Голодное пламя
Шрифт:
– Нет, там были только какие-то несвязные фразы, и мы его выбросили. Потом оказалось – зря.
Дьявол, подумала Жанетт.
– Почему вы думаете, что оно было от феминистки? В чем подозревали Пео?
Голос Шарлотты Сильверберг вдруг зазвучал враждебно:
– Вам же нетрудно это выяснить! Я не хочу говорить об этом. С моей стороны эта тема исчерпана.
Жанетт заподозрила, что Шарлотта воспринимает ее как врага. Как кого-то, кто не на ее стороне, несмотря на полицейское звание. Или именно поэтому, подумала Жанетт и кивнула. Она сочла за лучшее не вызывать у женщины таких сильных
– И вы понятия не имеете, от кого пришло письмо?
– Нет. Как я уже сказала, это был кто-то, кому не понравилось, что Пео оправдали. – Она помолчала, глубоко вздохнула и продолжила: – Неделю назад пришло еще одно письмо. Я его принесла.
Шарлотта вынула из сумочки белый конверт и положила на стол.
Жанетт нагнулась, достала из нижнего ящика стола латексные перчатки. Она понимала, что конверт уже весь в отпечатках пальцев самой Шарлотты и бесконечного количества почтовых служащих, но рефлекторно надела перчатки.
С сильно бьющимся сердцем она взяла конверт.
Совершенно обычный, белый. Такие можно купить в «Иса» или «Консуме», десять штук в упаковке.
Марка погашена в Стокгольме, письмо адресовано Перу-Уле Сильвербергу. Детский почерк, черная ручка. Жанетт наморщила лоб.
Она осторожно вскрыла конверт по верхнему краю.
Бумага была такой же белой, лист А4, сложен как обычно. Такая бумага продается в пачках по пятьсот листов.
Жанетт развернула письмо и стала читать. Тот же почерк, та же черная ручка: «От прошлого ни кому не убежать».
Оригинально, подумала Жанетт и вздохнула. Потом внимательно посмотрела на посетительницу.
– «Никому» написано неправильно. Это вам о ком-нибудь напоминает?
– Это не обязательно ошибка, – ответила Шарлотта. – Возможно, это писал не швед.
– Вы понимаете, что это письмо – улика. Почему вы ждали неделю, прежде чем прийти сюда?
– Я была не в себе. Я только сейчас снова в состоянии находиться в квартире.
Стыд, подумала Жанетт. Стыд – вот что всегда мешает.
В чем бы ни подозревался Пер-Ула Сильверберг, это что-то было позорным. В этом Жанетт была уверена.
– Понимаю. Еще какие-нибудь мысли?
– Нет… во всяком случае, ничего насчет конкретно вот этого. – Шарлотта кивнула на письмо. – На прошлой неделе мне дважды позвонили. Когда я говорила «алло», на том конце молчали, а потом клали трубку.
Жанетт покачала головой, извинилась перед Шарлоттой, сняла трубку телефона и набрала внутренний номер Хуртига.
– Пер-Ула Сильверберг, – сказала она, когда Хуртиг ответил. – Вчера я связывалась с копенгагенской полицией насчет обвинения, которое против него выдвинули, а потом сняли. Можешь проверить, пришел ли факс на мое имя?
Жанетт положила трубку и откинулась на спинку кресла.
Щеки Шарлотты запылали.
– Я хотела бы знать… – неуверенно начала она, кашлянула и продолжила: – Можно ли получить какую-нибудь форму защиты?
Жанетт поняла, что все серьезно.
– Я сделаю, что могу, но не уверена, что успею предоставить вам защиту уже сегодня.
– Спасибо. – На лице Шарлотты читалось облегчение. Она быстро собрала свои вещи и пошла к двери, а Жанетт добавила:
– Мне может понадобиться более подробная беседа с
вами. Может быть, уже завтра.Шарлотта остановилась в дверном проеме.
– Хорошо, – сказала она, не оборачиваясь.
В ту же минуту появился Хуртиг с коричневой папкой. Он кивком поздоровался с Шарлоттой, протиснулся мимо нее и кинул папку на стол Жанетт, после чего ушел к себе.
Шарлотта направилась к лифту, ее шаги постепенно затихали.
Прежде чем начать читать документы, Жанетт сходила за чашкой кофе.
Материалы предварительного расследования по делу Пера-Улы Сильверберга составляли вместе с приложениями в общей сложности семнадцать страниц.
Первым делом Жанетт поразило, что Шарлотта не только утаила информацию о сути судебного процесса. Она удержала при себе еще одну не вполне незначительную деталь.
У Шарлотты и Пера-Улы Сильверберга была дочь.
Мыльный дворец
В десять – клиент с бессонницей, в одиннадцать – клиент с анорексией.
София едва помнила их имена, когда села за рабочий стол и начала просматривать записи о результатах предыдущих сеансов.
После ночного провала в памяти тело едва слушалось. Руки покрыты холодным потом, во рту сухо. Состояние усугублялось тем, что она знала: сейчас ей предстоит разговор с Линнеей Лундстрём. Через пару минут София встретится с собой четырнадцатилетней. С подростком, от которого она отвернулась.
Она пришла на встречу в час дня, в сопровождении сотрудника отделения детской и юношеской психиатрии.
Линнея Лундстрём оказалась девочкой с телом и лицом весьма зрелыми для своих четырнадцати лет. Ей пришлось повзрослеть слишком рано, она уже носила в своем теле накопленный за четырнадцатилетнюю жизнь ад, и всю оставшуюся жизнь ей придется посвятить тому, чтобы научиться жить с этим адом внутри.
София поздоровалась, вложив в приветствие всю возможную доброжелательность, и пригласила Линнею садиться.
– Вы можете пока посидеть в приемной с газетой, – сказала она санитару. – Мы закончим через сорок пять минут.
Санитар улыбнулся и закрыл дверь.
– Увидимся, Линнея, – сказал он, но девочка не ответила.
Через четверть часа София поняла, что легко не будет.
Она ожидала увидеть девочку, полную тьмы и ненависти, иногда формулируемых молчанием, но также и с импульсивными вспышками, вызываемыми глубоко укоренившейся деструктивностью. С этим София знала, что делать.
Но теперь перед ней было нечто совершенно другое.
Линнея Лундстрём на вопросы отвечала уклончиво, язык тела говорил о безразличии, зрительный контакт установить не удавалось. Девочка сидела вполоборота к Софии и вертела в руках брелок в виде куклы Братц. София поражалась, как руководитель психиатрического отделения согласился отпустить Линнею на встречу.
Лишь когда София спросила Линнею, чего она ждет от их беседы, девочка сама задала вопрос, который застал Софию врасплох:
– Что папа вам сказал? По-честному?
Голос Линнеи был на удивление чистым и сильным, но взгляд был прикован к брелоку. София не ожидала столь прямого вопроса и задумалась. Нельзя, чтобы после ее ответа девочка окончательно дистанцировалась.