Голос сердца

Она тянется ко мне, и я делаю пару шагов к ее постели, протягивая ей свою руку. Она кладет ее на грудь, на ее сердце. Я чувствую его ритм под моей ладонью и толстый шрам, тянущийся по почти голой груди. Оно бьется медленнее, чем я запомнил в последний раз, когда положил руку на ее грудь несколько месяцев назад.

— Мне жаль, — говорю я ей.

— Мы оба знаем, что это сердце Элли, и оба знаем, что именно поэтому мы встретились, но ты так и не понял, что иногда наши сердца могут выходить за границы нашего тела.

Я морщу лоб и наклоняю голову немного в сторону, ожидая продолжения.

— Что ты имеешь в виду?

— Олив — истинное сердце Элли, — объясняет она. — Олив — часть Элли. Она передаст ее своим собственным детям, которые будут иметь своих собственных детей, и сердце Элли будет жить вечно. Олив и есть сердце Элли. Она получила сердце, которое никогда не перестанет биться.

Ее слова похожи на руки, которые касаются моей груди, чтобы забрать всю боль из моего сердца. Все эти годы я следовал за последней живой частицей Элли, даже не понимая, что ее частица навсегда осталась со мной.

— Я понял, — говорю я.

— Хантер, — говорит Ари, закрывая глаза на длительное мгновение. — Я люблю тебя за то, что ты стал частью моей жизни, и за то, что ты до сих пор со мной, хотя я просила тебя не делать этого.

— Я люблю…

— Нет, — перебивает меня она. — Мне не нужно этого слышать. Я не хочу это слышать. У тебя не было шанса влюбиться в меня. Я не дала тебе этот шанс, и я рада этому, потому что не предназначена для тебя.

— Тогда как ты можешь говорить, что любишь меня? — спрашиваю я.

— Когда у тебя нет времени, ты проживаешь его быстро, ты любишь сильнее, ставишь на кон все, зная, что завтра можешь проснуться ни с чем… или не проснуться вообще.

— Ты права, — говорю я, убирая прядь волос с ее лица. — Ари. Спасибо тебе за заботу о ее сердце, ты защищала его и лечила, как будто оно было твоим самым ценным подарком. Твои письма помогли мне пережить те годы… они поддерживали меня, давая осознание того, как повезло сердцу Элли.

— Парень, звучит так, будто ты прощаешься, — говорит она, взяв меня за руку и обвивая свои пальцы вокруг моих, пока ее взгляд прожигает меня. — Меня не волнует, как долго ты будешь стоять здесь. Я все равно не умру перед тобой, — мы оба смеемся, и она отпускает мою руку. — Так я смогу умереть спокойно.

Моя челюсть болит от того, как сильно я сжимаю зубы, чтобы удержать в себе любой намек на эмоции. Я должен быть сильным для нее, по крайней мере, таким же сильным, как она, прощаясь со мной.

— Ари…

— Скажи это, Хантер, — говорит она, ее голос слабее в этот раз.

Я делаю большой глоток воздуха и позволяю словам вырваться наружу подобно забвению:

— До свидания, Ари.

Я слышу ее прерывистое дыхание, когда она крепко вжимает голову в подушку, слегка прикрыв глаза. Я по-прежнему стою возле ее кровати, пристально наблюдая за ней, ожидая чего-то.

— Я все еще не собираюсь умирать у тебя на глазах, — шепчет она сквозь слегка приоткрытые губы.

Я закрываю глаза, выпуская воздух, который задержал в легких, и отпускаю ее руку. Затем поворачиваюсь и выхожу из палаты. То, что я никогда не увижу ее снова, трудно осознать, и я заставляю себя не оборачиваться. Время, когда ее сердце остановится, станет концом этой главы моей жизни.

ГЛАВА 20

ЯНВАРЬ

Я встречался с родителями Ари всего несколько раз. Поначалу они были милыми и приветливыми, но после получения новостей о ее сердечной недостаточности оба изменились. Словно темная туча опустилась на них: улыбки пропали, в глазах проступили тонкие красные прожилки, а темные мешки свидетельствовали о количестве пролитых слез. Я уже видел этот взгляд раньше, сразу после того, как умерла Элли. Родители Элли уже никогда не выглядели как прежде. Жизнь, которую они знали, была украдена у них, и не было никакого способа исправить это.

С сердцем, застрявшим в горле, я стою, замыкая группу, и восхищаюсь их внутренней силой. Родители Ари держатся за руки так крепко, что кажется, будто кровь соединяет их через пальцы. Глаза ее матери блестят от слез, но подбородок высоко поднят. Их дыхание синхронно — вдох-выдох — медленно, подавляя свою боль.

Рука Шарлотты скользит по моей спине, вырисовывая ноготками маленькие круги, тем самым облегчая то, что я чувствую внутри. Как только церемония подходит к концу, тихие голоса перерастают в искренние соболезнования и пожелания родителям Ари. В то же время ногти Шарлотты впиваются в мою кожу глубже, когда слышу ее шепот:

— Боже мой!

Повернувшись к ней лицом, я вижу призрачную бедность, покрывшую ее щеки.

— Что случилось?

— Дон, — она указывает на родителей Ари. — Это он.

Мы не можем слышать разговор между ними, но видим, как Дон прижимает руку к груди. Он высокий, сильный и как будто удерживает в своих легких больше воздуха, чем может в себя вместить. Я никогда не встречал этого человека и не видел его фотографий, но он выглядит хорошо сложенным, красивым, интеллигентным парнем. Что еще я мог ожидать от кого-то, кто раньше был женат на Шарлотте? Похоже, его костюм стоит больше, чем один из моих платежей по ипотеке и, судя по всему, сегодня утром кто-то выбрил его лицо. Независимо от внешнего лоска, что-то есть в его глазах, какое-то отчаяние.

Положив руку на плечо мамы Ари, Дон замечает Шарлотту, и на его лице четко вырисовывается шок. Он, определенно, не ожидал столкнуться с ней здесь сегодня. Заметив ее, он извиняется перед родителями Ари и направляется к нам. Я ожидал, что Шарлотта уберет руку с моей спины и отойдет подальше, но вместо этого она берет меня за руку и крепко сжимает ее, словно нуждается во мне, в моей помощи. Казалось бы, Шарлотта никогда не была женщиной, которая нуждается в защите. Она всегда показывала власть и самостоятельность, всегда понимала, чего хочет. Но я знал, что она обладала мягким характером, и в этот момент ее внешняя защитная оболочка дала трещину. Я рад быть тем, за руку кого она цепляется в момент слабости.

— Шарлотта, — Дон обращается к ней. — Что ты делаешь здесь? Разве ты знала Ариэллу?

Шарлотта непонимающе смотрит на него, как будто не знает, как правильно реагировать.

— Я… эээ.

— Шарлотта здесь со мной. Ари получила сердце от моей жены, — говорю я резко.

Дон поднимает руку к раскрытому рту, блеснув рядом бриллиантов на своем большом золотом кольце нам в лицо.

— Боже мой, — говорит он. — Элеонора Коул.

От звука ее имени, сорвавшегося с его уст, у меня скручивает внутренности. Единственными людьми, которые называли Элли Элеонорой, были врачи. Даже родители не называли ее так. Это имя использовалось только в опасные для жизни моменты: во время аварии, а потом в день ее смерти.