Голос Ленинграда. Ленинградское радио в дни блокады
Шрифт:
Работа отдельных редакций Радиокомитета всегда связана между собой. Передачи дня, недели планируются в зависимости друг от друга. В военную пору общие задачи еще более подчеркнули это обстоятельство. Летом 1941 года больше всего литературных материалов содержала «Радиохроника», но литературно-драматический отдел широко пользовался помощью других редакций. В то же время писатели выступали и на политвещании, и в детском радиожурнале «Юный патриот» (только в июле – августе вышло двадцать его номеров).
Как стало ясно значительно позже, замысел «Радиохроники» был поистине счастливым. Он учитывал возможности радио и вместе с тем позволял при сравнительно небольших актерских силах и музыкальном сопровождении делать разнообразную по форме передачу. Все это оказалось бесценным в блокадную зиму. Какие-нибудь сорок минут вещания вбирали в себя поэзию и публицистику, драматическую сценку и сатиру. А пока, у своих истоков, «Радиохроника» завоевывала слушателей, становилась другом
Едва замолкла музыка, диктор произнес: «„Улицей этой врагу не пройти“, – поет Максим. „В дом этот светлый врагу не войти“, – поет Максим. Об одной такой улице, об одном таком доме – ленинградском доме – сейчас мы расскажем вам». Затем передавался очерк «Комендант». Именно после исполнения по радио эта незатейливая песня стала широко известна, она входила в репертуар фронтовых агитбригад, дала толчок к созданию новых импровизаций на знакомые темы.
В июле и августе Ленинград еще не был отрезан от страны. Передачи из Москвы, как и в мирные дни, транслировались ежедневно по городской сети. Вовремя приходили центральные газеты, работал междугородный телефон. Но ритм военной жизни сказывался уже на всем. Рабочий день становился длинней, тысячи жителей уехали на оборонные работы в сторону Луги и Гатчины. Шли на восток эшелоны эвакуированных. Десятки тысяч ленинградцев сражались в рядах армии и народного ополчения. В этих условиях мало кто мог прослушать целую передачу до конца. Одно несомненно – в Ленинграде, как и во всей стране, не пропускали тогда сводок Информбюро.
В этом смысле роль радио была здесь такой же, как и в других городах страны. «Радиохроника» стала одной из многих передач, и слушатели не сразу выделили ее среди других, но постепенно она все более отражала потребность времени, в ней проявились важные черты военного радио, которое в дальнейшем сыграло в Ленинграде роль совершенно особую. «Радиохроника» привлекала не только отдельными, пусть и удачными материалами, но прежде всего единством замысла, законченностью целого. Случалось, что в ходе передачи совсем не называли авторов и лишь в самом конце объявлялись ее участники. Некоторые номера «Хроники» носили характер тематический.
Так, передача от 16 июля (Радиохроника. № 14) начиналась словами: «Слушай нас, Краснознаменный Балтийский флот» и морским сигналом: «Внимание!» После указа о награждении моряков Балтики читались письма краснофлотцам. Затем шла сатирическая сценка – разговор рыб на морском дне. Специальный выпуск для Балтфлота передавался и в августе. Среди его авторов – Николай Чуковский, Юрий Инге,
Евгений Шварц, Борис Лавренев, Леонид Соболев. Письма на этот раз были обращены к защитникам полуострова Ханко. В «Словаре для фашистских мореплавателей» высмеивались «успехи» немецкого флота. Такие номера собрать из имеющихся материалов было нельзя, приходилось каждый готовить специально. Казалось, строгие временные рамки, оперативность, а порой спешка заставят авторов «Хроники» повторяться, ограничат их жанровые возможности. Между тем эти передачи поражают именно разнообразием жанров. Рядом со стихами, частушками, песнями здесь был очерк, статья или рассказ. Иногда очерк был написан в стихотворной форме. В номере девятом, вслед за сообщением о подвиге летчика Гастелло, прозвучала поэма Анатолия Мариенгофа «Капитан Гастелло», едва ли не первый поэтический отклик на подвиг героя. Это была газетная оперативность.Но говорить с Ленинградом нужно было каждый день. И здесь очерк, в том числе стихотворный, был явлением весьма примечательным. «Рабочий Сигачев», «Боец Исмаилов», «Капитан Гастелло», «Батарея младшего лейтенанта Чаплина», «Сеня», «Александр Самохин» – эти стихотворные очерки А. Мариенгофа 10 не стали значительными художественными явлениями. Но потребность в такого рода конкретных, адресных вещах ощущалась. Подвигу нужна была гласность.
Люди слышали в стихах имена героев. А. Мариенгоф писал о машинисте, который, рискуя жизнью, обжигаясь, лез в еще не остывшую до конца паровозную топку, чтобы скорее отремонтировать паровоз и отправить состав к фронту, писал о первых летчиках – героях ленинградского неба, о плененном разведчике, не выдавшем врагу важных сведений.
10
А. Мариенгоф, М. Слонимский, Б. Лавренев, Л. Соболев и некоторые другие участники летних передач вскоре уехали из Ленинграда. Основная тяжесть литературной работы в Радиокомитете легла на плечи оставшихся.
Николай Тихонов написал «Балладу о лейтенанте танкисте Юхниче» (Радиохроника. № 7), Александр Прокофьев – «Балладу о красноармейце Демине» (Радиохроника. № 25), Борис Лавренев – о летчике Трубицыне (Радиохроника. № 53).
Очерковый характер имели и немногочисленные рассказы, написанные в то время и передававшиеся по ленинградскому радио, в частности рассказы В. Каверина «Из дневника», «Трое», а также рассказ И. Кратта «Партизаны». Авторов прежде всего интересовала сама ситуация, описание подвига, а не характеры людей. Несколько иначе обстояло дело в рассказе В. Каверина «Прощальный салют» – истории подвига и гибели молодых бойцов. Раскрывая мысли одного из героев, автор стремился обрисовать его внутренний мир, рассказать о недавнем прошлом. Большинство рассказов остро публицистичны, мысли авторов выражены прямо. В лексике, композиции, в определенности конечного вывода проявлялась пропагандистская направленность всех видов искусства. «Мы» и «они», «свет» и «тень», «жизнь» и «смерть» – не боясь повторений, не избегая лозунга, писатели говорили о самом главном.
И если верно, что все искусство в первые недели войны стало пропагандистским, публицистическим, то это прежде всего коснулось песни.
Уже в самом начале июля ленинградское радио неоднократно передавало «Священную войну» А. Александрова на слова В. Лебедева-Кумача, песню, написанную в первые же дни войны. В июле и августе, кроме ежедневно звучавших записей классической музыки, не проходило дня без песни зовущей, призывной, боевой. Это были «Марш Народного ополчения», «Песня о часовом», «Песня о трех маршалах». И в «Радиохрониках», и в других передачах дня повторялись песни уже известные и написанные только что. Трудно назвать поэта, не писавшего тогда текстов на музыку молодых композиторов Н. Леви, В. Соловьева-Седого, В. Сорокина.
Выполняя заказ редакции, авторы песен стремились оперативно сделать свою работу. Но именно такие песни, как «Играй, мой баян» (музыка В. Соловьева-Седого), написанные для одной радиопередачи, становились популярными в народе. Песни первого военного лета говорили о сегодняшнем подвиге и подвиге отцов. Через много лет, в конце шестидесятых годов, вновь прозвучали песни, может быть, навеянные теми, давними. Например, «Комсомольской военной», которую написали В. Соловьев-Седой и поэт Никита Верховский:
Было грозное время, иные года, Штормовая стояла погода, И на фронт бить врага Уходили тогда Комсомольцы двадцатого года.И пусть многие из этих песен прозвучали лишь по несколько раз, они оставили свой след в сердцах ленинградцев, уходивших в те дни в армию народного ополчения. А рядом с песнями, рожденными в Ленинграде, звучали через радиорупоры и «Священная война», и «Песня смелых» на слова А. Суркова. «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой» – это слышали тогда и москвичи, и ленинградцы, и Киев, и Севастополь. Песня стала призывом и клятвой.