Гоголь в Москве (сборник)

Из письма сына декабриста, Е. И. Якушкина, от 16 ноября 1851 года мы узнаем, что в эти дни «Гоголь собирается печатать 2-й том „Мертвых душ“, который окончен совершенно и который уже он читал у Назимова»41.

В конце 1849 года генерал-адъютант В. И. Назимов был назначен попечителем Московского учебного округа. Далеко не лестную характеристику дает ему современник: «…добрый человек, но делает все только по рекомендациям… существует только номинально, а вместо него действуют различные тетушки, дядюшки и вся сволочь московских барынь. Он сам жалуется на свое иго, но не смеет и подумать стряхнуть его»42. Упоминание В. И. Назимова дважды встречается в записных книжках писателя43. Встречи с ним Гоголя, вероятно, обусловливались тем, что В. И. Назимов был в эти годы также председателем Московского цензурного комитета. Готовя к печати второй том «Мертвых душ», Гоголь, помня о цензурных мытарствах с первым томом, хотел, предварительно знакомя В. И. Назимова со своей рукописью, подготовить почву к ее скорейшему и возможно безболезненному прохождению через цензурные рогатки. В 1851 году В. И. Назимов жил на Садовой-Кудринской улице во владении № 9 (дом не сохранился).

13

Сведения о том, где в Москве бывал Гоголь в последние месяцы своей жизни и с кем поддерживал дружеские связи, у нас скупы и отрывочны. Оли не раскрывают даже приближенно «карту гоголевских мест» в эти дни. Конечно, он бывал по-прежнему у А. И. Кошелева. Известно его приглашение А. И. Кошелевым 2 февраля 1852 года на обед, на котором должен был присутствовать декабрист М. М. Нарышкин, иногда нелегально приезжавший в Москву из своей тульской усадьбы1. По недоразумению Гоголь на этот обед не попал. С видным московским декабристом М. М Нарышкиным Гоголь встречался и ранее, о чем свидетельствует краткая помета в его записной книжке, предположительно датируемой 1846–1851 годами: «Нарышкин на Пречистенке, в собств[енном] доме, Михал Мих[айлович] Нарышкин, бывший в Сибири»2. Единственный известный нам дом, принадлежавший Нарышкиным на нынешней улице Кропоткина, это перестроенный и расширенный дом № 16, в котором помешается ныне Дом ученых. В 1845 году этим домом владеют уже Мусины-Пушкины, бывшие в родстве с Нарышкиными. Член Союза благоденствия с 1818 года, участник тайного совещания Южного и Северного обществ в 1824 году об установлении республиканского правления, полковник М. М. Нарышкин после восстания 14 декабря был лишен дворянства и сослан на каторжные работы в Нерчинские рудники; в 1837 году он был переведен рядовым на Кавказ, где получил чин прапорщика, в 1844 году ему было разрешено выйти в отставку и жить в своем тульском имении без права выезда. Все эти данные говорят о том, что знакомство Гоголя и Нарышкина могло произойти лишь после сентября 1848 года, так как ранее встретиться в Москве они не могли. Запись «Нарышкин… и собственном доме» может быть объяснена нередко бытовавшей в Москве привычкой именовать дома по прежним, привычным для памяти, владельцам

В феврале 1852 года свидание Гоголя и Нарышкина все же состоялось, что явствует из вторичной записи Гоголя в той же памятной книжке: «Михал Михалч Нарышкин, село Высокое, 7 верст от Тулы»3. Очевидно, собираясь продолжить следующим летом свои поездки по России, Гоголь после этого свидания намеревался посетить и Нарышкина.

В начале 1852 года Гоголь встречался в Москве с известным маринистом И. К. Айвазовским. Впоследствии художник рассказывал, что его «поразила страшная худоба, бледность и страдальческое выражение лица великого нашего писателя. Тогдашний Гоголь был тенью того веселого, милого собеседника, которого Айвазовский видел в Риме и во Флоренции двенадцать лет тому назад… Немногими словами разменялся он с Иваном Константиновичем…»4. Где в этот приезд в Москву останавливался Айвазовский, нам неизвестно.

В эти же месяцы Гоголь продолжал бывать у Хомяковых и делиться с ними написанным. Через несколько лет после его смерти Ю. Ф. Самарин, вспоминая эту зиму, писал А. О. Смирновой: «Я глубоко убежден, что Гоголь умер оттого, что он сознавал про себя, насколько его второй том ниже первого, сознавал, и не хотел самому себе признаться, что он начинал подрумянивать действительность. Никогда не забуду я того глубокого и тяжелого впечатления, которое он произвел на Хомякова и меня раз вечером, когда он прочел нам первые две главы второго тома. По прочтении он обратился к нам с вопросом: „Скажите по совести только одно — не хуже первой части?“ Мы переглянулись, и ни у него, ни у меня не достало духу сказать ему, что мы оба думали и чувствовали»5. Можно полагать, что Гоголь читал им значительно дальше первых двух глав. Генерал Бетрищев, Петр Петрович Петух, по определению В. В. Вересаева, достойны «стать рядом с самыми яркими образами первого тома… Горестное снижение творчества мы замечаем только там, где Гоголь начинает рисовать показательных „хороших людей“… — где „Собакевича он пытался перерядить в Костанжогло, городничего — в благородного генерал-губернатора, Абдулина — в непроходимо добродетельного винного откупщика Муразова“»6.

Из сохранившихся отдельных записок и приглашений Гоголю7 явствует, что он бывал также в семье Репниных, с которыми он особенно сблизился во время жизни в Одессе. Там В. Н. Репнин даже отвел ему особую комнату для работы. Посещая Репниных в Москве, Гоголь неоднократно читал свои произведения, в том числе «Тяжбу». Жили они в собственном доме в Леонтьевском переулке (улица Станиславского), установить который не удалось.

Вероятно, Гоголь продолжал бывать у архитектора Ф. Ф. Рихтера, который в 1851 году купил собственный дом на Большой Никитской (ныне № 3 по улице Герцена; возможно, что дом подвергся переделкам).

По-прежнему Гоголя можно было встретить у Д. Н. Свербеева. Сын его. вспоминает «тот последний вечер, который он, за несколько недель до. своей смерти, провел у отца моего на Собачьей площадке… Гоголь был в особенном ударе и рассказывал нам самые смешные и забавные анекдоты, причем, пока мы разражались громким хохотом, оставался всегда серьезным и невозмутимым»8. Свербеевы в 1851–1852 годах жили в собственном доме (улица Вахтангова, № 13, дом не сохранился).

^{Екатерина Александровна Свербеева}

Надо полагать, что в эту зиму Гоголь посещает и профессора Ф. И. Иноземцева, нуждаясь в его медицинских советах. Доктор А. Т. Тарасенков пишет: «Гоголь был на руках у своего приятеля Иноземцева, с которым был короток и который его любил искренно»9. В 1851 году Иноземцев переехал в дом Мухановой в Мертвом переулке (ныне улица Николая Островского, № 6, дом не сохранился) [35] .

Но наиболее часто он бывал, вероятно, у Шевырева и Аксаковых. В значительной мере эти визиты обусловливались и деловой необходимостью. Еще осенью Гоголь сообщал О. М. Бодянскому, что он «затеял новое полное издание своих сочинений… В трех типографиях начал печатать… будет четыре больших тома. Сюда войдут все повести, драматические вещи и обе части „Мертвых душ“. Пятый том я напечатаю позже, под заглавием „Юношеские опыты“. Сюда войдут некоторые журнальные статьи, статьи из „Арабесок“ и прочее»10. Надобность в издании давно назрела. По словам Гоголя, «второе издание моих сочинений нужно уже и потому, что книгопродавцы делают разные мерзости с покупщиками, требуют по сту рублей за экземпляр и распускают под рукой вести, что. теперь все запрещено»11. Еще находясь в Одессе, осенью 1850 года он обеспокоенно запрашивал Шевырева: «Я уже давно не имею вестей из Москвы. Да, есть ли у тебя экземпляр (первого издания. — Б.З.), чтобы отдать в цензуру, и какому цензору? Я думаю, лучше Лешкову. Им Погодин был всегда доволен»12. Профессор Московского университета В. Н. Лешков был цензором «Москвитянина». Обращаясь к нему, Гоголь, мог рассчитывать и на влияние Погодина, с которым Лешков был в приятельских отношениях. Сохранилось письмо Гоголя (лето 1851 г.) к Лешкову «с просьбой спасти доселе отпечатанные мои сочинения от уничтожений, от измене[ний], переправок и пробелов и [дать] возможн[ость] изданья их в том виде, как изданы они д[о] с[их] п[ор]» 13. Вероятно, в связи с подготовкой издания Гоголь посещал Лешкова. Последний жил в собственном доме (ныне № 15 по Новой Басманной улице).

35

Небезынтересно отметить, что это владение ранее принадлежало отцу близкой знакомой Гоголя А. П. Елагиной — П. Н. Юшкову. По обычаю того времени семейство Юшковых проводило в Москве лишь зимние месяцы. Дом их нередко посещался Н. М. Карамзиным, бывшим по первой своей жене в дальних родственных отношениях с Юшковыми.

Однако встревоженный слухами о том, что «здешние бабы-цензора отказываются даже и от напечатанных книг»14, Гоголь прибегает к содействию В. И. Назимова. 30 сентября Гоголь сообщил Шевыреву, что «попечитель» приезжал к А. П. Толстому на следующий день после его отъезда на свадьбу сестры «с известием, что он пропускает все и что нужно обыкновенным порядком только доставить цензору, который прямо подпишет»16.

Впоследствии Шевырев, рассказывая о последних месяцах жизни Гоголя, писал его двоюродной сестре М. Н. Синельниковой: «Нередко обедал он у нас, после обеда занимался со мною чтением корректур первого и второго тома своих сочинений, в которых он выправлял слог, а я правил под диктовку его. Другие два тома печатались в то же время»16.

Несомненно, что Гоголю приходилось бывать в типографиях, где производился набор его сочинений, (при жизни писателя ни один том не был закончен печатью). Сохранилась записка Шевырева, гласящая, что «начато печатание… первых двух томов в Университетской, 3-го в типографии Готье, 4-го в типографии Семена»17. Об Университетской типографии мы уже говорили выше; здесь печатался первый том «Мертвых душ» (Пушкинская улица, № 34). Типография Готье помещалась на Кузнецком мосту, № 15 (дом не сохранился). Вблизи же находилась и типография Семена, на Софийке (ныне Пушечная улица) на территории нынешних домов № 4 и № 6 (прежние постройки не сохранились).

8 эти месяцы Аксаковы вновь переменили свое местожительство. Уже после смерти писателя, В. С. Аксакова сообщала матери Гоголя: «Мы жили эту зиму в деревне по обстоятельствам Денежным; больной сестре был нанят маленький домик, и кто-нибудь из братьев и из сестер постоянно с ней жил»18. Данилевский глухо говорит, что их квартира была на Поварской. 8 марта 1852 года Шевырев писал Погодину: «Посылаю тебе письмо, написанное к нам обоим вместе С. Т. Аксаковым (в связи со смертью Гоголя. — Б.З.). Отвечай ему через Ольгу Семеновну (жена С. Т. Аксакова. — Б. З.), которая остановилась у Спаса на Песках. У Хомякова назовут тебе или укажут дом, потому что близехонько. Я сам сейчас к ней еду»19. В письме к И. С. Тургеневу И. С. Аксаков точно называет местожительство их семьи зимой 1851/52 года, «…на Арбате, в Николо-Песковском переулке, в доме г-жи Серединской, во флигеле»20. Дом этот не сохранился. Владение Серединской занимало часть площади нынешней территории дома № 4 по улице Вахтангова [36] .

36

Площадь, занятая ныне домом № 4 по улице Вахтангова, сложилась из четырех владений. Часть, принадлежавшая коллежской ассесорше П. А. Серединской, соседствовала с нынешним домом № 2. Вдоль переулка она доходила примерно до середины нынешнего дома № 4, уходя вытянутым неправильным прямоугольником в глубину. Вдоль переулка стояло небольшое деревянное строение. В конце двора в виде буквы «П», обращенной основанием к переулку, стоял флигель, занимаемый Аксаковыми. Остальная часть, примыкавшая к нынешнему дому № 6, состояла из трех самостоятельных владений с мелкой деревянной застройкой, расположенных от переулка одно за другим.

9 января Гоголь был в Большом театре на бенефисе М. С. Щепкина. Характерно, что старые комедии и переводные водевили, из которых был составлен вечер, уже не могли удовлетворить зрителя, воспитанного на «Ревизоре» и «Женитьбе». Отмечая прекрасную игру М. С. Щепкина, П. М. Садовского, С. В. Шуйского, Н. В. Рыкаловой, газеты указывали, что «нынешний бенефис любимого всею Россиею артиста по своему составу едва ли не неудачнее прежних его бенефисов»21. Встретивший Гоголя в театре скульптор Н. А. Рамазанов сообщал художнику А. А. Иванову: «…Николай Васильевич здрав, но крайне задумчив и скучен»22.