Голос жизни

Он прикинул: их пятеро-шестеро, но выкинуть я их смогу. Но на фиг мне такое утверждение, если они куртку порвут, а куртка кожаная, да еще сыну нужно одежду покупать. Тут укушенный палец тоже спохватился и напомнил о себе токаньем: "Ну, ты кончай, с тобой никогда не заживешь!"

– Настала ночь, закрылись тыщи оч, - прошептал он стихи Игната, написанные в пятилетнем возрасте.

И небольшой атом детства помог вспомнить себя давным-давно. ...Он приехал к бабушке в Верхотурье, купола храма отражались в Туре, и он заплывал вместе с другими в золотые отраженные купола и замирал среди вечности.

Жена и сын смотрели сериал про гражданскую войну в Америке и очень раздражили этим Эльбрусовича.

– Они могли бы сначала про нашу гражданскую сериал показать, - рявкнул он.

– Про нашу еще не сняли, - спокойно возразила жена.

– Тогда и про Америку не надо, а то люди будут думать, что Америка самая главная в мире!

Жена начала его срочно кормить:

– Плов сделала... Любочку навестила. Но она сбежала вчера! Представляешь: там в мужском отделении целых два Якубовича. Они вырезают буквы и составляют из них свои слова: "еступ" - колбаса.

Эльбрусович протянул ей шесть незабудковых полсотенок. Жена вспыхнула, обрадовалась, как будто бы он Бог весть какие цветы преподнес.

– Купи Игнату все... в сэконде.

– Интересно, - задумчиво сказал сын, - а если бы осьминоги основали цивилизацию, как бы у них назывался сэконд - девятая рука?

Гамлет хотел успокоиться размеренным приемом пищи, но не совсем это получалось, И он сказал жене:

– Слушай, там странные наказы дают корреспонденту перед заданием: "попробуй только написать что-то хорошее" ...Имеется в виду - о сопернике Степняка.

Информация - это нынче товар, - вяло комментировал сын, бодро наворачивал плов.

– Товар?
– взорвался Эльбрусович.
– Товар должен быть качественным! У хорошего купца подделка не водится.

Ольга заходила по комнате с букетом незабудок-полсотенок. Она к деньгам относилась, как земледелец к проклевывающимся всходам. Вот-вот заколосятся...
– Вот-вот незабудки-полсотенки прорастут в куртку, брюки, Игнат пойдет на работу!

– Исторический процесс идет, - успокаивала она мужиков.
– При советах были рабы партии... все газеты! А сейчас у нас феодализм - каждый служит своему хозяину. Предвыборная челядь.

– Ну о чем вы говорите!
– прекратил работать, как веслом, ложкой Гамлет.
– Вранье - это что: хорошо, что ли?

Жена бросила на диван денежные бумажки, чтобы они не мешали ей разговаривать:

– Но и газета - не совесть нации! Совесть нации - это святые... В конце концов, наши люди еще не разучились читать между строк. Взяли газету Степняка, он убавляет у Похлебкина там... ум - да? А читатель прибавляет. Ты там немножко поработай, дай нам чуть-чуть вздохнуть, - умоляла она его еще и глазами.

Девочки заявились с прогулки с Витой, и она немедленно прошлась, как манекенщица, виляя задом. На нее заорали: ты чего - лапы! Лапы! Тут самовлюбленный вид догессы сменился на дурацкий: "А чо, я ничо..." Дочери склонились над ней стремительно, чтобы вытереть лапы, и с треском боднулись лбами. Гамлет увидел, как жена его в это время бросилась к таблеткам, чтобы сначала подкрепиться пригоршней-другой, а потом уже смотреть, какие там в черепах трещины и прочие ужасы. В дверь позвонили, и Вита на всякий случай пару раз бухнула басом.

Это оказалась Любочка с паралелльным мышлением. В одной руке она держала детскую лопатку, а в другой почти совсем свежий цветок гвоздики в фиолетовых брызгах, выведенный передовыми усилиями цветоводов. Гамлета всегда поражало, что какая-то часть здешнего мышления в Любочке все же присутствует, потому что она соображала, что вечером можно купить уцененный цветок.

– Он еще вас неделю порадует... своей припорошенностью временем!
– тревожно-гибким голосом сказала Любочка.

– Ты же знаешь, что у нас не может быть слитков золота, - сказала Ольга поспешно.
– А я к тебе сегодня в больницу ездила...

– Я не сбежала, а просто хочу на всякий случай проверить. Вы не бойтесь! Если я выкопаю золото, мы поделимся.
– А в глазах ее читалось: "Поделимся - не поделимся, там видно будет, но сейчас нужно так говорить, чтоб разрешили".

– Ах, эти черные глаза!.. В общем, я против, и все! Не надо копать расковыривать наш пол, - Гамлет знал, что силы у нее появляются в пору напряженных поисков сверхчеловеческие (в прошлый раз она незаметно за разговором провертела в полу огромную дыру шариковой ручкой).

Любочка решила использовать собаку: как бы играя, можно удалиться в угол и там копнуть результативно. Сами-то, небось, весь пол уже перебрали. Вита оглянулась грустно на хозяйку: это ведь к тебе играть-то пришли! Зачем ты на меня сваливаешь эту... из другой стаи.

Не получив ответной поддержки взглядом, Вита - уже походкой не манекенщицы, а труженицы, укладчицы шпал - заклацала когтями в угол с Любочкой. И тут Гамлет спас свою догиню: под видом плановой стрижки когтей увел ее на кухню. Там дочери с подвыванием прикладывали ко лбам ледяные пельмени, и ему так жалко их стало, дур, что он заорал:

– Когда это все закончится!

– А мама говорила, что сам ты утром с нею очками... это у нас фа-мильное, вместо серебра!

Он порадовался их угрюмому достоинству. Тем более что дочери уже доставали кусачки, показывая собаке кусок фарша, который ждет ее после долготерпения - стрижки когтей.

Любочка же, уходя, заглянула на кухню и хвать пятипалую лопату Эльбрусовича:

– Я еще будущее не открыла тебе!

– Не надо будущего!
– закричал Гамлет.
– Умоляю!

* * *

Геморрой не за горой! Помня эту народную премудрость, Гамлет никогда не садился в транспорте. Вот и сегодня он вошел в салон одиннадцатого автобуса и привычно выключился из реальности. Он включился лишь в вестибюле этого дворца для новых русских, где снимал комнаты "Голос жизни". Охранник с такой челюстью, будто в предках его были бульдозеры, вдруг нарочито свирепо выпрыгнул навстречу. Гамлет узнал его смутно - по челюсти, но сделал вид, что помнил каждую минуту все эти годы, и в шутку взял его локоть на болевой рычаг. И в этот миг вспомнил, что они вместе когда-то охраняли склад электротоваров. Охраняли не охраняли, а вид-то делали. Опять же на тренировках шутили до хруста, как вот сейчас.