Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 1
Шрифт:
Он, пассивно следуя её воле, уселся на диван, ожидая дальнейшего развития событий. Желудок ещё поднывал, и он отпил из бокала.
Она свой бокал выпила залпом и опустила глаза, как бы собираясь с мыслями.
– Чем могу быть полезен? – спросил он. Ему начинала надоедать эта сцена.
– Да уже, собственно, ничем.
Он начал раздражаться.
– Послушайте…
– Я просто хотела на тебя посмотреть.
– Посмотрела?
Он сделал жест в направлении двери.
Девушка смутилась.
– Вы мой отец…
– Что? – он рассмеялся. – Дорогая, не получится. Я не могу быть отцом. Я решил эту проблему много лет назад, чтобы не обманываться. Так что не знаю, что там тебе
– Не могу, – тихо ответила она.
– Что не можешь? – в его голосе уже звучала сталь.
– Спросить не могу. Полгода назад. Рак. Её звали Евой.
Её глаза наполнились слезами.
Ему стало неловко, и очень хотелось, чтобы этот фарс наконец закончился.
– Ладно, расскажи всё, что пришла сказать. Я послушаю.
Девушка налила себе ещё, отпила и быстро, на автомате, как будто долго готовилась к этой речи, стала рассказывать:
– Я всю жизнь считала Алика своим отцом. Хотя они расстались с мамой, когда мне было три года. Мама растила меня сама, но он помогал немного. И денег подкидывал, и сидел со мной, когда мама была на дежурстве. Потом он женился, у него родились свои дети, и он… отдалился. Я очень обижалась, ревновала и иногда даже ненавидела его. А мама говорила, что он в целом благородный человек и прочее… Потом она заболела, и мы остались совсем одни, понимаете? И я тогда очень сильно разругалась с папой. И она рассказала, что мой отец – это вы. Просто ваши родители не приняли бы её. И ваш папа договорился со своим подчинённым, что он женится на ней в обмен на карьеру. Мама вышла замуж. Он вступил в партию, сделал-таки небольшую карьеру. И я подозреваю, что деньги, которые мы получали от него, были от ваших родителей. Потому что я сверила по датам. Пока ваш папа работал, мама получала какие-то деньги и не работала. А потом он умер, и денег стало меньше, и мама пошла работать. А потом она что-то ещё получала и… кто-то ей помогал. Думаю, ваша мама. Моя… бабушка. Но когда мама заболела, не стало и её. И…
Девушка разрыдалась.
Он понял. Понял, почему мать просила у него денег. И почему выпросила второй ноутбук, под предлогом того, что потеряла первый. Хотя вот он – стоял на столе в кабинете отца. И зачем ей нужна была крупная сумма на «поехать с подругой в санаторий». Хотя если бы она там была, то скорее всего её бы обследовали и сейчас она была бы жива… Теперь он понял, почему лицо девушки показалось знакомым…
– Мне от вас ничего не нужно. Просто увидеть и познакомиться. Хотите тест ДНК?
– Не нужно. Ты на неё очень похожа. На маму. На мою маму. Твою я помню очень смутно, прости…
«…»
«Дочь… У меня есть дочь. Но как? Как она могла так меня обмануть? Как ты могла это скрывать, мам? Что это было? Ты же сама требовала от меня внуков, не зная, что после этой истории я сделал вазэктомию».
Молчание затянулось. Ему было мучительно стыдно. За то, что некто Алик заботился о его дочери. За то, что ему не довелось её увидеть маленькой. За то, что он ничего о ней не знал, принял её за истеричку и хотел выпроводить поскорее.
Он сидел, закрыв лицо ладонями, и пытался сдержать рыдания.
Девушка встала.
– Я пойду?
– Сядь! – скомандовал он.
И чуть позже, мягче:
– Сядь, пожалуйста… Как тебя зовут, дочка?
– Лилит…
Наследство
Дед закашлялся, и Арен, спавший рядом, вздрогнул.
– Папи? – позвал он деда шёпотом.
Дед вздохнул: мол, жив ещё, жив. Арен потянулся и пощупал трепещущую вену на запястье.
– Папи, тебе
что-нибудь нужно? Воды принести?Дед выдохнул: «Да!»
Арен встал и в полной темноте, стараясь ничего не задеть и не наделать шуму, побрёл на кухню. Налил воды в стакан, взял чайную ложку и вернулся.
– Папи, поверни голову ко мне, – сказал он, присаживаясь на край постели.
Положив стакан рядом на тумбочку, положил под голову деда вторую подушку и стал по ложечке поить его.
– Хватит, апрес, – сказал дед и отвернулся к окну.
На горизонте рассвет уже прочертил тонкую полосу. Вчерашние тяжёлые облака нависли над линией света, как будто не давая пробиться солнечным лучам.
– Открыть окно, папи?
Дед утвердительно моргнул. Арен потянулся через дедову постель и слегка приоткрыл окно.
В затхлую с ночи комнату пробился аромат дождя. Дед улыбнулся одними губами.
– Ухожу, Арен. Не бойся.
– Нет, папи, нет! Пожалуйста! – Арен схватил руку деда и прижал тыльной стороной к щеке.
– Устал, сынок, отпусти. Дай мне уйти. Ты всё уже знаешь. Ты справишься.
– Папи, ещё немного, папи, – юношеским басом заревел Арен.
Дед взял его руку и прикрыл второй рукой.
– Хорошие у тебя руки, умные. Знающие руки, мой мальчик. Ты будешь хорошим снхчи.
– Таким, как ты, не буду!
– Бу-у-удешь, сынок, будешь. Я в твои годы ничего не умел. Ты за мамой и бабушкой присматривай. И ничего не бойся. Всё получится.
Арен отвернулся и закрыл ладонями лицо, не давая слезам вытечь из глаз. Мир, такой привычный, устойчивый мир, созданный дедом, олицетворяющий деда, рушился на глазах.
Мать и бабушка всё ещё спали на втором этаже. Арен сидел, опираясь локтями на колени, и медленно раскачивался вперёд-назад, вперёд-назад, впёред-назад…
Под птичье ликование и хор цикад солнце постепенно оттесняло тучи, и вскоре комнату залило золотистым светом. Арен, потерявший меру времени, вдруг как будто очнулся и повернулся к деду.
Дед, лежащий на высокой подушке, закрыв глаза, улыбался вечности. Арен взял его за запястье. Сердце уже не трепыхалось.
«…»
К полудню стали съезжаться родственники и соседи. Снхчи Мукуч был уважаемым человеком не только в селе, но и далеко за его пределами.
Казалось, он будет вечным, как этот столб, от которого расходились стены в их доме, построенном, как храм. Арен сидел на подоконнике и смотрел на несущую колонну, как будто ожидая, что она рассыплется и всё: весь дом, вся предыдущая жизнь – исчезнет под обломками и в мире останется лишь пыль от их прежней жизни, да и та скоро уляжется, и всё закончится.
«…»
Младшая дочь, Ани, росла умненькой не по годам. В школе ей не было равных по сообразительности. Пока её ровесницы наряжались и присматривали себе женихов, Ани сидела с книжками и учебниками.
Старшая после школы выскочила замуж за парня из соседней деревни и друг за другом родила троих детей. Жена часто ездила к ней помогать с детьми, оставляя на Ани отца и хозяйство.
Ему нравились тихие вечера с младшей дочкой. С утра приняв в пристройке рядом с домом страждущих, которых везли ему со всей страны, он возвращался в дом, и они садились обедать. Он рассказывал ей о своей работе, втайне лелея надежду на то, что она решит стать врачом. Ведь, несмотря на золотые руки, которыми он собирал все осколки костей после травм, он так на врача и не выучился. А когда? Нужно было работать, помогать деду, который вложил ремесло ему в руки, отцу с хозяйством. Не до учёбы было. От турецкого ятагана бежали без имущества: только себя спасли.