы его с честью оправдаете!» – напутствовала меня будущий вице-премьер правительства РФ, губернатор Санкт-Петербурга и спикер Федерального собрания Российской Федерации. Мне не оставалось ничего другого, как дать согласие и пообещать оправдать столь высокое доверие.

Доехали до Ухты спокойно. Районный штаб ЗССО «Интер-Ухта» разместился в очень приличном и ухоженном здании какого-то техникума или профессионально-технического училища в районе новостроек. Жизнь закипела. С такой работой на стройках мне ещё не приходилось сталкиваться. Нужно было установить контакты с руководством здравоохранения Ухтинского района и крупных населенных пунктов, проверить санитарное состояние всех лагерей, разбросанных по огромной территории. С первых же дней мы столкнулись с неготовностью некоторых принимающих строительных организаций – где-то не было элементарных бытовых удобств, где-то не готов фронт работ. Помню, что долго воевал с заместителем по АХЧ одного крупного строительно-монтажного управления, который отвечал за размещение ССО. Он совершенно не хотел понимать, что студенты – это не зэки, с которыми он, наверное, долгие годы имел дело, что должна быть чистая вода не только для питья и приготовления пищи, но и для умывания, должны быть баня и электрический свет в палатках, нормальные, не поломанные койки и так далее. На все мои увещевания он отвечал, что Ухта – не санаторий и два месяца можно потерпеть некоторые неудобства – «не баре». «Дожать» его удалось, только написав заметку в районную газету «Ухта», где я рассказал, как встретили и разместили студентов в разных организациях района, и упомянул о нежелании что-либо делать этого начальника. Через день мне позвонил командир этого отряда (кстати, того самого, куда я собирался отрядным врачом) и поблагодарил за помощь. В то время шёл обмен партийных билетов, и этого деятеля так взгрели, что в один день все проблемы были им с блеском решены. А я лишний раз убедился в силе печатного слова.

Нужно сказать, что в большинстве организаций очень хорошо подготовились к приёму студентов, и особых проблем такого рода не было. Были проблемы с организацией работ. В одном из ССО группа немецких студентов из ГДР, членов СЕПГ (Социалистической единой партии Германии), возмущенные тем, что в их УНР (Управлении начальника работ) никак не могли наладить снабжение строительными материалами, не работала техника и вообще было больше простоев, чем работы, по своей инициативе записались на приём к секретарю городского комитета партии Ухты. На приёме секретарь внимательно выслушал вежливо сформулированное удивление немецких товарищей некоторыми недочетами в организации труда в самой передовой стране социализма, трудящимся которой они приехали помочь быстрее завершить построение коммунизма, пообещал разобраться. Можно себе представить, какую головомойку получил начальник управления! Кажется, ему даже не обменяли партбилет и понизили в должности. Да, умела партия вести народ к трудовым победам!

Были и смешные истории. Даже анекдот в Ухте родился: мальчик с мамой идут по улице, на которой студенты траншею под кабель копают. «Мама, мама, – спрашивает мальчик, – а почему дяденька негр сидя копает?» – «Потому что лёжа неудобно!»

Наконец, спала первая суета и дело пошло, медицинская служба в отрядах работала в общем-то без сбоев, студенты болели мало, отрядные врачи были опытные. Я вспомнил о том, что являюсь активным лектором общества «Знание» и даже был избран председателем его ячейки в НИИ онкологии, зашел в горком, где находился, как сейчас говорят, офис Ухтинского отделения общества «Знание», представился. Кандидату медицинских наук из Ленинградского института онкологии, конечно же, были там очень рады. За два месяца я прочел много лекций в самых разных организациях как самой Ухты, так и в районе. Основной темой моих лекций была профилактика рака. Содержание лекции варьировалось в зависимости от аудитории. Помню, что читал лекцию на сажевом заводе, где рассказал, что производство сажи признано канцерогенным для человека и как следует снижать риск развития рака кожи у работников таких производств. Рабочие меня горячо благодарили, а главный инженер, подписав путёвку, прощаясь со мной после лекции, меланхолично сказал: «Зря вы, доктор, такое народу говорите, не будут они беречься». После лекции я заехал в палаточный лагерь ССО, в котором врачом был Валера Яценко. Я помнил, что отряд въехал в прекрасно оборудованный лагерь, палатки были новехонькие, со склада. Прошло всего три недели, а палатки были уже не зелёными, на них лежал слой жирной сажи – в нескольких километрах коптил небо трубами Сосногорский сажевый завод. Хотелось вернуться на завод и сказать главному инженеру, что это его обязанность – снизить выбросы канцерогенной сажи в атмосферу. Жаль, времени на это не было. Но в газете «Ухта» напечатали мою статью о канцерогенных факторах окружающей среды и мерах по снижению их воздействия на человека.

Иногда после лекции подходили слушатели и просились на приём. Когда была такая возможность, я осматривал больных, давал рекомендации, направления к специалистам. Однажды моя медицинская практика очень меня выручила. Пятого августа я поздно вернулся в штаб. После служебных дел именно в этот день я навестил родителей Славы Зудина, передал от него привет и какую-то посылку. Все члены штаба сидели за столом и как-то странно смотрели на меня. «Тебе телеграмма пришла – лежит на твоей койке», – сказал кто-то. Я схватил телеграмму и запрыгал от счастья. Телеграмма была от родителей, которые поздравляли меня с рождением сына! Я попросил у завхоза штаба в долг четвертной, схватил какую-то сумку и, сказав коллегам «я сейчас», собрался мчаться в ближайший гастроном. «Все закрыто, уже 9 часов вечера», – мрачно сказал комиссар. «Ничего, что-нибудь придумаю», – подумал я и помчался через весь город, благо он был весьма компактный, в ресторан, где только и можно было найти то, что мне было нужно. Ресторан был открыт, я прошел к администратору – на мою удачу, я её знал, так как читал в этом ресторане лекцию, после которой именно она обратилась ко мне за консультацией (не будем вдаваться в медицинские детали). Важно, что лечение, которое я ей назначил, оказалось весьма эффективным после длительного безуспешного лечения у местных докторов. Я объяснил ей причину своего визита и попросил продать пару бутылок вина и какой-нибудь закуски, дал деньги и сказал: «На всю сумму!» 25 рублей были тогда приличной суммой (зарплата врача была 90 руб. в месяц). Администратор исчезла с моей сумкой и спустя несколько минут вернулась, вручив мне сумку, приятно позванивавшую стеклотарой, и, еще раз поздравив с рождением сына, выпустила через служебный вход. Когда я раскрыл сумку, чтобы отметить с товарищами столь радостное для меня событие, то наш многоопытный завхоз только крякнул от удовольствия, высказав предположение, что я, наверное, нашел доступ к горкомовскому распределителю, где всегда был самый дефицит по смешным ценам. Так второй год подряд, будучи на стройке, я получил гонорар за свою медицинскую квалификацию. Помните историю с тремя яичками и луковкой?

Весть о рождении у меня сына быстро достигла ушей моих коллег-врачей, так что мои регулярные инспекционные и рабочие посещения стройотрядов сопровождались горячими поздравлениями и, что там лицемерить, иногда нарушением устава ССО, запрещавшего потребление алкоголя. Особенно радовался мой брат Дима, который заявил, что давно мечтал иметь племянника.

Воркута. Минус 604 метра

Время летело стремительно. Приближалось время отъезда. Из республиканского штаба ССО, располагавшегося в столице Республики Коми городе Сыктывкаре, пришла телеграмма, что главным врачам всех районных и зональных отрядов надлежит прибыть такого-то августа на совещание и отчет в штаб ССО города Воркута, располагавшийся по указанному адресу. Мои коллеги и я заранее получили все формы отчетности и в целом были готовы отчитаться. И вот знаменитый курьерский поезд Ленинград – Воркута мчит меня по тундре, по зеленой равнине, стучат колеса, выбивая ритм знаменитой песни о том, как «мы бежали с тобой в зеленеющем мае…». Не спалось, за Интой началась настоящая тундра. Далеко на востоке в дымке синели отроги Северного Урала, а за окнами поезда я увидел свидетельства того, о чем лишь сквозь треск и вой «глушилок» слышал по «Голосу Америки». С завидной регулярностью вдоль дороги стояли развалившиеся остатки разрушенных лагерей ГУЛАГа, кое-где можно было разглядеть даже вышки, на которых – мне выстукивали колеса – «…не дремлет распроклятый чекист». За каждым таким лагерем можно было в неярком свете полярной белой ночи разглядеть заброшенные кладбища со сгнившими деревянными крестами. Мне потом несколько лет снилась эта дорога, вернее, ужас безмолвия безрадостного пейзажа, в котором молча кричали пасти остовов бараков, давно лишившихся крыш и вздымавших зубья редких столбов, когда-то подпиравших кровлю. Мне мерещились сотни, тысячи одетых в тюремные робы зэков, среди которых наверняка могли бы быть и я, и мои друзья, если бы мы родились лет на тридцать раньше.

В Воркуте, в штабе ССО приехавших врачей встречал весёлый и энергичный Александр Евдокимыч. Шевеля своими буденновскими пшеничными усами, быстро принимал отчеты, журя кого за недочёты, кого просто для порядка («чтоб служба мёдом не казалась!»), заставил каждого расписаться в ведомостях за полученный спирт, указанное количество в которых явно превышало то, что мы получали на целый зональный или районный отряд. На недоуменные вопросы особо непонятливых врачей он невразумительно прогундосил какую-то ахинею про взаимозачеты за инструментарий, шприцы, перевязочные материалы и лекарства. Но никому уже до этого дела не было. Затем, собрав всех в большой комнате, подвёл итоги работы медицинской службы республиканского КомиССО, оценив её в целом как вполне успешную, отметил лучших, по-отечески пожурил отставших. В заключение он сказал, что завтра утром после завтрака нам предстоит экскурсия на шахту, и вечерним поездом Воркута – Ленинград поедем в свои, на время оставленные без надзора, отряды.

Я до сих пор вспоминаю эту экскурсию. Нас привезли в автобусе на одну из старейших воркутинских шахт «Капитальная», у ворот нас встретил пожилой, с седыми, коротко стриженными усами дядечка со значком «Почётного шахтера», провел в какое-то похожее на учебный класс помещение, где очень кратко, но профессионально и четко рассказал об истории шахты, как ведётся добыча угля, чем различаются штольня, лава, штрек и забой. Затем провел такой же толковый инструктаж по технике безопасности, провёл нас в другое помещение, где мы облачились в шахтерские брезентовые робы, надели сапоги, шахтерские каски с лампами на лбу. Суровая женщина выдала нам сумки со самоспасателем, на каждой из которых был номер, который она записала в ведомость против наших фамилий. Мы всей группой подошли к клети, вошли в неё и… ухнули на глубину, наверное, метров четыреста. Было жутковато, но интересно. Клеть остановилась, мы вышли в тускло освещённый длиннющий тоннель, напоминавший тоннели метро, прошли немного по нему, и, как в метро, нас ждали небольшие открытые вагончики, на которых мы с ужасным грохотом минут тридцать ехали по узкоколейке, довольно круто уходившей дальше в глубь земли. Приехали в какой-то небольшого диаметра тоннель. В нем стояла гусеничная машина с пушечным стволом. На его конце сверкала стальными гранями огромная «еловая шишка», которая по команде кого-то из темноты стала вгрызаться в породу. Затем наш гид сказал, что, поскольку пласт угля здесь идет под углом 45 градусов и мощность его не превышает полутора-двух метров, нам нужно спуститься на нижний штрек. Он присел на корточки, лег на породу и, махнув нам рукой, чтобы мы следовали за ним, исчез в какой-то щели, шириной не более 70 см. Мы на пятой точке сползали по углю, острые края которого впивались в наши спины, цеплялись за какие-то мощного вида стальные, остро пахнущие маслом цилиндры, которые выхватывали в кромешной темноте наши фонари на касках. Слышался шум каких-то работающих мощных механизмов и кряхтение ползущих по щели следом товарищей. Наконец, мы выпали из этой жуткой щели и оказались в небольшом тоннеле, по которому шла узкоколейка и ехал небольшой локомотив с прицепленными вагонетками, наполненными с верхом сверкающим в лучах фонарей углем.

– А если лава обрушится? – спросили мы нашего Вергилия.

– Ну, это ничего, гидравлические домкраты гарантируют вам просвет в 30 см, полежите, пока придут горноспасатели.

Мы поднялись на-гора, проделав последовательно весь обратный путь. Уже другая неулыбчивая женщина отметила наши самоспасатели по номерам, мы сдали одежду. В кармане своей робы я обнаружил кусок антрацита, который привез домой. Все-таки был он с глубины 604 метра, как сказал нам старый шахтер, когда мы вылезли из щели. «А теперь прошу в баньку, – пригласил он нас в итээровскую раздевалку, – все-таки гости». Гости были черны от угольной пыли. Взглянув на часы, мы увидели, что пробыли под землей почти пять часов! Время промелькнуло незаметно, а ведь мы не работали. Шахтёр объяснил нам, что самая короткая в мире пятичасовая рабочая смена у шахтёра начинается не тогда, когда он входит в шахту или даже в клеть, а тогда, когда он приходит в свой забой и включает компрессор отбойного молотка или угольный комбайн. На шахте «Капитальная» 64 километра подземных выработок, вот и считайте, сколько проводит под землей горняк. Банька была обшита гладким сосновым кругляком, парок и веники были отменными, а когда наш улыбающийся гид поставил перед нами запотевшие кувшины с фирменным кваском, благодарности нашей не было предела. Мы спросили, давно ли он на шахте. Мастер ответил, что давно. Строил шахту, был инженером, маркшейдером, преподавал в филиале Горного института, который окончил в Ленинграде. Выходя из здания шахты, мы увидели, что звезда на копре не горит, извещая, что сегодня план по углю не выполнен. Да, нелегко дается уголёк стране…