Голод

Вот только все это он узнал из ленты твиттера, а не от Тани лично. И, честно говоря, это немного злило испанца. Первые несколько дней он вообще не запаривался. Если кто-то спас вашу жизнь, неважно как вы к нему относитесь, то совесть просто не позволит вам не навестить его. Это так же естественно, как поздравить с днем рождения или пожелать счастливого рождества.

Но через неделю после нападения Сеск стал понимать, что никто к нему приходить не собирается. Этот никто снимал ролики, раздавал интервью и исправно обновлял ленту инстограмма. А когда в конце второй недели, после возвращения футболистов «Челси» в расположение клуба, посыпались милые совместные сэлфи парочки, Сеск разозлился окончательно. Он докатился до того, что, зарегистрировав левый аккаунт под женским ником, грязно обругал каждую фотографию Тани и Сесара, чем был жутко доволен.

И все равно его ужасно злило, что она не пыталась узнать, как он себя чувствует, какие травмы получил, скольких зубов недосчитался. Эта мерзавка, которая занималась с ним любовью в бассейне, даже не удосужилась позвонить в администрацию больницы, чтобы справиться о его здоровье. Он специально узнавал у персонала. Выходит, ей вообще плевать на него, абсолютно.

«Занималась любовью?» - Сеск нахмурился.

 От таких мыслей он промазал, пронеся ложку больничного супа мимо рта. Он твердо решил, что, когда выйдет отсюда, будет обращаться с ней, как она того заслуживает, а именно - полностью игнорировать. Больше никаких заигрываний и приставаний, он - скала, он - камень, кремень, неподвижная глыба. Он спас ее не потому, что она ему чем-то нравится и возбуждает до чертиков. Сеск швырнул ложку, остатки супа расплескались по передвижному столику. А потому, что он просто хороший парень, настоящий мужчина, и любая грязная, гулящая, лживая, двуличная девка заслуживает помощи.

– Фабрегас, пора менять белье! Сейчас придет банда с простынями! Подымай свою задницу!

Пришлось поворачиваться всем телом, чтобы узреть необъятную медсестру, склонную к садизму. Несмотря на то, что Сеск был миллионером, а его рожа не сходила с экранов телевизора, в госпитале ему досталась шумная женщина с опытом, которая подшучивала над футболистом, заставляя двигаться. Ходили слухи, что мадам делала чудо-массаж, от которого лежачие спортсмены снова вставали на ноги, но Сеск пока не рискнул попробовать. Помогая ему перевести свое тело в вертикальное положение, она как бы между делом сообщила:

– К тебе брюнеточка пришла, просто конфетка.

Сердце Сеска забилось как сумасшедшее. От переизбытка чувств заложило уши, к щекам прилила кровь. Сеск воодушевился. Хотелось ринуться на встречу, посмеяться над произошедшим. Неосознанно он ждал и тосковал все это время, надеялся, что Таня все же придет его навестить. Но какого же было его удивление, когда в палату вошла совсем другая русская. Сеск потерял дар речи и с ужасом взглянул на себя в зеркало, любуясь изуродованным долгими побоями лицом. На пороге стояла Нина.

Глава 17

Сеску было стыдно за свой внешний вид, неприятно, что Нина видела его таким. Красивая и цветущая женщина села на краешек стула, далеко от кровати футболиста. Она улыбнулась, пожелав ему здоровья. А потом рассказала о том, что в этой же больнице лежит бабушка Аарона, та самая, благодаря которой они поженились. Восхищаясь пожилой женщиной, Нина сокрушалась, что родственница не соблюдает режим питания. Нина не отводила глаз, не вела себя так, будто есть какая-то двусмысленность в их отношениях, она разговаривала с парнем, который лежал на больничной койке, как беседовала бы с любым другим человеком на его месте.

Фабрегас, не отрываясь, смотрел на жену Рэмзи, не понимая, что случилось. Даже дышал через раз, изучая ее лицо. Должен был возникнуть восторг от встречи, но внутри какая-то каша из чувств и мыслей. Странно, но, когда они познакомились, Нина была совсем другой. Игривой, горячей и рискованной что ли. От нее исходила взрывная волна, в свое время сбившая испанца с ног. Нина обладала притягательной изюминкой, которая сейчас куда-то исчезла. Вроде бы те же огромные темные глаза, чувственные губы, стройная фигура и шикарные волосы, однако все какое-то чужое. Фабрегас часто представлял их свидание, как они останутся вдвоем и воскреснет химия, что снесла ему крышу несколько лет назад.

Но по какой-то странной причине злость на Таню перебивала радость долгожданного уединения. Червячок раздражения точил его сердце. Незаметно, совсем чуть-чуть, но ковырял изнутри.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – улыбнулась Нина, подзывая из коридора сына.

Ее маленькая копия с элементами вкрапления Аарона улыбнулась избитому дяде, смело протянув руку для рукопожатия. Нина представила Сеска другом семьи, рассказав о том, что мальчик отлично играет в мяч, очень хорошо лепит, а вот рисовать не любит. Нина смутилась, когда малыш погладил ее по животу, рассказав дяде, что внутри мамы живут два маленьких человечка. И действительно, из-за завышенной талии платья Фабрегас не сразу заметил, что Нина снова беременна. Сеск поморщился. Его бывший одноклубник умудрился заделать своей жене двойню. Малыш обнял маму маленькими ручонками, прижимая ушко к животику. И тут Сеск улыбнулся, по-настоящему, по-доброму, как улыбаются люди, видя чужое счастье. Ему стало легче, потому что той Нины, в которую он влюбился в ночном клубе, зажимал в примерочной, придавливал к стене здания в подворотне и гонял по кабинету начальника, больше не было. Ее не существует в природе, она исчезла, когда коснулась Аарона Рэмзи, своего мужа, друга, единственного и самого главного человека, отца ее детей.

Это другая женщина, и она ему больше неинтересна.Так бывает. Слишком скучная, домашняя и спокойная Нина не вызывала эмоций, что были необходимы Фабрегасу, заставляя преследовать и хотеть до одурения. Сеску нужен был фейверк, необузданный пожар, а Нина стала домашним очагом, где тихо тлели угли.

Глава 18

С тех пор, как Сеск спас ее, Таня почти не спала. Она не могла дышать, есть, разговаривать и жить, как раньше. Ее сердце разрывалось на части, она нервничала, злилась, не находила себе места. Девушка старалась общаться с Сесаром, делая вид, что все у них отлично. Но его приторно-нежные прикосновения вызывали отторжение, Таня надеялась, что это пройдет. Но как только она закрывала глаза, перед ней стоял совсем другой мужчина. Избегая интима, Таня окончательно запуталась в своих чувствах и желаниях.

Она знала, что Сеск интересный, талантливый, сексуальный, но не думала, что он настолько храбрый. Фабрегас спас ей жизнь. И от это мысли земля уплывала из-под ног.

Таня приходила к больнице несколько раз, смотрела на окна, слушала звуки сирен, видела его расплывчатый силуэт, но так и не решилась войти, потому что не могла больше видеть то, как он страдает из-за Нины, любит другую женщину. Не в силах держать себя в руках, она боялась, что врежет ему или выльет что-нибудь на голову. Теперь она точно знала, что ее чувства к Фабрегасу настоящие. Она ощущала их на кончиках пальцев, бережно хранила внутри, не выпуская наружу.

Ей нужно все или ничего! Тане необходимо знать, что он любит ее и только ее. Вот чего она хотела! Не горячий секс и миллионы оргазмов, а все сразу! Весь испанец. Иначе рядом с ним она умрет, погибнет от кровоточащей раны сердца. И если он принадлежит другой, Таня постарается построить свое счастья с Сесаром, по крайней мере этот парень любит ее. Звучит довольно жалко, но в жизни бывает по-разному.

Не стоит думать, будто Тане было наплевать на состояние Сеска. В один из вечеров она преследовала приставленную к испанцу медсестру, и, представившись журналисткой, передала женщине весомый конверт, тут же узнав о том, как проходит лечение футболиста.

Стало немного легче, но Таня по-прежнему скучала, купаясь в сомнениях. Она старалась заменить Сеска Сесаром, издеваясь над собственным сердцем. Она топтала расцветшие бутоны чувств, не давая им раскрыться полностью. Тане не хватало Фабрегаса, а еще было жутко стыдно перед Аспиликуэта. Все запутывалось и разрасталось, как снежный ком. Она знала, что если придет к Сеску, то он согласится провести с ней ночь, возможно, даже пару ночей, но ей нужно было совсем другое. Невозможно заставить полюбить себя, нельзя просто так поселиться в чужой душе.