Годы прострации

НА ЗАМЕТКУ САМОМУ СЕБЕ: Почему наш холодильник работает совершенно иначе, чем все другие известные мне холодильники? Он не сохраняет продукты свежими, но только портит их.

Крокус явился с сестрой Георгины, Маргариткой, и ее мужем Умником Хендерсоном. Всем, кроме Бретта и Бернарда, они подарили по кружке с картинкой из «Звездного пути».

— Мы не думали, что застанем тебя здесь, — сказала Маргаритка Бретту. — Мы думали, что ты, как всегда, проводишь Рождество на Барбадосе, в отеле «Песочная полоса».

— Бретту изменила удача, — пояснил я.

— А я прекрасно обойдусь без кружки, — сказал Бернард. — Я бойкотирую американские товары с тех пор, как Маккарти устроил охоту на ведьм.

Бретт, сидевший на молочной таре, обвел взглядом всю компанию:

— Кто-нибудь откупорит вино?

Майкл Крокус принес четыре бутылки своего фирменного вина из айвы и сливы. Я не пил эту бурду, но остальным, кажется, понравилось; во всяком случае, никто не плевался. Прежде чем мы приступили к обеду, Крокус раздал всем самодельные рождественские хлопушки. На мой взгляд, бумага ручной выделки с застрявшими кусочками коры придавала им жалкий вид, и взрывались они слишком тихо. Внутри обнаружились крошечные печеньица, усыпанные семечками неизвестного происхождения, и предсказательные записки. На этот раз обошлось без скабрезных шуток, их заменили цитаты из Нельсона Манделы, Канта и Найджела Фареджа, деятеля Великобританской партии независимости. Разумеется, со стороны моего тестя было очень мило позаботиться о праздничных шляпах. Но финансовые страницы «Индепендент», из которых они были сделаны, навевали скорее грусть, нежели веселье. На шляпе матери значилось: «„СЕВЕРНАЯ СКАЛА“: БРАУН НАМЕРЕН ВМЕШАТЬСЯ».

Текст на колпаке отца был перевернут, но мне все же удалось разобрать: «КАЖДЫЙ БРИТТ В СРЕДНЕМ ЗАДОЛЖАЛ 12 700 ФУНТОВ ПЛЮС ИПОТЕКА».

Я снял свою шляпу и прочел: «ДВА С ПОЛОВИНОЙ МИЛЛИОНА БЕЗРАБОТНЫХ».

— Что такое субстандартная ипотека? — поинтересовалась мать, разглядывая шляпу Георгины.

Бретт вскинул голову:

— Это ипотека для тех идиотов, которым не хватает денег на ежемесячные выплаты.

— Нам точно не хватает, — сказала мать.

— Лично я рад, что капитализм загибается, — возвестил Майкл Крокус. — Это означает, что мы можем отдалиться от Европы и зажить простой жизнью. Я предвидел такой поворот событий и обратил все свои сбережения в наличные, которые… — он понизил голос, — положил под матрас, о чем и сообщаю без всяких экивоков. Дурак тот, кто держит деньги в британском банке, и поделом ему, если его разорили.

Бретт заерзал на молочной таре:

— Вы думаете не головой, а задницей, тупой бородатый алкаш.

Отец, который ненавидит Крокуса почти так же сильно, как и я, заметил:

— Ну-ну, Бретт, «алкаш» — это уже перебор.

Георгина переложила красного перца в карри, и очень скоро у нас заслезились глаза и потекло из носа, но, по крайней мере, это обстоятельство вынудило всех умолкнуть — всех, кроме Грейси. Она отказалась от карри, потребовав макарон и сладкий пирог. Воспользовавшись нашим молчанием, дочь затянула монотонные песни, которым ее научили в школе. Каждый раз, когда кто-нибудь прекращал улыбаться или отворачивался, Грейси стучала ложкой по столу и кричала:

— Внимание на меня!

Надо полагать, она переняла это выражение у своей учительницы.

Дневник, я счастлив, что Рождество официально завершилось.

Суббота, 29 декабря

Книжный магазин сегодня закрывается.

Лечения не было. Салли послала меня на ультразвук и анализ крови. Вернувшись в отделение, спросил у Салли, хорошо ли она отпраздновала Рождество в Вулверхэмптоне.

Оказалось, она уехала от родителей вечером 25-го, поскольку дольше не могла выносить, как отец после каждой ложки цокает языком и повторяет: «М-м, ням-ням». Я спросил, когда возобновятся лучевые процедуры.

— Все зависит от результата ультразвука и анализа крови, — ответила Салли.

Поехал в магазин. Мистер Карлтон-Хейес и Лесли были уже там, оба в белых перчатках. Лесли вынимал антикварные книги из застекленного шкафа и передавал их мистеру Карлтон-Хейесу, сидевшему в кресле-каталке. Мистер К.-Х. смахивал с книг пыль сухим помазком для бритья и заворачивал их в ткань, прежде чем сложить в огнестойкую картонную коробку. Я пошел в подсобку варить кофе. Не мог смотреть, как магазин лишают сути. Георгина настаивала, чтобы я поговорил с мистером Карлтон-Хейесом о выплатах по сокращению, но у меня духу не хватило.

Бернард явился к 10 часам и принялся отделять зерна от плевел. Меня поразило, с каким проворством он работал. Я бы долго колебался, решая, что из книг оставить, а что отдать.

— Старик, это проще простого, — сказал Бернард. — Все, что с оружием, кошками или свастикой на обложке, — плевелы, равно как и пышногрудые девицы на фоне замков.

Моя производительность труда была низкой. Я постоянно натыкался на книги, которые давно хотел прочесть. То же самое происходило с мистером Карлтон-Хейесом. Лесли даже покрикивал на него, когда замечал, что мистер Карлтон-Хейес опять погрузился в чтение. В четыре прибыл перекупщик забрать плевелы. Босс отдал всю партию за 275 фунтов. К пяти я совершенно вымотался и прилег на диван. В половине шестого Лесли разбудил меня, они с мистером Карлтон-Хейесом собрались домой. О компенсации говорить было уже поздно. Когда они ушли, я позвонил матери и попросил заехать за мной. Разговаривая, я услышал, как мой голос легким эхом отдается от пустых полок.

Мать припарковалась у магазина вопреки правилам.

— Без книг здесь кажется просторнее, — заметила она, войдя. Потом обняла меня за плечи: — Ты неважно выглядишь.

Я признался, что еле стою на ногах. Мать забрала у меня ключи, заперла магазин и выключила свет. Сквозь витрину мы смотрели на почти голые полки.

— Сюда придет «Теско», — сказал я.

— Если будешь действовать с умом, — ободряющим тоном начала мать, — сможешь получить должность менеджера. Из тебя вышел бы хороший менеджер «Теско».

Спорить с ней у меня не было ни сил, ни желания. Как она не поймет, ежедневный план в «Теско» меня прикончит.

Родная мать совсем меня не знает.

Посещения туалета: тринадцать.

Воскресенье, 30 декабря

Обычно я чувствую себя виноватым, если в половине девятого утра я все еще в постели, но сегодня мне плевать. В два часа съел яйцо всмятку и кусок хлеба с маслом и анчоусами, а потом, как был в пижаме, посмотрел «Охотников за древностями».

Зашла мать пожаловаться на Бретта. Говорит, он вымогает у них деньги, уверяя, будто ему нужно «всего пару тысчонок», чтобы начать играть на бирже. Бретт уже вынудил их установить тарелку спутникового телевидения, он жаждет «отслеживать процессы» на финансовых рынках.

— Он без конца ноет, винит отца. Мол, Джорджа «и близко не было», когда он рос, а ты всегда был его любимчиком.

— Я?!

— Ну да, — вздохнула мать. — Бретт утверждает, что Джордж постоянно хвастался твоими успехами. На что твой отец возразил: «Вот тут ты ошибаешься, Бретт. Успехи Адриана целиком поместятся в крошечном спичечном коробке». Я защищала тебя, внушала Джорджу, что ты многого добился в жизни: дважды женился, завел троих детей, а сколько писем ты получил от Би-би-си!

— Писем с отказами, — уточнил я.

— Неважно, — сказала мать. — Главное, ты их получил.

Понедельник, 31 декабря

Не знаю, сколько раз мне пришлось вставать в туалет ночью, я сбился со счета. И каждый раз я буквально выволакивал себя из постели, а стоя у унитаза, молился, чтобы обошлось без боли. Но боль была всегда, ужасная, жгучая, нескончаемая. Хорошенький канун Нового года — а ведь мы собираемся встречать его в Фэрфаксхолле. Уверен почти на сто процентов: когда Биг-Бен начнет бить двенадцать, я буду торчать в одном из многочисленных туалетов Фэрфакс-Лисетта.