Голоса потерянных друзей

— Если дедушкины фонды могут ей помочь, я очень рад. Он был прямо-таки одержим некоторыми вещами. Например, разрешал детям разыгрывать заседания в зале суда, когда там никого не было. Многим из них он дарил собрания энциклопедий и месячные подписки на книги. Наверное, я вам это уже рассказывал. Прошу прощения. — Он вскидывает голову, и челка цвета мускатного ореха падает ему на лоб, прикрыв собой едва заметную границу меж загаром и светлой полоской кожи, которую обычно скрывает шляпа или кепка. — Ни к чему вам меня выискивать и спрашивать. Поверьте, никаких сентиментальных чувств я не питаю. Мой отец умер, когда мне было всего три. Мама происходила из семьи представителей «другого класса», люди всегда считали, что она отцу не ровня, так что после его смерти она готова была жить где угодно, только не в Огастине. Сестра вот была куда прочнее привязана к этому городу, потому что, когда мама перевезла нас в Ашвиль, ей было уже десять. Но со мной дела обстояли — и обстоят — по-другому.

— Понимаю. — И все же он вернулся в Луизиану, чтобы снова здесь поселиться!

Задать этот вопрос вслух я вряд ли решусь, но с чего бы Натану, выросшему далеко от болот и рек, селиться неподалеку от родового гнезда, на которое ему, как он сам говорит, наплевать и с которым ему не терпится распрощаться? Как бы ему ни хотелось казаться независимым от этого города, тот чем-то его держит.

Может, он и сам не понимает, в чем тут дело.

Странно, но я даже завидую этой кровной связи с местом, где жили предки. Может, поэтому мне так хочется разгадать все тайны Госвуд-Гроува. Меня влечет это чувство преемственности, клубящейся над поместьем, точно туман над влажной землей. Есть во всем этом какие-то давние секреты.

Среди них наверняка существуют и те, что принадлежат самому Натану.

Будильник на моих наручных часах внезапно срабатывает, предупреждая, что через пять минут мне во что бы то ни стало надо выехать в школу.

— Прошу прощения, — говорю я, нащупывая кнопку «выкл». — Учительская привычка: у нас ведь весь день состоит из звонков.

Когда я снова поднимаю взгляд на Натана, вижу, что он внимательно смотрит на меня, точно хочет о чем-то спросить, но не решается.

— Простите, но проконсультировать вас по поводу библиотеки я никак не могу.

В моей памяти тут же всплывают старые издания, наверняка очень ценные, исторические документы, а также записи, относящиеся к жизни на плантации, в которых содержатся факты, не зафиксированные больше нигде. Скорее всего, в них вот уже больше ста лет никто не заглядывал, если не считать членов семьи.

— Нам нужны ваши указания относительно того, как поступить с некоторыми из изданий.

— Нам? — подозрительно переспрашивает он. Воздух между нами становится таким напряженным, что того и гляди заискрится. — Я же вас просил о единственном одолжении — чтобы все это осталось между нами. Этот дом, он ведь… — Натан резко осекается, усилием воли заставив себя замолчать. Но и так ясно, что он хотел сказать: «Шумиха мне ни к чему».

— Да, я помню. Все это вышло совершенно случайно: сначала одно, потом другое — просто лавина какая-то, — пытаюсь я оправдаться, не теряя при этом напора. Речь-то идет о решении, которое обязан принять кто-то из членов семьи. — Нельзя ли мне с вами встретиться и кое-что показать? К примеру, в Госвуд-Гроуве, — предлагаю я и тут же добавляю, осознав, что Натан точно на это не согласится: — Или, скажем, у меня дома? Я привезу туда все необходимое. Дело серьезное. Вам действительно надо кое-что увидеть.

— Только не в поместье, — резко говорит он и зажмуривается на мгновенье. — Там умерла Робин, — дрогнувшим голосом сообщает он.

— Простите меня. Я не хотела…

— Могу заехать завтра, то есть в пятницу, вечером. К вам домой. А сегодня у меня еще дела в Морган-Сити.

Облегчение волной прокатывается по моей спине, расслабляя успевшие завязаться в плотные узлы мышцы.

— В пятницу — самое то! В шесть или… в любое время, но не раньше половины пятого. Скажите, во сколько вам удобно?

— В шесть — вполне.

— Могу нам что-нибудь купить в «Хрю-хрю и Ко-ко», если вы не против. Я бы и сама приготовила, но еще толком не обжилась в доме.

— Отличная мысль, — одобряет он, вот только выражение его лица отнюдь не назовешь одобрительным. Напоминание о поместье, забота о его будущей судьбе и благополучии тяжким бременем повисли на его плечах, как и тягостные воспоминания, от которых он так старательно прячется.

Натан и представить себе не может, до чего хорошо я его понимаю. Объяснить, зачем мне потребовалась эта встреча, я пока не могу, поэтому ограничиваюсь тем, что от души благодарю его.

Мы прощаемся, и я покидаю парковку со стойким ощущением, что он уже жалеет о нашем знакомстве.

По пути в школу я пытаюсь вообразить его жизнь, ловлю креветок, дела, которые у него могут быть в Морган-Сити. Что его тут держит? Девушка? Приятели? Как проходит обычный его день? Как он проводит вечера и ночи? Его сестры не стало всего два года назад, а дедушки — три. Оба умерли в поместье. Чего же я хочу добиться, вновь затащив его в Госвуд-Гроув, если его горе еще так свежо?

От этого вопроса мне делается не по себе, и я стараюсь вышвырнуть его из головы — прямо в окошко «Жука», чтобы ветер унес его далеко-далеко, пока я лечу по городским дорогам. Сегодня мне предстоит важная миссия.

Мне до того не терпится исполнить задуманное, что на первых двух уроках, когда ко мне приходят сначала семиклассники, а потом восьмиклассники, я то и дело поглядываю на часы.

Моя первая гостья приезжает, когда я уже заканчиваю проверять ученические работы. Я окидываю ее оценивающим взглядом, пока она шагает ко мне через весь класс, теребя в руках сумочку на кожаном шнурке. Одета она в белую блузку с высоким кружевным воротом и бабочкой на шее, в строгую черную юбку до лодыжки и невысокие черные башмаки. Стильная соломенная шляпа с плоскими полями венчает ее голову. Густые волосы с проседью собраны в тот же свободный пучок, что и в тот день, когда мы встретились у прилавка кафе «Хрю-хрю и Ко-Ко».

Гостья нервно приглаживает юбку.

— Ну и как костюмчик? — спрашивает она. — Я его несколько лет назад прикупила, к параду в честь Дня города. Но с тех пор слегка располнела — и не удивительно, на барбекю-то с пирогами!

— Совсем не хотела вас так обременять! — говорю я, с трудом сохраняя невозмутимость — не так-то это просто, когда тебя так и распирает от волнения. — Просто расскажите ребятам историю библиотеки. Расскажите, как ваша бабушка и дамы из клуба «Новый век» занялись ее созданием.

Она улыбается, заговорщицки подмигивает мне и поправляет шпильки на шляпке.

— Не волнуйся, милочка. Я даже фотографии с собой прихватила, а заодно и копию письма, которое моя бабушка вместе с другими энтузиастками написали мистеру Карнеги. Но пускай лучше детишки послушают рассказ из первых уст.

Я вдруг понимаю, почему она приехала при таком параде. И меня тут же охватывает благоговейный восторг:

— Прекрасное предложение!

— Знаю, — уверенно кивнув, отзывается она. — Вы же сказали, что хотите, чтобы ваши подопечные поближе познакомились с историей. Вот я и приоткрою им ее кусочек.