Голливудский мустанг
Шрифт:
— Ну? — спросил Джо.
— Все в порядке! — Джок сверкнул белыми зубами. — Полмиллиона! Если понадобится, то больше. Они в восторге от идеи.
— Хорошо. Хорошо. — Джо улыбнулся, хотя и недостаточно радостно. Недостаточно для Джока.
— В чем дело, Джо? Вы передумали?
Счастливая мальчишеская улыбка Джока сменилась более сдержанным выражением лица.
— Мы… мы поговорим об этом позже, — Джо помнил о присутствии операторской группы. — Я вернусь примерно через час. Зайдете ко мне? Мы с вами выпьем.
Джо постарался произнести это
— Вы зайдете ко мне! — поправил Джок. — Я буду ждать.
Джок запрыгнул в красный «феррари», включил заднюю скорость, стремительно отъехал и резко затормозил. Затем рванул вперед так, что из-под колес полетели камни.
Почти через два часа Джо вернулся в лагерь, принял душ, надел коричневые фланелевые брюки, рубашку, вельветовый пиджак с потертыми заплатами на локтях. Таким образом Джо расслаблялся, давал волю воспоминаниям. Пиджак подарила ему много лет назад Кэтрин Хэпберн после фильма, который они делали вместе.
Джок был без одежды; он вытирался полотенцем после холодного душа. Он делал это неторопливо, обстоятельно, словно демонстрируя свое сильное, мускулистое, молодое тело. Джо, обладавший глазами скульптора, подумал: «Если бы я мог снова стать молодым! Неудивительно, что девушки вешаются на шею этому надменному, агрессивному, грубому молодому человеку. У него особая красота».
Джок вытер ноги, поставив их поочередно на подлокотник кресла; его гениталии были обнажены. Если он чего-либо стеснялся, то лишь своей гордости.
— Виски или бренди? — спросил Джок, знавший, что последние шесть лет, после болезни, Джо пил перед обедом бренди.
Джо налил себе немного бренди, добавил в бокал содовой и спросил:
— Вы думали об этом еще?
— Я только об этом и думал! Зачем, по-вашему, я ездил в Лос-Анджелес?
— Я говорю о Пресе, — сказал Джо и отхлебнул спиртное.
— Что о Пресе? — спросил Джок, надевая шелковые боксерские трусы, сшитые на заказ в Париже.
— После нашего вчерашнего ночного разговора я наблюдал за ним.
Джо знал, что он должен начать беседу осторожно.
Неуверенность оператора усилилась, когда Джок внезапно повернулся к бару, чтобы приготовить себе виски с содовой. На спине Джока виднелись сине-желтые следы кровоподтеков, оставшиеся после съемки мустангов. Джо не знал, почему Джок повернулся к нему спиной — то ли стремясь продемонстрировать неприязнь, то ли желая напомнить пожилому человеку о своих травмах. Джо почувствовал, что тридцатиоднолетний негодяй проявил непозволительную грубость и высокомерие. У оператора появилось желание поставить бокал с бренди и уйти. Если бы он работал один, он поступил бы именно так. Но тут затрагивались интересы многих людей.
— Я наблюдал за Престоном Карром, — сказал Джо.
— Когда? — резко спросил Джок, повернувшись к Голденбергу.
— Сегодня, — ответил Джо.
— Сегодня? Вы хотите сказать, во время ленча? Он не выходит к завтраку. Вы не снимали его сегодня. Значит, это было во время ленча.
— Да, во время ленча, — признался Джо. — Какая разница?
Я имел возможность хорошо его разглядеть. Поговорить с ним.Джо отпил бренди.
— Он устал, Финли. Устал.
— Ну, конечно, — улыбнулся Джок. — Протрахавшись полночи!
— Для меня неважно почему. Он устал.
Помолчав, Джо добавил:
— По-моему, он не готов к этому.
— К чему? — Джок перестал улыбаться.
— К эпизоду, где он борется с мустангами, — сказал Джо. — К тем съемкам, которые мы обсуждали.
— Вы говорили ему что-нибудь об этом?
— Нет, — тихо сказал Джо, видя на лице Джока Финли ярость.
— Хорошо! Пусть он сам примет решение! Может он сделать это или нет!
— Вам не кажется, что доктору это виднее? — спросил Джо.
— Врачи всегда говорят «нет»! — упрямо заявил Джок.
— Не всегда, — возразил Голденберг тихо, но твердо.
Джок бросил на него пылающий взгляд. Лучше пережить кризис сейчас, чем катастрофу — потом, подумал Джо.
— После моего второго сердечного приступа, — Джо впервые признался человеку из киномира о том, что пережил два сердечных приступа, — я хотел вернуться к работе. Моя жена настаивала на том, чтобы я сходил к врачу и позволил ему принять решение. Она, как и вы, считала, что врачи всегда говорят «нет». Я отправился к доктору, прошел обследования. Мой врач сказал мне: «Конечно, работайте. Мои пациенты чаще умирали, играя в гольф в Хиллкресте, чем во время работы на студии».
— К чему вы клоните? — нетерпеливо спросил Джок.
— Дело в том, — начал Джо, — дело в том… Тут есть несколько моментов. Во-первых, когда речь идет о таком человеке, как Престон Карр… Он мог пережить сердечный приступ и скрыть это. Кто знает, не из-за этого ли он ушел из кино восемь лет назад? Лишь доктор ответит на наш вопрос. Если это действительно так, Карр не должен играть в последнем эпизоде.
— Раз вы так считаете, мы, несомненно, пригласим доктора.
Джо почувствовал себя уверенней, но Джок продолжил:
— Или вы хотите сами сделать ему ЭКГ? Похоже, вы — специалист в этой обрасти. Вы встречаетесь с пациентом в столовой. Наблюдаете за ним. Ставите диагноз: он слишком устал для этого эпизода.
Вам известно, что нам в этой сцене нужен именно усталый человек! Это — последние усилия Линка! Это — последний мустанг, с которым он борется. И которого побеждает! И первый, которого он отпускает на свободу! Усталость — именно то, что мне нужно! Что я хочу видеть!
Джок принялся ходить взад-вперед; внезапно ему стало тесно в трейлере. В своих шелковых шортах, обтягивающих плоский живот, он напоминал заряженного нервной энергией боксера перед выходом на ринг «Мэдисон-Сквер-Гарден».
— Я хочу, чтобы он был усталым! Хочу, чтобы камера зафиксировала все складки вокруг его рта, все морщинки у глаз! Мне нужно все это. Его герой слишком стар для этой девушки! В чем, по-вашему, смысл той сцены с арканом? Мы снимаем не салонную комедию с Мелвином Дугласом и Айрин Данн или с Роком Хадсоном и Дорис Дей!