Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2

СОСЕДКА. Если у вас в свидетелях лишь входная дверь, то убедитесь, что замки не несут следов взлома, и покиньте помещение. Здесь никто никого не убивал, и трупа девушки вы не обнаружите.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Успокойся, Надюша. Я поняла, в чем дело. У нас на площадке парень… чернявый такой… квартиру снимает, он явно к Варечке неравнодушен. Поджидает ее, норовит на машине подвезти, стращает, что негоже девушке одной по городу ходить. Варечка, естественно, только смеется в ответ. Наверняка заметил, что ее третий день нет, и решил просигнализировать.

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Выходит, сигнал не ложный! Вашей жилички третий день нет, и вы не сочли нужным заявить в полицию? Хорошо, парень бдительный попался, доложил.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Речь идет не о какой-то жиличке, а о моей родной внучке, которая имеет право жить у бабушки и навещать родного отца, не ставя полицию в известность. Вы лучше проверьте вашего «бдительного парня», тот наверняка проживает без прописки.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ (угодливо). Так это ваша внученька, та, что из Испании?! Неужели на фронт рванула? Вот героиня, вся в отца! (Поднимает упавший телефон.) Не разбился, слава богу! (Поясняет обомлевшим коллегам.) Раньше здесь летчик жил, Андреем звали, в самом начале СВО героя получил, долго по госпиталям валялся! Извините, Вера Петровна, не сразу вас опознал. Приношу извинения! Это непростительно – врываться в дом к матери героя.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Я – Вера ЮРЬЕВНА, а это моя соседка Надежда ПЕТРОВНА. Позвольте доложить вам как участковому, что сын мой, Андрей, снова «по госпиталям», а внучка поехала к нему, в Питер.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Тем более – героиня! Не в клуб с шалопаями, а в госпиталь – к отцу! А насчет соседа не волнуйтесь. Парень в Энергетическом учится, прописан в общаге, временно у дяди проживает. Он вашу внучку не обидит.

СОСЕДКА. Вот и прояснилось все, слава богу!

ПЕРВЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. Приносим извинения за беспокойство! С наступающим Новым годом!

ВТОРОЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С Новым годом, дорогие дамы! Счастья вам и здоровья.

ТРЕТИЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ. С Новым годом, Вера Петровна и Надежда Юрьевна! И пусть ваши дети и внуки будут с вами! А дверь все-таки не держите открытой, мало ли кто забредет…

Уходят, аккуратно прикрыв дверь.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот что получается, когда Юрик начинает командовать! Забрал меня из больницы и говорит, не вздумай, как раньше, на три замка закрываться. Варька вечно ключи забывает, а ты можешь грохнуться перед дверью и не встать… Ох, Надя, как ужасно быть обузой для детей!

СОСЕДКА. Что за унылость? У нас есть повод улыбнуться – обвинение в убийстве снято и старухи превратились в милых дам!

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не милых, а дорогих… Да, что мне милицейские комплименты?! Хорошо, телефон не разбился. Позвоню еще разок…

СОСЕДКА (уходя в гостиную). А где у вас скатерти лежат?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Не надо скатерть стелить. Варя считает это пережитком.

СОСЕДКА. Она действительно в Питере, или ты это для полицейских сказала, чтобы отвязались?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. В Питере, а может, в поезде. Они же всё от меня скрывают, а этот «шпион трех держав» молчит, как партизан на допросе.

СОСЕДКА (возвращаясь). Какой шпион? Ты о чем?

ВЕРА ЮРЬЕВНА (отталкивает телефон). О шпионе по кличке Гаджет! Брось эти хлопоты, дорогая, садись, поговорим, может, они и не приедут сегодня. Позавчера Варька заскочила на минутку, проворковала: «Не волнуйся, мы с дядюшкой к папе летим, вернемся вместе». А вечером эсэмэска: «Вот мы и в Питере. Не скучай, бабуля!». И фотографии… представляешь, не себя с папой, не врачей, а запруженного людьми аэропорта да питерских улиц. Что за дети, право?! Будто мне это интересно – картинки разглядывать. На другой день Юра позвонил, говорит, всё в порядке, Андрюшу к выписке готовят, заказываю билеты на «Сапсан», на тридцать первое. А сегодня как сквозь землю провалились!

СОСЕДКА. Главное – Андрея выписывают. Кто их знает, может, в госпитале велят телефоны отключать. А может, просто связь плохая. В небе чего только не летает сейчас.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Связь плохая, а нервы и того хуже. Сама понимаю, раз выписывают, значит, самое тяжкое позади. Но все равно тревожно. Зачем было Варю в Питер тащить? Юра сказал, что Андрюша так захотел, но мне кажется, она сама увязалась. А ведь могла в Москве их встретить, на машине. Представляешь, мамаша ей машину к восемнадцатилетию подарила. Все-таки она очень странная! Посадить ребенка за руль, при таком-то трафике! Скорее всего, это попытка уязвить Андрюшу, мол, ты, летчик-ас, до сих пор на мотоцикле катаешься, а я уехала медсестрой, а теперь врач-консультант в самой Барселоне и дочке могу хоть «мерседес» подарить!

СОСЕДКА. «Мерседес» – это очень непрактично. Запчастей теперь днем с огнем не сыщешь. Впрочем, молодежь об этом не думает! Когда я пешочком от метро топаю, мои студенты на «майбахах» и «феррари» меня обгоняют.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Да я про «мерседес» так, к слову. На улицу-то не выхожу, не видела еще, что купили, да и не разбираюсь, по правде говоря, в марках. Знаю только, что мать Варькина деньги прислала, с припиской, что машина должна быть с подушкой безопасности.

СОСЕДКА. Я плохо помню Варечкину маму, но, судя по поступкам, она всегда была холодноватой, если не сказать жестокосердной. Бросить малышку на отца, который сам еще не оперился… Он ведь курсантом тогда был, а ты работала на двух работах! А едва дочка подросла, переманила к себе картинками красивой жизни и мнимой заботой о здоровье.

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Формально ее упрекнуть не в чем. Варечка много в детстве болела, и мать взялась за нее всерьез… но настоящей привязанности у них нет. А вот с отцом у Вари особая связь. Месяцами могли не видеться, а встретятся – будто вчера расстались. И Андрюша души в дочке не чаял, но страшно перепугался, когда ей в четыре года диагностировали ложный круп. Он как раз получил назначение в Северный округ, а я не могла ради крохи бросить работу, вертелась как белка в колесе.

СОСЕДКА. Да, мы все тогда трудно жили. Я, помнится, принесла в налоговую справки – тогда надо было собственноручно документы сдавать. Девушка смотрела, смотрела, а потом поднимает на меня изумленные глаза: «Вы, профессор престижного вуза, имеете одиннадцать подработок? Зачем?» Я спокойно так отвечаю: «Там все отражено. Обратите внимание на мой доход по основному месту работы». Она опять уткнулась в листы и бормочет, почему-то виновато: «Да, на это не проживешь».

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Вот и я, как та девочка из налоговой, чувствую себя без вины виноватой. Слишком много работала, особенно после смерти мужа. А теперь обижаюсь, что дети не посвящают меня в свои планы. Но и я ведь не часто к ним за советом, за помощью обращалась. Мол, пусть растут, не зная наших забот. А к Варечке вообще не может быть никаких претензий. Я-то не слишком многим ради нее пожертвовала…

СОСЕДКА. Дети оправдывают свое равнодушие тем, что не хотят нас волновать. Кажется, они вполне искренне верят, что это и есть забота. А с Андрюшей ты когда последний раз разговаривала?

ВЕРА ЮРЬЕВНА. Ой, не говори так – последний. Чуть ли не каждый день звоню, когда у них время для контактов с родными. А он одно твердит: «Все нормально, мам! Не волнуйся, к Новому году, говорят, выпишут». А кто говорит, – врачи или сами раненые надеются на скорую выписку, – разве от них добьешься? А сегодня – ни звонка, ни эсэмэски. Никто и не подумает, что я тут с ума схожу…

СОСЕДКА. Нам остается только ждать. (Напевает.) «Надо только выучиться ждать, надо быть спокойным и упрямым, чтоб порой от жизни получать радости скупые телеграммы». (Слаженно поют.) «Надежда, мой компас земной, а удача – награда за смелость, а песни довольно одной, чтоб только о доме в ней пелось».