Голливудская трилогия в одном томе

Ее голова вновь, кадр за кадром, повернулась в другом направлении, обратившись к воспоминаниям прошлого года или какого-то из предыдущих лет.

– По-моему, – сказал Крамли, – пришло время снова отнести цветы. Так?

– Не знаю.

– Знаешь. Как насчет… Холлихок-хауса?

Внезапно Констанция Раттиган вскочила на ноги, взглянула на море, рванулась к прибою и нырнула.

– Не надо! – крикнул я.

Меня вдруг охватил страх. Даже отличных пловцов море иногда забирает и не отдает обратно.

Я подбежал к кромке воды и уже стаскивал с себя ботинки, как вдруг Констанция, разбрызгивая воду, как тюлень, и отряхиваясь, как собака, вынырнула из волн и стала с трудом выбираться на берег. Почувствовав под собой твердую землю, сырой песок, она остановилась и выругалась. Ругательство выпрыгнуло из ее уст, как пробка. Она стояла, руки в боки, глядя на какой-то предмет в полосе прибоя, все дальше уносимый волной.

– Черт меня побери, – отчего-то сказала она. – Этот волосяной комок, наверное, плавал здесь все эти годы!

Она повернулась и оглядела меня с ног до головы, и на ее щеки вновь вернулся румянец. Она тряхнула на меня пальцами, оросив мое лицо морскими брызгами, словно желая меня освежить.

– Плавание всегда так хорошо действует на тебя? – спросил я, показывая на океан.

– Как только перестанет, я вообще не буду выходить из дома, – спокойно ответила она. – Быстро окунулся, быстро перепихнулся. Я ничем не могу помочь Арбутноту или Слоуну, они мертвы. Или Эмили Уикс…

Она застыла на месте, а затем поправилась:

– Эмили Слоун.

– Уикс – это ее новое имя, под которым она живет двадцать лет в Холлихок-хаусе? – спросил Крамли.

– Раз от меня оторвался этот комок волос, залью-ка в себя шампанского. Идем.

У бассейна, выложенного голубой плиткой, она открыла бутылку и наполнила наши бокалы до краев.

– Неужели вы настолько безумны, чтобы пытаться спасти Эмили Уикс-Слоун, не важно, жива она или мертва, по прошествии стольких лет?

– А кто нам может помешать? – спросил Крамли.

– Да вся студия! Или нет: три человека, которые знают, что она там. Нужно, чтобы кто-нибудь вас представил. Никто не может войти в Холлихок-хаус без Констанции Раттиган. Не смотрите на меня так. Я помогу вам.

Крамли выпил свое шампанское и сказал:

– Еще один, последний вопрос. Кто в ту ночь, двадцать лет назад, руководил всем этим? Занятие, наверное, не из приятных. Кто…

– Режиссировал? Разумеется, кто-то был режиссером. Люди бегали, налетали друг на друга, кричали. Настоящее «Преступление и наказание» или «Война и мир». Кто-то должен был крикнуть: «Не сюда, туда!» Тогда, посреди ночи, среди всех этих криков и крови, слава богу, он спас эпизод, актеров, студию, причем без пленки и кинокамеры. Величайший немецкий режиссер из ныне живущих.

– Фриц Вонг?! – воскликнул я.

– Фриц, – подтвердила Констанция, – Вонг.

65

Из орлиного гнезда Фрица, что на полпути от отеля «Беверли-Хиллз» к Малхолланд-драйв, открывался вид на десяток миллионов огней простиравшегося внизу Лос-Анджелеса. Стоя на длинной, изящной мраморной террасе перед его виллой, вы могли наблюдать, как самолеты заходят на посадку в пятнадцати милях оттуда, как горят яркие фонари, как медленно летят метеоры, ежеминутно появляющиеся на небе.

Фриц Вонг пинком распахнул дверь дома и прищурился, притворяясь, будто не замечает меня.

Я достал из кармана его монокль и протянул ему. Фриц взял его и вставил в глаз.

– Нахальный сукин сын. – Монокль блеснул в его правом глазу, как лезвие гильотины. – Так это ты! Восходящая звезда пришла шпионить за догорающей. Король, всходящий на престол, стучится к потерявшему могущество принцу. Писатель, наказывающий львам, что говорить Даниилу [254] , приходит к дрессировщику, указывающему им, что делать. Зачем ты приехал? Фильму капут!

254

Даниил – библейский пророк, за свою веру брошенный по приказу вавилонского царя Дария на растерзание львам. Однако львы не тронули Даниила, что стало доказательством его праведности.

– Вот несколько страниц. – Я зашел в дом. – Мэгги? С тобой все в порядке?

Мэгги кивнула мне из дальнего угла гостиной, она была бледна, но, насколько я мог видеть, уже оправилась.

– Не обращай внимания на Фрица, – сказала она. – Он полон вздорных мыслей и ливерной колбасы.

– Сядь рядом с этой потрошительницей и замолчи, – сказал Фриц, прожигая моноклем дыры в моих листках.

– Слушаюсь… – я посмотрел на портрет Гитлера на стене и щелкнул каблуками, – сэр!

Фриц бросил на меня сердитый взгляд.

– Дурак! Этот портрет маньяка-мазилы висит здесь как напоминание, что я сбежал от больших ублюдков и попал сюда к мелким. Господи, фасад студии «Максимус филмз» – точная копия Бранденбургских ворот! Да опусти куда-нибудь свой Sitzfleisch! [255]

Я опустил свой Sitzfleisch и открыл рот от удивления.

Ибо за спиной у Мэгги Ботуин оказался самый невероятный иконостас, какой я когда-либо видел в жизни. Он был ярче, больше и прекраснее, чем алтарь из серебра и золота в церкви Святого Себастьяна.

255

Седалище, зад (нем.).

– Фриц! – воскликнул я.

Ибо весь этот алтарь был заполнен мятными ликерами, бренди, виски, коньяками, портвейнами, бургундским и бордо, которые лежали на полках слоями хрусталя и выпуклого сверкающего стекла. Все это переливалось, как подводная пещера, откуда косяками могли бы выплывать искрящиеся бутыли. Над нею и вокруг нее было развешано бессчетное множество резных скульптур из шведского хрусталя, стеклянные фигурки Лалика [256] , уотерфордские штуки. Это был парадный трон, ложе, где появился на свет Людовик XIV, гробница Эхнатона, коронационная зала Наполеона. Это была витрина магазина игрушек в ночь Рождественского сочельника. Это было…

256

Лалик, Рене (Rene Lalique) (1860–1945) – французский дизайнер, художник и ювелир, особенно прославившийся своими работами в области художественного стекла.

Уотерфорд (Waterford) – всемирно известная торговая марка изделий из хрусталя производства компании «Веджвуд» (Ирландия). Люстры из уотерфордского хрусталя украшают, например, Вестминстерское аббатство и Виндзорский замок.

«Кортон» (Corton) – марка высококачественных бургундских вин, преимущественно красных.

– Как ты знаешь, – сказал я, – я пью редко…

У Фрица выпал монокль. Он поймал его и вставил на место.

– Что будешь пить? – рявкнул он.

Мне удалось избежать его презрительности, вспомнив вино, о котором он сам как-то упоминал при мне.

– «Кортон», – сказал я, – тридцать восьмого года.

– Ты действительно думаешь, что я открою свое лучшее вино для такого, как ты?

Я с трудом сглотнул слюну и кивнул.

Выждав момент, он подскочил ко мне и взметнул вверх свой кулак, словно собираясь одним ударом свалить меня на пол. Затем кулак опустился, с неким изяществом, рука Фрица открыла дверцу стеклянного шкафа и достала оттуда бутылку.