Голодные Игры: Восставшие из пепла
Шрифт:
========== Глава 31 : Алый восход ==========
Дорогие мои читатели. То, как вы отреагировали, то, как ежедневно ко мне приходили ваши письма, то, как искренне вы говорили о чувствах к “ВИП”-у, заставило меня по-настоящему расчувствоваться. Мне казалось, он забыт и скорее всего затянулся и стал похож на мыльную оперу. Все события, в принципе, можно предугадать, а герои ( особенно в последних главах), стали просто невыносимо ООС-ными. Но кто мог предположить, что вы просто забастуете? Ребят, вы не хуже “Огненного морника”!:)
Вы заставили почувствовать меня убийцей. Я собиралась убить своих героев, которых так долго вынашивала долгие полгода… И это кажется мне ужасным. Тем более нашлись те люди,
Я хочу обрадовать вас - “ВИП” будет жить:). Не так часто, как этим летом, но обещаю - будет. Я торжественно клянусь закончить его, но перед этим… Спасибо вам от всего моего сердца. Каждому, кто хоть как-то отреагировал на мои слова. Многие решили, что я угрожаю или желаю какого-то пиара, через это обращения, но это бред. На самом деле, я действительно находилась в самом безвыходном положении. Все, что происходит с “ВИП” - его улучшения или модернизация, все это благодаря вам, читатели.
“Восставшие из пепла” - все еще живы благодаря вам!
С любовью,
Громова!
_______________________________________
Когда я открываю глаза в следующий раз, в купе по-прежнему душно и тихо. За окном сгущается серое марево. Скоро рассвет, а значит, я смогу увидеть теплый, льющийся цвет восходящего солнца. Сердце входит в привычный беглый ритм. Мысли теряют связность. Голова наполняется монотонным гудением. Неужели я не смогу привыкнуть к мысли, что все страхи остались позади? Что боль и ненависть в прошлом? Я не верю Аврелию. Я по-прежнему болен, по-прежнему нуждаюсь в его наставлениях, по-прежнему должен находиться взаперти. Вот только переродок так не считает. Слишком тихо. Он выжидает того момента, когда сможет причинить боль тем людям, которые все еще дороги мне.
Мне стоит отдохнуть. Еще чуть-чуть и я сойду с ума. Или уже слишком поздно об этом задумываться?
Гудение сливается с ритмом бьющегося сердца. Темная ограда, мелькающая за окном, приобретает очертания. На темном фоне бетона виднеется цифра 8. Мы в Дистрикте-8.
Двенадцатый. Шлак. Но мне сложно представить каков он теперь? Прошло так много времени, а я все еще помню светлое крыльцо отцовской пекарни, истерзанную калитку школы, затхлый запах угля, парящего в дистрикте. Но это дороже, это важнее страшного, пусть и обновленного, кровавого Капитолия. Между мной и сердцем Панема слишком много различий. А Двенадцатый…
Искренность. Чистота. Жизнь. Глупо называть местом гибели сотен моих односельчан… моих родных, местом чистоты… Но я знаю, что эти чувства испытываю я – не переродок. Я рад своему возвращению, пусть и страшусь его; я рад сложностям, пусть и бессилен перед ними; я готов пережить боль заново, главное – я еду домой.
Есть дороги, которому надо преодолеть в одиночку. И эта дорога в несколько часов состоит в том, чтобы не сойти с ума. Не свихнутся от пьянящей свободы, а продолжать контролировать себя. Расчетливо и сдержано – никаких эмоций. Стоит сорваться и произойдет непоправимое…
Неожиданно комнату озаряет предрассветные лучи солнца. Оранжевый. Решительность. Бесстрашие. Возрождение.
Оранжевый – тот самый оранжевый цвет, который я так любил с детства. Луга вспыхивают отблесками росы. Серые, дымчатые тучи дождя выпускают солнце на волю. И я прислоняюсь лбом к прохладному стеклу и стараюсь дышать ровно. Никаких эмоций - несмотря на то, что мое сердце скачет галопом, я должен оставаться непоколебимым. Должен быть собранным. Расчетливым.
Гудение усиливается. Я слабо различаю шум за дверью. Резкий толчок и визг тормозов заглушает страшное и уже привычное шипение переродка. Игры сделали свое дело – мышцы реагируют быстрее мозга. Рука впивается в металлическую перегородку стола, и только благодаря этому я все еще стою на полусогнутых ногах. Картинка за окном замерла – луг окрашен
светло-золотыми красками рассвета, но поезд замер.Принудительная остановка? Но мы по-прежнему в зоне Восьмого. Дозаправка? Но Аврелий утверждал, что скоростной поезд рассчитан на меня одного, а значит…
Все это ложь, Пит. Они лгут тебе.
Нет. Не снова…
Это ловушка. Они убьют тебя.
Ненависть переродка пульсируют во мне словно кровь. Приливает к мозгу. Стучится к вискам.
Беги, Пит. Они ненавидят тебя.
– Доброе утро, Пит, – бодрый голос разбивает на сотни осколков жуткий хрип моего второго «Я».
Когда я, наконец, могу сфокусировать взгляд, передо мной восстает фигура Плутарха Хевенсби. Его тело еще рябит кругами глянца, но я все же спокойно выдаю:
– Доброе утро, Плутарх. Мы остановились.
Этот факт не удивляет Распорядителя будущих Игр. Он с серьезным лицом кивает головой. Сосредоточенный взгляд Хевенсби не отрываясь следил за полупрозрачным экраном капитолийского гаджета. В уме я прикидываю, сколько семья из моего дистрикта должна голодать, чтобы позволить себе эту безделушку?
Как бы не менялось содержание Панема, его мораль осталась прежней. Есть подчиненные и подчиняющие. Есть голодающие и нуждающиеся, а есть …
– Эта остановка не должна тебя смущать. Все идет… по некому плану.
– В который меня посвятить, по традиции, забыли?
Плутарх примирительно улыбается. Но скорее это что-то нервозное. Эту кривую ухмылку, я легко могу распознать без особых проблем – ведь достаточно часто я видел ее в зеркале.
– Почему мы остановились, если у нас был прямой маршрут? – не унимаюсь я.
– Сложно сказать, – его брови взмывают вверх.
В наушнике распорядителя что-то пискнуло и уже через мгновение я смог разобрать: «Ссадить», «ограда», «огненный морник».
– Мы сходим, – стальным голосом произносит он, – Немедленно.
Мне не надо было повторять дважды. За окном вдруг вспыхнула и погасла сигнальная ракета. При звуке выстрела, мне показалось, что нервы мои лопнули словно струна. Но вместо паники, я схватил свою сумку и двинулся вглубь коридора, вслед за распорядителем. Плутарх был сдержан и собран, что не оставляло мне никаких сомнений – что-то произошло. Что-то, что могло серьезно угрожать нашим жизням. Что-то, с чем не мог справиться отряд миротворцев, который по настоянию Аврелия отправили вместе с нами. Еще один глухой щелчок, который пробивает в купе неясным скрежетанием металла. Будто сталь режет сталь. Привычное гудение заглушают звуки ударов. Один, другой, третий… В результате я насчитываю около трех десятков странных, словно отсчитывающих мое время, щелчков. Они надолго повисают в воздухе, лишая всякой возможности определить, откуда они исходят. В коридоре появляется персонал. В толпе я мгновенно замечаю бывших капитолийцев. На лицах прежде безмятежных людей, горит страх и отчаянье. Клейма, выжженные татуировки, стальные браслеты с датчиками движения – все это отличает их от собранных и быстро снующих людей, с непроницаемыми лицами.
Я не испытываю страха, и это возможно, единственное, что приводит меня в ужас. Я вырван из контекста происходящего. Шумы выстрелов и бойни для меня ничего не значат. Для меня «настоящего» ничего уже не имеет значения.
Все о чем я могу мечтать – добраться до Дистрикта-12 живым.
– Планолет уже на подходе. Будь начеку, - говорит Плутарх, когда один из миротворцев щелкает затвором ружья.
Я всегда начеку. Это нормальное состояние для победителей. Прежде, чем нога опускается на глиняную поверхность земли, в нос ударяет сильный запах гари. Солнце ослепляет и дезориентирует меня на несколько мгновений, но меня уже оттягивают в сторону. Печальный вздох поезда, перед тем как его окончательно обесточивают и я, наконец, могу видеть.