Голоса потерянных друзей

Нет! Нет, нет, нет! Только не это! Я стискиваю зубы. Зажмуриваюсь. Отвожу голову в сторону, что есть силы выворачиваю руль, давлю на тормоза, но «Жук» неумолимо несется вперед.

Металл скрежещет по металлу, гнется и мнется. Машина налетает на что-то передними колесами, а потом и задними. Я ударяюсь лбом в стекло, а после врезаюсь макушкой в потолок.

Не может такого быть! Не может!

Нет! Нет! Нет!

«Жук» ударяется о бордюр, отскакивает в сторону и останавливается. Двигатель по-прежнему ревет, а салон наполняет вонь оплавляющейся резины.

— Ну и что ты расселась? — говорю я себе. — Сделай что- нибудь!

Я представляю худое тельце посреди улицы: красные спортивные штанишки, слишком жаркие для такого знойного дня, синюю футболку, широкую не по размеру, теплую смуглую кожу, огромные карие глаза, в которых погасла жизнь. Я еще вчера заприметила на пустом школьном дворе этого мальчика с поразительно длинными ресницами и обритой головой — он сидел в одиночестве у полуразвалившегося бетонного ограждения. Ребята постарше уже давно разобрали листки с новым расписанием и разбежались, чтобы провести последний день лета так, как это обычно делают все дети в городе Огастин штата Луизиана.

— А у этого малыша все в порядке? — спросила я у одной из учительниц — бледнолицей, неулыбчивой дамы, которая всякий раз отшатывалась от меня, стоило нам встретиться в коридоре, точно я источала невыносимую вонь. — Он что, ждет кого-то?

— Да кто его знает? — пробормотала она в ответ. — Но домой он точно дорогу найдет.

Время вновь обретает привычную скорость. Я ощущаю во рту металлический привкус крови — кажется, я прокусила себе язык.

Не слышно ни криков, ни сирен, ни просьб позвонить в девять-один-один.

Переключившись на нейтральную передачу, я дергаю ручник, чтобы «Жук» уж точно не двинулся с места, и только потом отстегиваю ремень, хватаюсь за ручку дверцы и толкаю ее плечом, пока она наконец не открывается. Пошатываясь, выскакиваю на улицу. Ноги ватные и едва меня слушаются.

— А я ведь тебя предупреждала! — слышу я бесцветный, почти безжизненный — особенно на фоне моего сумасшедшего пульса — голос регулировщицы. — Предупреждала же! — повторяет она и, уперев руки в бока, пересекает дорогу по переходу.

А я первым делом смотрю на перекресток. Книги, помятая коробка с обедом, клетчатый термос — и все.

Все!

Тела — нет! Мальчишки — нет. Он замер у тротуара. Девочка-подросток лет тринадцати-четырнадцати — наверное, его старшая сестра — крепко держит его за футболку, а он стоит на носках, и его непропорционально большой, раздутый живот выглядывает из-под задранной одежды.

— Ты мне скажи, какой я тебе знак показывала? — регулировщица ожесточенно стучит ладонью по знаку, на котором написаны четыре буквы, и сует его мальчику чуть ли не в самое лицо.

Малыш пожимает плечами. Он скорее растерян, чем напуган. Понимает ли он, какой участи избежал? Девочка, которая, должно быть, спасла ему жизнь, глядит на него с нескрываемым раздражением.

— Вот придурок! По сторонам смотреть надо! — говорит она. Толкнув мальчика к бордюру, она отпускает его и вытирает ладонь о джинсы. Отбросив за спину блестящие черные косы с красными бусинками на концах, девочка снова смотрит в сторону перекрестка. Ее взгляд цепляется за предмет, в котором я секундой позже узнаю бампер «Жука». Вот он, лежит себе посреди дороги — единственная потеря. Так, значит, на него я наехала. Не на мальчика, а на металл да гайки с болтами. Маленькое чудо, ничего не скажешь!

Сейчас мы обменяемся контактами с водителем грузовика — надеюсь, не страшно, что моя страховая компания находится в другом штате, — и день продолжится, как обычно. Шофер, наверное, рад не меньше моего, а то и больше — в конце концов, это его машина вылетела на перекресток. Пускай теперь его страховщики всем и занимаются. Это было бы как нельзя более кстати: я-то сейчас и франшизу оплатить не смогла бы. После того как я наконец сняла дом, оказавшийся мне по карману (а таких тут было мало) и оплатила вскладчину с подругой, решившей перебраться во Флориду, услуги грузоперевозчика, деньги у меня закончились. Так что теперь придется как-то дотягивать до получки.

Из задумчивости меня выводит рев мотора. Я оборачиваюсь и вижу, как грузовик с трубами уносится прочь по шоссе.

— Эй! — кричу я и бросаюсь в погоню. — Эй! А ну вернитесь!

Но мои усилия тщетны: водитель и не думает тормозить. Путаясь в длинной юбке, я бегу по асфальту, влажному от росы — предвестницы жаркого летнего дня. Когда я наконец останавливаюсь, блузка, которую я старательно гладила на оставшихся после переезда коробках, прилипает к коже.

Мимо проносится недешевый джип. На водительском месте я успеваю разглядеть пышноволосую блондинку, и, когда мы встречаемся взглядами, внутри у меня все сжимается. Я узнаю ее — мы уже виделись на педсовете пару дней назад Она состоит в школьном совете, и, учитывая, что мою кандидатуру одобрили в самый последний момент и никакого радушия я в стенах школы пока не встретила, можно смело предположить, что особым желанием брать меня на работу она не горела. Как, по всей видимости, и все остальные. Положение мое осложняется еще и тем, что все прекрасно понимают, зачем я вообще забралась в такую глушь, а это значит, что мои шансы пережить испытательный срок не так уж и велики.

«Не вешай нос, сперва попробуй», — приободряю я себя строчкой из «Одиночек» — песни, возглавлявшей все хит-парады в семидесятые, в пору моего детства. Оглядевшись, я замечаю, что жизнь вокруг вошла в свое привычное русло, как будто ничего и не случилось. Мимо меня проносятся машины. Регулировщица снова на своем посту. Она демонстративно не смотрит в мою сторону, когда на дороге появляется школьный автобус.

Бампер «Жука», словно оторванную во время аварии конечность, убрали с перекрестка (уж не знаю кто), и водители почтительно огибают мою машину на пути к полукруглому, точно подкова, съезду напротив школы.

Девочка, которую я уже видела — наверное, она учится в восьмом или девятом классе, хотя я все еще не умею определять это на глаз, — снова взяла под опеку невнимательного мальчишку. Я вижу, как она тащит его к школе. Черные косички с красными бусинами подпрыгивают на цветастой футболке, а выражение лица девочки свидетельствует о том, что мальчишка явно не заслуживает ее стараний. И в то же время она не бросает его. Под мышкой старшеклассницы виднеется стопка его книг и термос, а помятая коробка с обедом висит на ее среднем пальце.

Обойдя свою машину, я оглядываю место недавнего происшествия и с удивлением отмечаю, что внешне все выглядит нормально. Да, стоит последовать примеру окружающих и продолжить заниматься тем, чем положено. Подумать только, ведь все могло обернуться куда хуже! Мысленно я принимаюсь снова и снова составлять список всех тех неприятностей, которых удалось избежать.

Так начинается моя учительская карьера.

К четвертому уроку эта игра в перечисление возможных катастроф перестает меня спасать. У меня больше нет сил, и я не знаю, что предпринять. Такое чувство, будто я вещаю в пустоту. Мои подопечные — ученики седьмых — двенадцатых классов — все сплошь равнодушные, несчастные, сонные, мрачные, голодные, почти воинственные и, если язык тела и впрямь не лжет, готовые броситься на меня с кулаками. Такие учительницы, как я — наивные провинциальные дурочки, пришедшие прямиком из колледжа и готовые пять лет горбатиться за мизерную зарплату, лишь бы отработать студенческий заем, — у них уже бывали не раз.