Голливудский зоопарк

Съемки сцены поначалу шли гладко, потом Стив сбился, и Вуди закричал: «Стоп».

Они начали заново; молодой мексиканец с «хлопушкой» говорил на ломаном английском: «„Наличные“, сцена тридцать один, дубль два».

Все шло хорошо. Стив начал целовать Санди, стягивать топ.

– Mamma mia, – пробормотал он, глядя на нее, и крепко обнял Санди.

Его рубашка была расстегнута; Санди ощутила выступившую на груди Стива прохладную испарину. Девушка провела ногтями по спине актера.

– Стоп, – закричал Вуди. – Стоп, – повторил он, но они не отодвинулись друг от друга.

Наконец Стив медленно оторвался от Санди. Она глядела на него, тяжело дыша.

– Кажется, моя страховка не помогла, – сказал он.

25

С «Каруселью» все было в порядке. Новый сценарий понравился Чарли, роль Анджелы Картер уменьшилась.

Он полностью отдался работе над ролью, получая от этого удовольствие. Он знал, что играет хорошо – об этом писали в прессе, членам съемочной группы порой не удавалось сдержать смех. Он знал, что добиться реакции от этих людей нелегко. Они выполняли свою работу, и ничто их не трогало.

Он поддерживал дружеские отношения с Анджелой. После разрыва со Стивом Магнумом она завела роман с Саем: актриса поняла, что для карьеры гораздо полезнее поставить на Сая. Она сосредоточилась на роли и попытках заставить продюсера бросить Имеральду.

Участие Динди в съемках сделало рекламу будущему фильму. Газеты называли ее «кинозвездой Динди Сайдн» или «миссис Чарли Брик». Она с удовольствием позировала фотографам.

Оказалось, что на экране она выглядит очень свежо и привлекательно; Анджела начала жаловаться Саю, что роль Динди слишком велика.

Сначала Чарли обрадовался, но радость прошла, когда на съемочную площадку зачастили репортеры, которые уделяли Динди больше внимания, чем ему. В конце концов, в их семье одна звезда – он.

Вскоре Чарли добился того, что репортеров перестали пускать на студию. Он поссорился с рекламным отделом. Динди была на стороне прессы; они начали ругаться из-за его отношения к этому вопросу, а также из-за денег, которые она тратила. И еще из-за Серафины и детей, проживших с ними почти месяц.

Чарли жаловался, что Динди совсем не проводит с ними время. Он постоянно находился на студии, а она была нужна там лишь пару раз в неделю; при желании она могла уделять внимание его родным.

Но такого желания у нее не было. Она не выносила Серафину и считала детей парой ублюдков.

Чарли негодовал, особенно потому что согласился на ее участие в «Карусели» в надежде, что она будет вежлива с его близкими. Он предпринял тайные шаги, пытаясь убрать Динди из фильма, но эту его просьбу не удовлетворили. Было слишком поздно.

Он полностью осознал, что женился на хитрой, алчной и тщеславной стерве. Именно такой, каких он всегда избегал.

За ленчем он признался Клею в совершенной ошибке.

– Не знаю, что делать, дорогой. И что это на меня нашло? Я, верно, временно потерял рассудок. Я даже больше не хочу ее.

Он не объяснил Клею, что не испытывает к ней желания, потому что в недавней ссоре Динди закричала: «Может быть, ты хороший актер, но любовник ты никудышний». Эти слова запали в его душу. Он был очень чувствителен ко всему, задевавшему его мужскую гордость.

Неужели он действительно никудышний любовник? Мишель Ломас так не считала.

Он размышлял об этом и наконец переспал с хорошенькой статисткой; она заверила его, что он «потрясающий мужчина».

Клей смутился. Он колебался, стоит ли рассказать Чарли о Риме. Решил, что не стоит. Брак все равно рушился; Чарли мог рассердиться на него за то, что он не сообщил об этом раньше.

Серафине повезло – она нашла себе приятеля. Им стал очаровательный садовник, в прошлом характерный актер. Он был примерно ее ровесником. Они составляли колоритную пару.

Чарли предложил отправиться в Лас-Вегас. Он обещал это Серафине. Через две недели она должна была вернуться с детьми в Лондон; он хотел доставить ей побольше удовольствий. Чарли нанял частный самолет.

Динди не проявила энтузиазма насчет Лас-Вегаса, но это было лучше, чем оставаться с детьми в Лос-Анджелесе. Путешествие займет два дня; возможно, она сумеет развлечься с управляющим, похожим на Джорджа Рафта.

Клей, Натали и кавалер Серафины, которого звали Мортон, – Динди безжалостно окрестила его «Моргом» – летели с ними. Девушку особенно бесило общество садовника.

– Жалкий садовник! Только твоя матушка могла подцепить садовника! – простонала она.

Они прибыли в Лас-Вегас субботним утром и остановились в «Форуме».

Клей, Натали и Чарли отдыхали возле бассейна; Серафина и Мортон с шестью сотнями долларов, врученных им Чарли, отправились испытывать свое везенье в казино.

Динди пожаловалась на усталость, сказала, что хочет вздремнуть, и ушла.

– Вот это жизнь! – воскликнул Клей, когда рыжеволосая девушка в тоге подала ему большой бокал с пуншем. – Отличное место!

– Любое место, где девушки будут крутить задом перед твоим носом, кажется тебе отличным, – едко заметила Натали и улыбнулась Чарли. – Поплаваем?

– Нет, дорогая, я хочу просто отдохнуть.

Две женщины в цветастых купальных шапочках спорили неподалеку.

– Это он, Этель, я его узнала.

– Нет, ты ошибаешься, он гораздо толще.

– Этель, говорю тебе, это он.

Они пристально смотрели на Чарли; наконец женщина, которую звали Этель, внезапно подошла к актеру и громко спросила его:

– Вы – Чарли Брик?

– Извините, мадам, но вы ошиблись, – ответил он с сильным индейским акцентом в голосе.

– Это – очень известный поэт, пишущий на суахили, сеньор Чарлз Бликворт, – вмешался Клей.

– О! – У женщины отвисла нижняя челюсть. – Я сказала подруге, что она обозналась.

Когда женщина ушла, Чарли и Клей расхохотались. Они уже много лет тешили себя подобными играми – придумывали имена, образы, повергали людей в замешательство. Хотя Чарли был кинозвездой, его узнавали не слишком часто – это одновременно радовало и огорчало актера. Он так сживался с каждой очередной ролью, что его невозможно было отделить от нее, а поскольку все персонажи были разными, подлинный Чарли Брик оставался неизвестным.