Голос сердца

Дней через пять-шесть ему доложили, что во внутреннем дворике дома по Третьей улице, принадлежавшего сетху Миталу, открылась школа для детей с тротуаров. Два часа там ведет занятия Гангадхар и два — Тарна, возлюбленная Раджу. Книги, тетради — все выдается бесплатно.

Интерес к учебе у маленьких жителей тротуаров рос день ото дня. Первые дней десять все держалось в секрете. Дети оставляли свои учебники, тетрадки и дощечки в школе. Но постепенно, не чувствуя никакого противодействия, они осмелели, и теперь часто в руках у них можно было видеть книгу, тетрадку с нарисованными в ней тиграми и слонами, дощечку со старательно выписанными буквами. Раньше, когда Джонс шел в школу, Прабхакар, завидев его, мчался ему наперерез и кричал: «Пшел!» Он делал это потому, что был бездомным и ему хотелось в чем-нибудь показать свое превосходство перед хорошо одетым англо-индийцем. Бездомные ребята обычно держатся стайкой, ведут свободный образ жизни, сами добывают себе хлеб и рано становятся самостоятельными. Маменькины сынки из богатых семей не идут с ними ни в какое сравнение. Одеты уличные сорванцы в грязные лохмотья, которые служат как бы своего рода униформой. Когда у кого-нибудь из них появляется новая рубаха или штанишки, что бывает очень редко, обладатель обновки не успокаивается до тех пор, пока не приведет ее в привычный вид — не запачкает и не порвет, — только тогда он может спокойно играть с ватагой своих чумазых сверстников, уже не чувствуя себя отщепенцем. А если вдруг какой-нибудь тщеславный малыш загордится своей обновкой, остальные в несколько минут превращают ее в лохмотья, подобные их собственным.

Но теперь мальчишек с тротуаров словно кто-то подменил. Они вдруг начали заботиться о чистоте. Одежда их по-прежнему была залатанная, но сравнительно чистая. Мордашки умыты, волосы смочены водой и приглажены. У Рао с Седьмой улицы появился огрызок расчески. Прежде чем идти в школу, человек двадцать тщательно расчесывали ею торчащие во все стороны вихры, так как Тарна требовала, чтобы они были приглажены.

Шестилетний Прабхакар стал таким серьезным, что даже выглядел старше своих лет. Он сам теперь стирал свою рубашку и штанишки и наотрез отказался заниматься воровством. Отец раза два избил его, но он стоял на своем.

Сегодня Джонс был поражен, когда вместо того, чтобы, как обычно, налететь на него с криком «Пшел!», Прабхакар улыбнулся ему и сказал:

— Good morning!

В руках у него были книжки, его ребячья мордашка вся сияла от радости.

— Good morning! — торопливо ответил Джонс. — Меня зовут Джонс.

— А меня — Прабхакар, — гордо заявил тот в ответ. И оба, взявшись за руки, пошли, о чем-то разговаривая.

Кусум наблюдала за хмурым лицом отца, и сердце ее почему-то переполнялось радостью. Она ничего не сказала ему, не то он мог и побить ее, тихонько отвернулась и со смешанным чувством радости и гордости смотрела вслед младшему брату, весело щебетавшему с Джонсом.

«Босс» созвал совет. Его владения были в опасности, и он решил со всей жестокостью расправиться с бунтовщиками. Ему было отлично известно, что маленькие бродяги с наивными мордашками могут лучше, чем взрослые, совершать запрещенные законом дела, да к тому же взрослые требуют большей платы и при случае могут выдать, продать. Нет, дела в хорошем царстве не могут идти нормально без этих маленьких солдат. Конечно, нужны и офицеры, и унтер-офицеры, но на что командиры, если нет солдат?

— Нам нужно проучить их. Слишком давно мы не трогаем этих сорванцов.

— Дядюшка Рагхья, ну о чем ты говоришь? — вмешался Коули. — Я этих сопляков за два часа приведу в порядок. Дать им по две оплеухи — и все!

— Это верно, — подтвердил Браганза. Его подбородок рассекал еще совсем свежий шрам от удара ножом. — Поймать двух-трех мальчишек, избить на глазах у остальных — живо уразумеют, в чем дело.

— Но они все будут настроены против нас, — возразил Рагхья. — Вы не знаете детей! Не были сами детьми, что ли?

— А если убить одного-двух? — не задумываясь, предложил Чанта Мани. — На нашей улице есть мальчишка, его зовут Мадхукар. Он, стервец, всех тянет в эту школу. Представь себе, что утром найдут на дороге его труп или что он совсем исчезнет из Бомбея!

— Глупости! — решительно отверг это предложение Рагхья. — Если хоть один будет убит, все мальчишки пойдут против нас. И не только мальчишки, но и старики, и молодые женщины, матери, сестры — все. Нельзя будет появиться на улице.

— Это все выдумки Тарны, — сказал Коули. Лицо Раджу вспыхнуло.

— Я думаю, что у нее что-то есть с Гангадхаром… со стариком из приюта. Он ведь тоже преподает в школе. С чего бы? Раньше он никогда не интересовался бездомными детьми, — продолжал Коули, искоса поглядывая на Раджу.

— Дурак ты, она не с Гангадхаром, а с Миталом путается, — перебил его Браганза, — с тем самым сетхом, в доме которого они устроили школу. Вы что, не знаете его? Только в Калаба у него штук десять публичных домов!

— Заткнись! — Раджу, злобно сверкнув глазами, вытащил нож.

Браганза последовал его примеру и тихо произнес:

— Мы не можем лишиться из-за какой-то бабы того, чего добивались годами. Это для нас вопрос жизни и смерти. Для любви можно найти десятки девушек, живот прежде всего требует хлеба. — И он похлопал себя свободной рукой по животу.

Раджу взмахнул ножом, но Рагхья бросился между ними и разнял.

— Перестаньте ссориться. Идиоты! Передеретесь между собой, кто же будет драться с врагами? Дураки! Мы боремся не против детей. Они же наше богатство, опора. Мы и пальцем их не тронем, но школу мы закроем. Это она — рассадник всей смуты. Как только школа перестанет существовать, дети снова будут в нашей власти.

— Здорово сказано, босс! Это ты хорошо придумал! — восхищенно выкрикнул Шанкар.

Вслед за ним принялись выражать свое восхищение сметливостью Рагхьи и остальные.

— Кто возьмется уничтожить школу? — обратился к собравшимся Рагхья.

Вперед вышли Коули и Браганза, но Раджу встал перед ними и, глядя прямо в глаза Рагхьи, сказал:

— Я сделаю это, босс!

Рагхья окинул всех троих взглядом.

— Да, это будет справедливо. Но школа должна прекратить свое существование завтра, Раджу. Можешь взять в помощь людей.

— Нет! Я сам все сделаю.

Ночь была душная. Не было и намека на ветерок. Раджу с трудом переводил дыхание. Тарна спала глубоким сном, она очень уставала за день: в трех домах мыла посуду, два часа преподавала в школе, а потом и самой нужно было учиться. Иногда по делам школы приходилось ходить в приют к Гангадхару. К вечеру она так утомлялась, что, едва поев, укладывалась спать. А раньше, до открытия школы, они, как правило, после ужина уходили с Раджу к телефонной будке и часами сидели возле нее, тихо беседуя. Но вот уже который день он не сказал с Тарной ни слова. Как-то он позвал ее погулять, но она отказалась, сославшись на усталость.

Раджу долго ворочался, не смыкая глаз. Убедившись, что все уже спят, он тихонько встал и разбудил Тарну.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Важное дело к тебе.

— Поговорим утром, я хочу спать.

— Нет, мне нужно поговорить сейчас же.

Что-то в его голосе заставило Тарну проснуться окончательно. Она встала и последовала за ним к телефонной будке.

— Ну, что у тебя такое случилось, что ты меня в полночь поднял? — Тарна думала, что он, как обычно, начнет целовать и ласкать ее.

Раджу шагнул к ней, с размаху ударил ее по щеке и злобно прошипел:

— Мерзавка! Прикрываешься школой, а сама завела шашни с Гангадхаром и Миталом! Думаешь, я не вижу?

Тарна замерла. Глаза ее наполнились слезами. Потирая щеку, она ответила:

— Нет, Раджу, я обучаю детей. Как ты мог подумать обо мне такое?

— Врешь, все врешь! Теперь я знаю, какая ты обманщица. Когда приходил Гангадхар, ты сказала, что он нашел тебе место судомойки, а на самом деле вы договаривались о школьных делах.