Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады
Шрифт:
Заметнее стала деятельность детской редакции. Длительное время она практически осуществляла ту же работу, что и литературная. Это объяснялось рядом причин. Передач для дошкольников не велось совсем. Многие ребята были эвакуированы еще летом 1941 года, другие – зимой и весной по Дороге жизни. Оставшиеся в городе дети повзрослели раньше времени. К ним, наряду с детскими писателями Н. Дилакторской, Е. Борониной, Н. Владимирской, М. Эрбштейн, Н. Паперной, часто обращались литераторы, уже знакомые нам по другим передачам ленинградского радио. Из материалов вещания для детей в 1942 году можно отметить лишь несколько: выступления ребят в передаче 30 марта: «Сделаем Ленинград чистым и красивым», две трансляции из госпиталей, в которых побывали школьники, и, наконец, трансляцию 2 июля торжественного вечера выпускников ленинградских школ
Среди других передач лишь регулярные выпуски передачи «”Костер” по радио» были действительно рассчитаны на школьную, пионерскую аудиторию (передача не только заменила переставший выходить журнал «Костер», но и стала на время единственной трибуной для детских писателей). Все остальное могло бы с тем же успехом быть передано другими редакциями. В 1943 году главное место в работе детской редакции занял рассказ о том, как ребята помогают Родине в трудные дни. Вот некоторые, самые характерные передачи: «Наши тимуровцы»; «Чем ты поможешь фронту»; «За наши дела пионерские спасибо нам Родина скажет». Все чаще к микрофону подходят сами ребята. В один из июньских дней в студию пришли школьники Петя Бабурин и Юра Артюхин, награжденные медалями «За оборону Ленинграда». Это были сверстники бывшего блокадного мальчишки, позже поэта Юрия Воронова, который написал: «Нам в сорок третьем выдали медали и только в сорок пятом паспорта». Перед ребятами выступали герои Ленинградского фронта, для них передавались очерки о подвигах бойцов и командиров, в передачах использовали и материалы других редакций. В то же время голоса подростков, работавших на заводах, звучали в передачах для взрослых.
Осенью 1943 года были осуществлены постановки радиопьес по произведениям Г. Х. Андерсена и А. Конан-Дойля – «Дюймовочка» и «Лига красноголовых». Эти передачи свидетельствовали об огромных изменениях, произошедших в Ленинграде за два блокадных года. Теперь детская редакция, вопреки продолжающейся осаде города, вела свой, особый разговор с детьми. Но в 1941–1943 годах она выполняла главным образом непосредственно политические задачи.
На протяжении всей блокады самой регулярной передачей и в 1941, и в 1944 годах оставались «Последние известия». Они составляли существенную часть всего радиовещания. Можно было пропустить что-либо другое, но не этот важный отчет о происходящем в городе и в мире. Ленинградцы были вознаграждены за свою верность «Последним известиям» в январе 1944-го. И тогда же продолжением самого значительного известия, которое услышал Ленинград в те годы, стали все другие передачи. Впрочем, о январских передачах 1944 года следует говорить особо. Именно в январе пришли дни, когда артиллерийский гул слышался совсем не так, как во время почти ежедневных артиллерийских обстрелов. Встречаясь на улице, люди понимающе улыбались друг другу, знали: сбывается мечта о полном разгроме врага у стен города. Это настроение ленинградцев и все события тех дней запечатлело радио.
Вновь говорила Берггольц: «И все свершилось, все настало, и правдой сделалось все то, что бредом гордости казалось». Поэтесса читала стихи и, как обычно, обращаясь к другу-ленинградцу, беседовала с ним: «В Ленинграде тихо. Это так удивительно, так хорошо, что минутами не верится даже… А когда подумаешь, что это не та коварная тишина, которая устанавливалась между обстрелами и не радовала, а томила, так хочется смеяться и плакать от радости…»
Выступала Вера Инбер: «Впервые в приказе по войскам есть обращение к гражданскому населению города. Эта честь выпала на долю Ленинграда». И она же говорила о первом салюте, первом мирном залпе освобожденного города: «Кто видел сияние всех этих человеческих глаз, тот уже никогда не забудет этого. Такое можно пережить только раз в жизни».
Передачи второй половины января 1944 года очень разнообразны по форме. Здесь и отдельные выступления, и корреспонденции, и очерки, и литературные монтажи. С 18 по 28 января было создано семь литературных монтажей: «На Запад» (18 января); «За Ленинград, за город русской славы» (20 января); «Новые стихи советских поэтов» (23 января); «Освобождение города» (25 января); специальная передача о Новгороде (26 января); «Праздник Ленинграда» (28 января) и, наконец, «Салют над Невой» (28 января).
В радиопередаче «Салют над
Невой» участвовали поэты и журналисты, которые до этого не один раз говорили о победном дне, ждали его, как и весь город. Читал стихи А. Прокофьев, выступали М. Дудин и Б. Тимофеев. «Говорит свободный Ленинград» – так называлось стихотворение И. Авраменко: Сломлены узлы сопротивленья, Взорвано осадное кольцо. Мы идем – и ветер наступленья, Бодрый ветер дует нам в лицо.Рядом с именем города Ленина прозвучали имена городов, связанных с ним историей: Пушкин, Павловск, Гатчина. Все это звучало как стихи: военные корреспонденты сообщали о продвижении нашей армии.
Радио рассказывало миру о ленинградском подвиге, и рассказ этот давал верное представление о борьбе Ленинграда.
ПОБЕДА МУЗЫКИ
Седьмая, «Ленинградская».
«Тоненькая ниточка». «Лишь окончится артобстрел».
Приказ № 57. Лучшее лекарство. «Вы песней спасли нас».
Музыкальная духовная победа.
Уже было сказано о том, как жили и работали люди в стенах Дома радио зимой 1941–1942 годов, как трагично сложилась судьба многих музыкантов симфонического оркестра Радиокомитета. Художественный руководитель Радиокомитета составлял отчеты о состоянии музыкантов. Они были один мрачнее другого. Чтобы возродить оркестр, спасти людей, нужно решение – вернуть Ленинграду музыку, дать в руки музыкантов их инструменты.
В начале марта 1942 года скрипач Г. Фесечко передал дирижеру симфонического оркестра Радиокомитета К. Элиасбергу, жившему вместе с женой, пианисткой оркестра Н. Бронниковой, в стационаре в гостинице «Астория», записку Б. Загурского. Начальник управления по делам искусств просил дирижера прийти к нему в здание Большого драматического театра. Путь этот был для К. Элиасберга нелегким: всего месяц назад товарищи привезли его, ослабевшего, в «Асторию» на саночках, сам он уже ходить не мог. Но сейчас речь шла об оркестре, о музыке, и К. Элиасберг пошел… Он увидел Б. Загурского, лежащего под шинелью, со следами недавней контузии. Вскоре после этой встречи по радио было передано объявление: «Просьба ко всем музыкантам Ленинграда явиться в Радиокомитет».
Потом Я. Бабушкин так рассказывал А. Фадееву о возрождении оркестра: «В городе было много прекрасных музыкантов, но все они… голодали. Можешь себе представить, как оживились эти люди, когда мы стали вытаскивать их из темных квартир. Боже, до чего многие из них отощали. Это было трогательное до слез зрелище, когда они извлекли свои концертные фраки, свои скрипки, виолончели, флейты и фаготы, и здесь, под обледеневшими сводами Радиокомитета, начались репетиции симфоний Бетховена и Чайковского».
Прежде чем эти репетиции начались, прежде чем по радио полились звуки прекрасной музыки, нужно было хоть немного подкормить людей, оказавшихся на последней грани истощения. На помощь пришел начальник управления по делам искусств Б. Загурский. Он помог добиться дополнительного питания для музыкантов, поддержал просьбу Радиокомитета, адресованную командованию фронта: пополнить оркестр военными музыкантами. А в те же дни, задолго до первых репетиций оркестра, работники Радиокомитета узнали, что в Куйбышеве состоялась премьера исполнения Седьмой симфонии Д. Шостаковича. И тут возникла фантастическая идея: «А что, если… Ведь симфония наша, ленинградская. Ведь и зачиналась она в Ленинграде, и Шостакович говорил о ней у нас». Многие работники радио говорили мне, что первым об этом сказал Я. Бабушкин: «А что если попробовать нам?»
О. Берггольц, вспоминая его, написала: «Один оркестр чего стоил». Эта идея захватила всех. Она дала Радиокомитету силы поднять на ноги музыкантов, добиться того, что вскоре партитура симфонии самолетом была доставлена в Ленинград. (Об этом писала летом 1942-го в далеком Ташкенте Анна Ахматова: «Притворившись нотной тетрадкой,/ Знаменитая ленинградка/ Возвращалась в родной эфир».) И до получения партитуры многим сама мысль об исполнении симфонии в условиях Ленинграда казалась неосуществимой. А тут еще К. Элиасберг категорически заявил: «При нынешнем составе оркестра исполнить симфонию нельзя. Нужен полный комплект оркестрантов. Необходим сдвоенный состав медных инструментов».