Голливудская трилогия в одном томе
Шрифт:
– Где бы мне записаться в воскресную школу?
– Иисус гордился бы, прочтя такую проповедь, – сказал слепой Генри.
– Я всегда знал, что ты… – Крамли налил мне в ухо шампанского, – гений.
– Черт возьми! – скромно произнес я.
Я вернулся в дом и добавил еще про то, как Иосиф с Марией въехали верхом в Вифлеем, нашли мудрых людей, положили Младенца на кучу соломы, а животные смотрели на них с недоверием, и среди всех этих полночных верблюжьих караванов, загадочных звезд и чудесных рождений я услышал за спиной голос Крамли:
– Святой бедняга.
Он набрал номер справочной.
– Голливуд? –
60
В полчетвертого Крамли подвез меня к церкви.
Он внимательно посмотрел мне в лицо, словно желая видеть не только мою башку, но и то, что болтается внутри.
– Перестань! – приказал он. – У тебя тупая самодовольная ухмылочка, приклеенная к губе, как цирковой билет. Как будто ты споткнулся, а с лестницы навернулся я!
– Крамли!
– Христос всемогущий, а как же вчерашняя погоня, когда мы кругами носились под стеной со скелетами, а Рой, который до сих пор скрывается, а слепой Генри, отгоняющий призраков своей палкой, а Констанция, которая к вечеру опять испугается и явится сдирать пластыри с моих незаживших ран? Это была моя идея – притащить тебя сюда! А теперь ты стоишь тут как ученый клоун, готовый сигануть с обрыва!
– Святой бедняга. Дурачок. Бедный священник, – отозвался я.
– О нет, перестань!
И Крамли уехал.
61
Я бесцельно бродил по церкви, небольшой по размерам, но сверкавшей золотым убранством. Затем остановился перед алтарем, в котором было, наверное, золота и серебра, пожалуй, не меньше чем на пять миллионов долларов. Если отдать в переплавку возвышающееся посредине изображение Христа, можно было бы купить половину Монетного двора США. Как раз в тот момент, когда я стоял, ослепленный исходящим от креста светом, за спиной раздался голос отца Келли.
– Вы тот сценарист, что звонил по поводу своей проблемы? – негромко окликнул он из-за церковной кафедры.
Я не мог оторвать взгляд от ослепительного алтаря.
– У вас, наверное, много богатых прихожан, отец, – сказал я.
А про себя подумал: «Арбутнот».
– Нет, церковь пустует в пустые времена. – Отец Келли протиснулся через боковой проход и протянул мне свою широкую ручищу. Он был высок, шесть футов и пять дюймов ростом, атлетического телосложения. – Нам повезло, что есть несколько прихожан, которым совесть все время доставляет неприятности. Они силой заставляют церковь принимать их деньги.
– Вы говорите правду, отец.
– Будь я проклят, или забери меня Господь, если это не так. – Он рассмеялся. – Трудно брать деньги с прожженных грешников, но это все ж лучше, чем позволять им выкидывать эти деньги на скачках. Здесь у них больше шансов выиграть, ибо я через страх насаждаю в их души Христа. Пока психиатры занимаются болтовней, я попросту издаю вопль, от которого у половины паствы сердце уходит в пятки, а остальные обращаются в бегство. Давайте сядем. Вы любите шотландский виски? Я часто думаю: живи Христос в наше время, налил бы Он нам виски, смогли бы мы отказаться? Это ирландская логика. Идемте.
В кабинете он налил нам по рюмочке.
– По
глазам вижу, эта штука вам не по вкусу, – заметил священник. – Оставьте. Так вы пришли по поводу той безумной картины, которую как раз заканчивают снимать на студии? Фриц Вонг действительно такой сумасшедший, как некоторые рассказывают?– И такой же потрясающий.
– Приятно слышать, как сценарист хвалит своего босса. Я редко хвалил своего.
– Вы?! – воскликнул я.
Отец Келли засмеялся.
– В молодости я написал девять сценариев, и ни один не был снят, вернее сказать, снят и вынут из петли. До тридцати пяти лет я из кожи вон лез, чтобы как-то продать, сбыть, втереться, преуспеть. А потом послал все к черту и, хоть и поздновато, примкнул к священникам. Это было непросто. Церковь не берет легкомысленно с улицы таких, как я. Но я промчался через семинарию небрежным галопом, ибо незадолго до этого работал над кучей документальных фильмов о христианстве. А как насчет вас?
Я рассмеялся.
– Что смешного? – спросил отец Келли.
– Мне пришло в голову, что половина сценаристов с киностудии, зная о вашем писательском опыте, наверное, прибегают сюда не для того, чтобы исповедоваться, а чтобы задать вопросы! Как бы вы написали эту сцену, а как бы закончили ту, а как смонтировать, как…
– Вы протаранили лодку и утопили команду!
Священник залпом допил свой виски, затем, усмехаясь, налил еще, и мы, перебивая друг друга, стали говорить, говорить, как старые заядлые киноманы, обо всем, что касается киносценарных дел. Я рассказал ему про своего Мессию, он поведал про своего Христа.
Затем он сказал:
– Похоже, вы правильно сделали, что поставили заплатку на этот сценарий. Те парни, две тысячи лет назад, тоже латали дыры, если вы заметили разницу между Евангелиями от Матфея и от Иоанна.
Я вертелся в кресле, горя страстным желанием выложить ему все подчистую, но не осмелился выплеснуть на священника шипящее масло в тот момент, когда он лил на меня прохладные струи святого источника.
Я встал.
– Что ж, спасибо, святой отец.
Он посмотрел на протянутую ему для пожатия руку.
– У вас при себе пистолет, – сказал он просто, – но вы из него не выстрелили. Так что сядьте обратно.
– Неужели все священники так разговаривают?
– В Ирландии – да. Вы ходили вокруг дерева, но не сорвали яблоко. Так потрясите яблоню.
– Думаю, мне следует принять немного вот этого. – Я взял рюмку и сделал глоток. – Ну вот… Представьте, что я католик…
– Представил.
– Которому очень нужно исповедоваться.
– Им постоянно нужно исповедоваться.
– И я пришел сюда после полуночи…
– Неподходящее времечко.
Но в его глазах вспыхнули свечные огоньки.
– И постучался в дверь…
– Вы бы так сделали? – Он слегка наклонился ко мне. – Продолжайте.
– Вы бы впустили меня? – спросил я.
Эти слова, как резкий удар, повалили его в кресло.
– Разве церкви когда-то не были открыты в любое время дня и ночи? – продолжал я.
– Это было давно, – ответил он как-то слишком поспешно.
– Так что же, святой отец, если я приду как-нибудь ночью в крайней нужде, вы не откроете мне?