Голодные Игры: Восставшие из пепла
Шрифт:
Мои дети.
Дети. Разве я хотела детей? Разве не боялась за жизнь своего будущего чада и избегала любого контакта с детьми, после смерти Прим? Неожиданно, как будто ослепительной вспышкой, в память приходит воспоминание о пробившемся сквозь пелену сизых туч, лучика солнца. Он ласково скользнул по моей щеке и прикоснулся к моей ладошке, что покоилась в руке Пита. Я знаю, что это была Прим. Знаю, что в последний момент она хотела сказать, что так или иначе, я сделала абсолютно все, что от меня зависело. Но я не хочу знать, что сестренка сдалась. Не хочу знать, что сдался Пит. Джо или Энобария. Сдался Бити или Хеймитч.
– По традиции – девушки вперед.
Фликермен со звенящим стуком, передает микрофон в руки помощницы, а сам направляется к прозрачному, поблескивающему шару. Он грузно ступает по настилу сцены. Я слышу каждый его шаг – грубым шумом они раздаются у меня в голове.
Я хочу отвернутся и увлечь за собой Пита. Но вместо этого вскидываю голову вверх, где быстрым роем пчел, уплывают перистые облака. Белые и пушистые, сменяются свинцовыми, практически черными грозовыми облаками. Я жду, что из-за них выглянет солнце – ведь так обычно случалось. Я отчаивалась, не верила в то, что может быть что-то за гранью той непроходимой ситуации, в которую я попадала. И именно в последний момент приходило мое спасение – быстрое решение, поддержка, взявшаяся из неоткуда. Но ее не было. Фликермен уже водрузил шар в свои руки.
Первой к кому он протянул шар, была Джо. Я молюсь о том, чтобы у нее не случилось нервозного приступа, и она бы не отбросила несчастного телеведущего к краю сцены. Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, точно так же, как и она на меня. Рука Джоанны проникает вглубь стеклянного шара, но она все еще глядит на меня. Улыбка сама спадает с моего лица, когда она разворачивает четырехгранный конверт.
Теперь уже улыбается она. Её губы дрожат, а лицо становится цвета мелованной бумаги. Эта истерическая гримаса не сходит с ее лица, когда она выхватывает из рук Фликермена микрофон:
– Камилла Уэрвуд.
На глаза наворачиваются слезы. Это та самая рыжеволосая девчушка с веснушчатым лицом и бесконечно добрыми, изумрудными глазами. Сердце ухает к пяткам, я по-прежнему стою на месте, стараясь не кинуться к ней на встречу. Толпа расступается и вперед выходит девочка в белом платьице. Ее волосы перевязаны небесной лентой и она… улыбается. Искренне, как прежде. Плакаты, что возвышались над толпой, медленно опускаются вниз – люди не желают видеть смерть этой малышки. И осознание того, что они натворили на самом деле приходит к ним слишком запоздало.
Первое имя вспыхивает на Турнирной таблице.
Джоанна помогает малышке взобраться на сцену и целует ее веснушчатый лоб, что-то шепчет ей на ухо.
Поднимаясь с колен, она медленно изрекает:
– Нет той кары, которую бы я хотела обрушить на вас.
Без микрофона ее слова услышал лишь первые ряды и остальные менторы. Но было в них столько боли и ненависти, что по телу моему побежали мурашки – я гордилась ей, так же, как гордилась Испуганной, но улыбающейся Камиллой, что стала к краю сцены.
Ментор за ментором они называют имена будущих трибутов.
Все происходит словно в замедленной съемке. Бити комкает листок и нервозно изрекает имя мальчика, которого я часто замечала рядом с ним. Того мальчонки, что в день, когда мы все поедали солнечные пирожные, помогал Питу расправиться с тяжелыми пакетами. Толпа вновь молчит. Мне кажется, я даже
слышу всхлипы – да только это запоздало. Это еще один удар ниже пояса. Будто с каждым новым именем в меня вонзается стрела, и я непроизвольно сжимаюсь.Девушка из отряда профи. Энобария встречает ее холодным кивком. Боль сковывает тело, и я вновь забываю дышать.
Один из братьев, который попал в ту же группу. Пит пожимает его дрожащую руку. Но я-то помню, как мастерски он управлялся с копьем и считался одним из фаворитов в стрельбе из лука.
Я все еще смотрю в пустоту, когда в ушах раздаются имена тех, кого я знала или замечала в Тренировочном Центре. Вновь и вновь меня пронзают стрелы отчаянья. Гейл по-прежнему бездействует. Хорн произносит имя высокой и статной девушки, что умело владела топором и была лучшей в отряде Джоанны. Еще одна профи.
В глазах нет отчаянья и испуга. Только стальная самоуверенность. Только ненависть. Я обращаю свой взгляд к Камилле, но едва не разрождаюсь истерикой, она крепко сжимает ладонь Майка. На экранах пропадает стальной взгляд фаворита из бокса Джоанны, все взгляды и камеры прикованы к их сплетенным пальцам. И неожиданно на заднем фоне я замечаю нас с Питом. Мы словно отражение этих маленьких трибутов. Наши пальцы. На обескровленные лица. И единый страх…
Когда очередь доходит до меня, Фликермен едва держится на ногах. Я смотрю на него широко раскрытыми глазами и замечаю лишь испуганное выражение его лица. Двенадцать менторов – двадцать четыре имени трибутов. Мне придется сделать это дважды. Я смотрю остекленелым взглядом куда-то сквозь блестящую поверхность шара. Рука касается поверхности листков, и я словно обжигаюсь ими.
Вздох и я мертвой хваткой впиваюсь в четырехгранный конверт. Разворачивая его, я вспоминаю бодрый взгляд Эффи, когда она разворачивала листок с именем моей сестры.
Именно тогда все изменилось.
И я не хочу, чтобы на этот раз там было имя Хейвен.
Не она. Только не она.
– Лорель Гриффит.
Глаза наливаются слезами счастья. Я не обязана радоваться подобному исходу событий, но это не Хейвен, и это главное. Грузная, полная девушка поднимается по ступенькам на сцену. Ей около шестнадцати. Я знаю, каковы её шансы на победу, но вместо слов правды, изрекаю:
– Постарайся победить.
– Без проблем, – салютует она мне и отходит к остальным.
Я дивуюсь ее силе духа, будто бы я отправляю ее не на Арену, а в школу, где она будет учиться выживать.
Их семеро. И я теряюсь в подсчетах. Снова – имя за именем, знакомыми за незнакомыми лицами я медленно умираю. Я молюсь. Впервые в жизни я страстно желаю того, чтобы Господь помог мне избавить всех этих детей от страдальческой участи. Чтобы не было больше Голодных Игр. Чтобы не было больше смертей для потехи.
Толпа молчит. И с каждым новым именем я слышу все новые всхлипы. Слишком поздно вы очнулись, но теперь, возможно, вы дозволите себе раскошелиться на должность спонсоров. Мне не стыдно показывать слезы – мне стыдно за этих людей.
Двое из бокса Бити. И технолог выглядит так словно умер заживо. Я гляжу перед собой, но неожиданно взгляд цепляется за край плотного, мутно-бурого лоскута штанов. По мере того, как я поднимаю взгляд, во мне закипает чувство отвращения и ненависти. Койн.
Турнирная таблица мерцает именами девятерых трибутов.