Голоса потерянных друзей

— Мою жену звать Рутой. У нас были две дочки-близняшки — Лолли и Перша. Их перекупил у массы Френча человек по фамилии Комптон да так и забрал прямо из поместья.

Джуно-Джейн устремляется к кучке дров, наваленных на причале, и просит достать газетные страницы, чтобы удостовериться, что мы никого не забыли.

— Не о чем беспокоиться, — заверяю я ее и хлопаю по нашему узелку. — Мы ведь уже записали все имена, о которых они нам сейчас напомнили. Да и потом, я держу список в уме — уж кто как не я умеет запоминать имена. Я ведь повторяю их в уме с шести лет, с тех пор как мы шли за повозкой Джепа Лоуча, где-то недалеко от этих мест.

Джуно-Джейн облокачивается на поленницу и упрямо ждет, когда я выдам ей газеты:

— Что написано, того уж точно не забудешь!

— Но ведь записи можно потерять, — возражаю я. В это путешествие мы с ней пустились не как подруги, а как люди, которым сейчас друг без друга не справиться. Вот и всё. И так будет всегда. — А память останется со мной, куда бы я ни направилась!

— Как будто люди память не теряют, — отзывается Джуно-Джейн, взглянув на распластавшуюся рядом мисси. По траве, прямо к ее ноге, ползет маленькая зеленая змейка. Шляпа Лавинии сползла на затылок, и кажется, будто девушка наблюдает за незваной гостьей, вот только даже попытки не делает, чтобы ее прогнать.

Я хватаю палку и отгоняю змею, думая о том, что Джуно-Джейн на моем месте наверняка бы позволила той заползти, куда она пожелает. Ох и загадочное же создание эта смуглая девица, которая сейчас больше напоминает тощего большеглазого мальчишку. Хотя иногда она выглядит как тихий, печальный ребенок. В такие мгновенья мне даже начинает казаться, что полукровкам тоже несладко живется. А иногда Джуно-Джейн делается холодной и недоброй, словно ею, как и ее мамашей, да и вообще всем их племенем, владеют злые духи.

Меня тревожит, что я никак не могу ее раскусить. Она ведь могла бросить нас с мисси на причале, но не сделала этого. И даже заплатила за билеты на пароход из денег, вырученных за продажу лошади. Интересно почему?

Усевшись рядом, я протягиваю ей кипу газетных страниц и карандаш:

— Что ж, почему бы не проверить еще разочек. Мы все равно пока не знаем, куда идти. Как только появится кто-нибудь поприличнее — какой-нибудь белый джентльмен в хорошем костюме — ты у него вежливо выспроси, где нам искать мистера Уошберна, ладно?

Пока Джуно-Джейн просматривает свои записи, в голову мне приходит одна мысль:

— А как же мы будем разговаривать со стряпчим о бумагах твоего отца, если отыщем его? — я обвожу взглядом сперва Джуно-Джейн, а потом и саму себя. — Ты только глянь на нас! Я же точь-в-точь темнокожий мальчишка, а ты похожа на маленькую драную крысу! — На борту «Кэти П.» я была до того занята «Пропавшими друзьями», что и не подумала, что нам делать, когда мы сойдем на берег. — Ни один стряпчий с нами и разговаривать не станет!

Судя по лицу Джуно-Джейн, ей это тоже в голову не приходило.

Она прикусывает кончик карандаша, обводит взглядом нарядные кирпичные домики и двухпалубные суда — их тут множество, хотя есть даже трехпалубные. Внезапно раздается оглушительный пушечный выстрел, который перекрывает на мгновенье портовой гам и городской шум. Мы так и подскакиваем от неожиданности. Грузчики останавливаются, оглядываются по сторонам, а потом продолжают работу.

Джуно-Джейн вскидывает свой острый подбородок.

— Я сама с ним поговорю, — объявляет она, приподняв уголки губ и сморщив носик, такой же вздернутый, как и у массы. — Если я ему скажу, что я дочь и наследница Уильяма Госсетта, он наверняка примет меня за Лавинию. Мне кажется, раз уж стряпчий живет в Джефферсоне, а папа недавно пользовался его услугами, Лавиния наверняка солгала, сказав, что они встречались в Новом Орлеане.

Смешок срывается с моих губ, хотя живот так и сводит от страха. В тех краях, откуда мы прибыли, то, что она задумала, карается смертью. Если уж ты цветной, выдавать себя за белого строго-настрого запрещено.

— Ты вообще-то не белая, если еще не заметила, — напоминаю я.

— Разве мы так уж непохожи? — спрашивает Джуно-Джейн и вытягивает руку рядом с рукой мисси. Ее цвет кожи отличается, но не сильно.

— Она старше тебя! — напоминаю я, кивнув на мисси. — А ты же еще совсем ребенок — еще в коротком платье ходишь. У тебя нет даже… словом, на вид тебе ну никак не больше четырнадцати. Даже если мисси и наврала с три короба, когда сказала, что уже виделась со стряпчим, ты за нее сойти не сможешь!

Она смотрит на меня с прищуром, точно на круглую дурочку, и мне даже хочется ее стукнуть, чтобы исчезло это выражение с ее лица! Точно так же на меня глядела и мисси Лавиния, когда была еще крохой. Выходит, у этих сестриц куда больше общего, чем кажется. Унаследовать можно не только вздернутый носик.

— Они снимут с тебя шкуру, если поймают на этом! Да и с меня заодно!

— А что еще остается делать? Я должна получить подтверждение самого отца или доказательства того, что он действительно намеревался позаботиться о моем содержании! Лавиния же меня без гроша оставит, и тогда матушке волей-неволей придется отдать меня состоятельному женишку! — под ледяной маской, которую она привыкла носить, проступает искренний страх и даже боль. — Если папа действительно погиб, наследство — моя единственная надежда.

Она права, тут уж спору нет. Ее отец — и впрямь единственная надежда для всех нас.

— Что ж, тогда надо раздобыть тебе платье. Платье, корсет, набивку, чтобы наряд лучше сидел, и шляпку, чтобы волосы спрятать, — говорю я, надеясь, что этот план не закончится для нас гибелью, тюрьмой или еще чем похуже. Кто тогда будет искать пропавших друзей? — Пообещай мне только: мы это все провернем вдвоем, и что бы в итоге ни выяснилось, ты меня тут не бросишь вдвоем с ней, — я киваю на мисси Лавинию. — Не мой это крест, и не мне его тащить! Я, между прочим, только из-за вас в этот переплет угодила. Так что ты передо мной в долгу. Мы будем держаться вместе, пока не разузнаем, что с твоим отцом. И пока не отправим мисси домой. Если у этого твоего стряпчего и вправду припасены для тебя деньжата, ты заплатишь за билет и разыщешь человека, который доставит Лавинию в Госвуд. По рукам?

Она недовольно выпячивает губки при мысли о том, что придется идти на такие жертвы ради сестры, но в итоге кивает.

— И еще кое-что.

— Ну уж нет, хватит с тебя!

— Еще кое-что. Когда мы разойдемся, я продолжу искать пропавших друзей. А пока ты будешь меня учить читать и писать, чтобы я добавляла имена новых людей в наши списки!

Мы скрепляем наш уговор рукопожатием. Отныне нам придется справляться со всеми бедами вместе.

Во всяком случае, пока.

— Сделать из тебя даму будет куда сложнее, чем мальчишку! — говорю я, и тут на меня падает чья-то тень. Я поднимаю взгляд и вижу темнокожего мужчину, мускулистого, как дровосек. Он возвышается над нами, теребя в руках шляпу.