Гоголь: Творческий путь

Говоря об односторонности и условности романтизма, о «ложных характерах» и «кривляньях» романтических писателей, Белинский отмечал их чуждость русской действительности, их надуманность и неестественность: «Марлинский пустил в ход эти ложные характеры, исполненные не силы страстей, а кривляний поддельного байронизма; все принялись рисовать то Карлов Мооров в черкесской бурке, то Лиров и Чайльд-Гарольдов в канцелярском вицмундире». [215] Для писателей-романтиков, А. Марлинского, Н. Полевого и др., важно было исключительное, необычайное как выражение индивидуального начала. Для Гоголя же, напротив того, важно было типическое, выраженное в обыкновенном.

215

В. Г. Белинский, Полн. собр. соч., т. VIII, стр. 81.

В «обыкновенном», «будничном» Гоголь сумел подчеркнуть, заострить типические черты действительности, извлечь из нее «необыкновенное», особенно остро раскрывающее ее типическое начало. «… Чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенная истина», — писал Гоголь в статье «Несколько слов о Пушкине». Эта формула Гоголя решительно противостоит идеалистической эстетике романтизма, требовавшей «необыкновенного», оторванного от жизни, выражающего субъективное ее восприятие. Формула Гоголя противопоставлена и натуралистическому «копированию» обыкновенного, бытового, массовидного. Он требует извлечения из «обыкновенного» — типического начала как выражения и заострения самой сущности явлений.

Верность жизни, изображение «обыкновенного» в его заостренном, необычном проявлении, в его типичности и считал Гоголь наиболее трудной задачей писателя. «Никто не станет спорить, — писал он в той же статье, — что дикий горец в своем воинственном костюме, вольный как воля, сам себе и судия и господин, гораздо ярче какого-нибудь заседателя и, несмотря на то, что он зарезал врага, притаясь в ущелье, или выжег целую деревню, однако же он более поражает, сильнее возбуждает в нас участие, нежели наш судья в истертом фраке, запачканном табаком, который невинным образом, посредством справок и выправок, пустил по миру множество всякого рода крепостных и свободных душ. Но и тот и другой, они оба — явления, принадлежащие к нашему миру; они оба должны иметь право на наше внимание, хотя, по весьма естественной причине, то, что мы реже видим, всегда сильнее поражает наше воображение…» Изображение типического, выражающего основные черты действительности, сделалось художественной программой самого писателя, который с необычайным искусством и правдивостью раскрывал в самых, казалось бы, заурядных, будничных сторонах жизни ее социальное содержание.

Но изображение «пошлого» и «ничтожного», суровой правды жизни представителей крепостнического общества не исключало высокого и прекрасного, трагического и величественного, заключенного в народе. Именно это контрастное сочетание «низкого» и «высокого», проникновение в самую сущность жизни общества определяет реализм Гоголя. Изображение типического в обыкновенном достигается Гоголем путем максимального усиления основной черты данного образа. Забитость Акакия Акакиевича, самодовольство майора Ковалева, романтическая мечтательность художника Пискарева подчеркнуты, заострены рядом подробностей. Типическое еще сильнее ощутимо в необычности ситуаций: похищение шинели Акакия Акакиевича, «секуция» поручика Пирогова, исчезновение носа у майора Ковалева, Чертокуцкий, спрятавшийся в одном халате в коляске, Поприщин, вообразивший себя испанским королем, — все это необычные, острые ситуации и положения, в которых особенно наглядно проявляются типические черты действительности. Но образы, созданные писателем, не становятся от этого односторонними, схематическими, условно-гротескными. В них передано жизненное, конкретное своеобразие, показаны характеры, их социальная типичность, окружающая среда. Детальное изображение среды, точная рисовка профессиональных, сословных, физических признаков каждого персонажа, скрупулезное описание городского пейзажа, обстановки, одежды — все это характерно и для петербургских повестей Гоголя.

Извлекая из «обыкновенного» социально существенное, типическое начало, писатель обращается к самым повседневным жизненным явлениям, решительно восставая против попыток приукрасить действительность. Он постоянно присматривается к жизни острым взглядом художника, схватывает в самых неприметных ее проявлениях то характерное, типическое, что и давало ему материал для его образов. П. Анненков приводит слова Гоголя о его отношении к «поэзии», извлеченной из «прозы жизни»: «Он (то есть Гоголь. — Н. С.) говорил, что для успеха повести и вообще рассказа достаточно, если автор опишет знакомую ему комнату и знакомую улицу. «У кого есть способность передать живописно свою квартиру, тот может быть и весьма замечательным автором впоследствии», — говорил он». Подчеркивая реалистический принцип творчества Гоголя, его обращение к явлениям самой обыденной повседневности, П. Анненков указывает, что «… Гоголь ненавидел идеальничанье в искусстве… Он никак не мог приучить себя ни к трескучим драмам Кукольника,…ни к сентиментальным романам Полевого… Поэзия, которая почерпается в созерцании живых, существующих, действительных предметов, так глубоко понималась и чувствовалась им, что он, постоянно упорно удаляясь от умников, имеющих готовые определения на всякий предмет, постоянно и упорно смеялся над ними и, наоборот, мог проводить целые часы с любым конным заводчиком, с фабрикантом, с мастеровым, излагающим глубочайшие тонкости игры в бабки, со всяким специальным человеком, который далее своей специальности и ничего не знает». [216]

216

П. В. Анненков, Литературные воспоминания, «Academia», Л. 1928, стр. 62–63.

Социальная типология вырастает у Гоголя на основе отражения острых социальных противоречий. Образы, созданные писателем в петербургских повестях, выражают те конфликты действительности, которые возникали в условиях нарастания противоречия между господствующими классами и демократическими «низами». Фигуры «значительных лиц», поручики пироговы, майоры ковалевы и прочие представители господствующих классов даны в их социальной типичности подчеркнуто сатирическими, заостренно-гиперболическими чертами. Тогда как образы представителей разночинно-демократической среды — художника Пискарева, незначительных чиновников, Поприщина, Башмачкина — показаны в сочувственных тонах, в их человеческом «качестве».

Гоголя интересует не только личность художника Пискарева, не индивидуальный портрет преуспевающего майора Ковалева, не жалостный облик Акакия Акакиевича, а каждый из них является для Гоголя типическим представителем определенного «класса» общества, точно очерченной социальной группы. Именно поэтому о художнике Пискареве говорится как о человеке, «принадлежащем к тому классу, который составляет у нас довольно странное явление» — «это исключительное сословие очень необыкновенно в том городе, где все или чиновники, или купцы, или мастеровые немцы. Это был художник». И далее Гоголь показывает Пискарева именно как типическую фигуру петербургского художника, создавая своего рода «физиологический очерк», типический портрет. В этой характеристике петербургского художника (в дальнейшем углубленной все новыми и новыми подробностями быта, обстановки, окружающей среды и т. д.) Гоголь подчеркивает не индивидуальные, а типические черты, — черты, характерные для целой группы, для представителей данного профессионального круга. Точно так же коллежский асессор, «майор» Ковалев, показан Гоголем как типическая фигура этого круга чиновничества. Гоголь и здесь подчеркивает типичность фигуры майора Ковалева, получившего этот чин на Кавказе в условиях произвола и продажности, отличавших там русскую администрацию: «Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощью ученых аттестатов, никак нельзя сравнивать с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенные рода. Ученые коллежские асессоры… Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах. Ковалев был кавказский коллежский асессор». Эта типичность героя и в то же время социальная и даже профессиональная конкретность его являются не только отличительной чертой реализма Гоголя, но и противостоят поэтике романтизма, стремившегося показать исключительность героя, противопоставить его окружающей среде.

Переходя к характеристике поручика Пирогова, Гоголь также подчеркивает его социальную типичность: «… прежде нежели мы скажем, кто таков был поручик Пирогов, не мешает кое-что рассказать о том обществе, к которому принадлежал Пирогов. Есть офицеры, составляющие в Петербурге какой-то средний класс общества. На вечере, на обеде у статского советника или у действительного статского, который выслужил этот чин сорокалетними трудами, вы всегда найдете одного из них».

Акакий Акакиевич показан как «вечный титулярный советник», лицо определенного чина и должности. Ведь в условиях бюрократического чинопочитания, там, где имеют значение не личные достоинства человека, а его чин или звание, человек особенно легко утрачивает свою индивидуальность и выступает лишь как носитель определенного чина. Даже рисуя в своих повестях второстепенных персонажей, Гоголь исключительно точно и тщательно показывает их социальные, служебные, профессиональные черты и признаки. Персонаж у него неотделим от той социальной среды, которою он порожден. Возьмем цирюльника Ивана Яковлевича, явившегося, по мнению майора Ковалева, виновником в пропаже у него носа. Иван Яковлевич выписан Гоголем с удивительной тщательностью и точностью своего бытового, социального и профессионального положения. Фигура Ивана Яковлевича еще более расширяет и оттеняет ту социальную обстановку, в которой происходит необычайное происшествие с носом майора Ковалева.

Цирюльник Иван Яковлевич или портной Петрович — это еще одна, и притом существенная, социальная «сфера» петербургской жизни, открытая Гоголем и ставшая в скором времени достоянием писателей, обратившихся к изображению «физиологии» Петербурга. Сфера мещанского, ремесленного люда столицы показана Гоголем вслед за Пушкиным, за его «Гробовщиком». Гоголь не пытается идеализировать это «сословие», но несомненно, что в труженической жизни ремесленного люда писатель видит симпатичное ему начало, хотя и придавленное бесправным положением и нищетой.

Напомним начало повести «Нос», открывающейся не только точной датировкой «необыкновенно странного происшествия», придающей ему фактическую достоверность, но и великолепным «натюрмортом» — описанием вывески цирюльника Ивана Яковлевича: «Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно-странное происшествие. Цирюльник Иван Яковлевич, живущий на Вознесенском проспекте (фамилия его утрачена, и даже на вывеске его — где изображен господин с намыленною щекою и надписью: «И кровь отворяют» — не выставлено ничего более), цирюльник Иван Яковлевич проснулся довольно рано и услышал запах горячего хлеба. Приподнявшись немного на кровати, он увидел, что супруга его, довольно почтенная дама, очень любившая пить кофий, вынимала из печи только что испеченные хлебы». Описание вывески и весьма обыкновенного, заурядного мещанского быта Ивана Яковлевича резко контрастирует с «необыкновенным происшествием», невольным участником которого он становится. Образ Ивана Яковлевича приобретает под пером писателя удивительную жизненность, бытовую характерность: «Иван Яковлевич, как всякий порядочный русский мастеровой, был пьяница страшный. И хотя каждый день брил чужие подбородки, но его собственный был у него вечно не брит. Фрак у Ивана Яковлевича (Иван Яковлевич никогда не ходил в сюртуке) был пегий, то есть он был черный, но весь в коричнево-желтых и серых яблоках; воротник лоснился; а вместо трех пуговиц висели одни только ниточки». В этом описании дан не только запоминающийся портрет мастерового, но и виден характер Ивана Яковлевича. Его претензии на «благородство», подчеркнутые носимым им фраком, особенно смешны в беспорядочном и жалком пьянчужке бедняке.

Этой жизненностью, детальностью социального и бытового фона Гоголь углублял и расширял принцип реалистического повествования, показывал ту среду, которая порождала его героев, раскрывал типичность тех «обстоятельств», в которых происходило действие. Картина жизни столицы, уличные пейзажи, жанровые сцены, метко и точно увиденные детали свидетельствуют о зрелости мастерства Гоголя как художника-реалиста. «Физиологическое» изображение столицы, бытовые «политипажи» даны Гоголем в характеристике нравов «пепельного» люда обитателей Коломны в «Портрете», чиновничьих канцелярий в «Записках сумасшедшего» и «Шинели». С замечательной верностью передан и уличный петербургский пейзаж. В описании Невского проспекта раскрыта социальная анатомия столицы. Гоголь точно характеризует профессиональное, имущественное, служебное положение завсегдатаев Невского проспекта, начиная со спешащих рано утром на работу русских мужиков «в сапогах, испачканных известью», и кончая гувернерами, чиновниками разных рангов, купцами.