Голос пугающей пустоты

Она бросилась вперед и двумя яростными ударами вынудила инквизитора уйти в оборону. Мечи пронзительно зазвенели.

— Вы думали, что поймаете нас в ловушку, да?! — Продолжая давить на противника, Джейл вспоминала, как Теолрин в какой-то момент их поездки в подробностях пересказывал ей события, которые она пропустила в Ковене. — Думали, что трех Стеклянных Рыцарей и Летающего хватит, чтобы нас остановить?! Каково это было — узнать, что они все мертвы? Что вы недооценили нас и потерпели сокрушительное поражение? — Джейл дернулась влево и рубанула, крутанув сжатую в локте руку. Меч со свистом рассек воздух и распорол облегающий тело инквизитора плащ, лишь чуть-чуть не достигнув искомой цели. — Хотя погоди... — Джейл вернула меч и приподняла его, острием к противнику, на уровень лица. — Вы ведь всего этого не знаете, да? Ни про гибель Летающего, ни о сути красного осколка? Таким, как ты, не доверяют столь важных секретов. Вам, псам в оранжевых масках, бросают кости, объедки, которыми вы довольствуетесь. Из-за которых мните себя вершителями человеческих судеб, не так ли?

— Ты ничего о нас не знаешь, ведьма, — прошипел инквизитор, припадая на правую ногу и вертя в руке меч. По его искаженному выражению лица Джейл поняла, что попала в точку. — А вот мы... Мы знаем о тебе почти все.

— Неужели? — Джейл пренебрежительно фыркнула и, пружинисто шагнув вперед, ударила вертикально. Инквизитор подставил под удар свой меч. Раздался звон, и оранжево-синие искры вспыхнули между скрестившихся мечей. — И откуда же?

Она давила на свое оружие, что было сил, но инквизитора оказалось не так легко сломить.

— У нас есть источник, — произнес инквизитор, переведя взгляд с мечей на ее лицо. — Один мужчина, которого мы взяли в плен несколько дней назад. Поначалу он был неразговорчивым, но потом за дело взялись наши лучшие мастера, и... случилось чудо! Как же его звали, не могу вспомнить? Клай? Клой? Клэй?..

Что-то дрогнуло внутри нее, когда она вспомнила, как в последний раз смотрела на тело Кдэйва. Клэйва, которого она, без зазрений совести, бросила там, на растерзание ковенским псам. Ну, почти без зазрений совести...

Поддавшись эмоциям, она отвлеклась от происходящего — ровно на долю мгновения.

Но этой доли мгновения хватило, чтобы она проглядела, как чья-то массивная тень накрывает ее сбоку.

Джейл дернулась, разворачивая корпус и проворачивая меч, чтобы отразить, как она предполагала, удар подкравшегося к ней копейщика... Вот только копейщика не было.

Был вставший на дыбы конь, один из двух, что, оставшись без всадника, словно сошел с ума.

И копыта, что понеслись к ней вместе с выпрямляющимися передними ногами.

Джейл попыталась пригнуться, но преуспела в этом лишь частично: ее голова осталось невредимой, а вот правую руку, чуть выше запястья, пронзила боль — настолько острая и резкая, что Джейл невольно выронила меч на землю.

«Ну твою ж мать», — промелькнуло у нее в сознании, когда она поняла, что осталась безоружна.

И что вряд ли успеет нагнуться и поднять меч прежде, чем инквизитор вспорет ей брюхо.* * *

Теолрин укрылся за плавильней.

Наверное, это было не совсем честно — использовать здоровенную, плюющуюся в небо дымом махину плавильни в качестве укрытия. С другой стороны, нападать вдвоем на одного — тоже не то, что можно назвать эталоном чести. И это не говоря о том, что позади этих двоих стоял еще один копейщик, и еще двое наблюдали за происходящим с дороги, сидя на лошадях.

Да и кто вообще думает о честности, когда речь идет о жизни и смерти?

Он выныривал то слева, то справа, зловеще вертя лопатой и пытаясь зацепить одного из копейщиков краем совка. Один раз ему это даже почти удалось, когда он, выскочив справа, ткнул лопатой влево — но такой тычок едва ли нанес не успевшему среагировать солдату существенный вред. Поэтому Теолрин продолжал осторожничать, чтобы не позволить этим двоим атаковать одновременно и с двух сторон. Джейл, кажется, вполне неплохо справлялась с инквизитором, так что у него не было срочной необходимости закончить бой здесь и сейчас.

Его глаза болели от то и дело бьющего в лицо дыма, а уши страдали от неистового ржания сошедших с ума лошадей, одна из которых и вовсе принялась гарцевать посреди расчищенного от стекол пятачка. Теолрина утешало разве что то, что его противникам приходится не сильно лучше. Возможно, даже хуже. Может, продолжать тянуть время — очень даже недурная стратегия? Глядишь, кто-то из этих двоих начнет задыхаться от дыма и...

Теолрин не успел себя обнадежить, как один из копейщиков что-то прокричал другому, после чего они, подойдя почти вплотную к плавильне, резко усилили натиск. Теолрин поднырнул под первый тычок, отбил второй древком лопаты, третий принял на совок — так, что стеклянный наконечник копья с неприятнейшим скрежетом проехался по совку, оставив на нем заметную царапину. Сердце выпрыгивало из груди, в висках гулко стучало, желудок сводило узлом из-за «голода», а мышцы с каждым движением рук будто бы наливались тяжестью. Теолрин понимал, что, даже несмотря на силу осколка, не в силах справиться с солдатами. По крайней мере, не сейчас, когда его тело похоже на гниющий фрукт. Фрукт, которому с течением времени будет становиться все хуже — разве что он найдет способ остановить процесс гниения.

Теолрин не видел такого способа, поэтому пришел к другому выводу: нужно менять тактику. Нужно как-то перехитрить противников. Придумать что-нибудь, чтобы перехватить инициативу и...

Теолрин замер, едва не пропустив нацеленный в бедро удар ближайшего копейщика, когда, зацепившись краем правого плеча за горячую стенку плавильни, Теолрин почувствовал, как та задрожала. Не сильно, конечно, но все же...

Демонстративно тяжело дыша, он отскочил назад и юркнул вправо, как если бы хотел немного перевести дух. Чуть помедлив, патрульные приблизились, явно планируя обойти вдвоем плавильню против часовой стрелки, чтобы не идти по залежам стекла. Сделав глубокий (насколько позволял едкий дым) вдох, Теолрин замер, пытаясь рассчитать подходящий момент и надеясь, что не ошибся. Что у него хватит сил на задумку. Вот, еще немного. Еще полшага...

«Сейчас».

Присогнув левую ногу в колене, Теолрин напряг правую и что было сил двинул ей по задней стороне плавильни.

Его самого отбросило назад отдачей, однако удар превзошел ожидания Теолрина — по-видимому, сила осколка действительно сделала его мышцы и кости куда сильнее и крепче. Плавильня накренилась и с шипением обрушилась туда, где стояли патрульные. Из ее незакрытого жерла с яростным шипением и облаком искр вырвалась наружу смесь пламени, угля и расплавленного прозрачного стекла.

Один из копейщиков успел отскочить в сторону, а вот второму повезло куда меньше: верхний край упавшей плавильни придавил ему ступню, а следом на его ноги вылилось расплавленное оранжево-черное «мессиво». Копейщик заорал так, что у Теолрина едва не заложило уши. Заставив себя не смотреть на его мучения, Теолрин метнулся, через освободившееся пространство, прямиком на второго копейщика, чьи глаза, направленные на товарища, едва не вылезли на лоб. Теолрин с размаха двинул ему совком лопаты по груди. Патрульного швырнуло спиной на землю, сбоку от ящика с цветными стеклами — правда, копье тот ухитрился удержать в руке. Нос Теолрина резанул весьма мерзкий запах паленой человеческой плоти. Второй патрульный продолжал орать — хотя теперь это больше стало похоже на отчаянные завывания. Где-то в глубине души Теолрину даже было жаль его... Как, впрочем, и многих других, чьи жизни ему уже пришлось оборвать.

Он заставил себя засунуть жалость куда поглубже, после чего, подскочив в поверженному патрульного, придавил ботинком к земле его правое запястье. Тот принялся дергаться и извиваться, одновременно принимаясь шарить левой рукой за поясом. Приглядевшись, Теолрин приметил ранее не замеченный кинжал. Несмотря на крупную дрожь и выступившие по всему телу капли пота, Теолрин нашел в себе силы поднять лопату и ударить вертикально, впечатывая совок в грудь патрульного. К сожалению, совок лопаты был, скорее, прямоугольной формы, а не заостренной, так что пробить мундир патрульного у него не получилось — пусть солдат и скорчился от удара. Прицелившись в голову, Теолрин ударил еще раз, с широкого размаха.