Голоса прошлого

– Расскажи, – попросила Ане.

– Девочка яснополянская, – объяснила я. – В анамнезе – два травматических обрыва связи с инфосферой…

Ане покачала головой:

– Однако. На каком она ранге была?

– Второй, – сказала я. – Высшие ступени второго… В коме сейчас. После двух паранормальных коррекций.

– Энн…– она коснулась моей руки пальцами.

– Да знаю я!– вспылила я. – Все наши отказались! А я не могу так, я знаю, я чувствую, что можно спасти! Если бы я ещё понимала как…

– Хорошо, Энн, – сказала она. – Хорошо, я посмотрю. Завтра у тебя выходной, послезавтра я не могу… Сегодня сможешь? Игорь, не возражаешь?

Игорь не возражал. Спросил только, надолго ли. Если надолго, то можно занять время полезным делом, например, съездить… назвал куда, я мимо ушей пропустила. Их жизнь. Я договаривалась с яслями, что задержусь. Там меня знали, не удивились. Дали поговорить с Нохораи. Девочка отвечала серьёзно, по– взрослому. Послушала немного Ане. И устала. После перенесённых процедур по коррекции телепатической зависимости она очень быстро уставала от общения. Врачи сказали, это пройдёт. Но пока ещё не прошло.

Мы отправились к доктору Девлятову: надо было согласовать допуск постороннего специалиста в реанимационную палату.

– Сергей Семёнович, это Ане Ламель, нейрохирург второй категории, открытая лицензия Научно– Исследовательского Центра Номон, – представила я подругу. – Ане, это мой руководитель, Сергей Семёнович Девлятов.

– Приятно познакомиться, – отозвался он.

– И мне, – сказала Ане.

– Сергей Семёнович, – сказала я. – Я попросила доктора Ламель посмотреть Тропинину. Свежий взгляд со стороны и всё такое…

– Ты всё не угомонишься, Ламберт, – сказал он одобрительно. – Хорошо. Сейчас согласуем…

Тропинина не показала нам никаких изменений. Ни в худшую сторону, ни в лучшую. Застряла между жизнью и смертью, пафосные слова, но по другому не скажешь. Гелю Гартман мы из палаты выставили. Я велела ей пойти поужинать, плотно. Иначе покараю соседней койкой с принудительным внутривенным питанием. Геля злобно зыркнула на меня глазом, но подчинилась.

Ане внимательно считала показания приборов, потом попросила нас провести диагностику с выводом на экран терминала. То есть, с ментальным терминалом мучилась я, а Сергей Семёнович связался с Ане телепатически. Не то, чтобы я завидовала. Но без телепатии в медицине действительно мало что сделаешь. Останешься вторым номером. Навсегда.

– Интересная картина, – объявила Ане спустя время. – Совершенно разные показания у вас. Как будто разных пациентов смотрим.

– Типично для безнадёжных случаев, – пожал плечами доктор Девлятов. – Каждый видит своё, и каждый видит одинаковый стоп– сигнал: запрещено к коррекции…

– Коррекцию она и вправду не переживёт, здесь всё правильно, – сказала Ане. – Но вот Энн считает, что шансы есть. Верно, Энн?

– Да, – коротко сказала я.

Я не собиралась спорить со своим руководителем. Пусть он сам разговаривает со специалистом из Номона. Номон – это не просто серьёзно, это очень серьёзно, даже если ты работаешь там всего год. Авторитет Ане не подлежал никакому сомнению.

– Доктор Ламберт проявляет признаки нестабильности, – сухо заявил Сергей Семёнович. – Я не хочу давать ей допуск на коррекцию. Эта коррекция может стать последней в её жизни. Вкратце всё.

– Энн? – обратилась ко мне Ане.

Я пожала плечами.

– Для меня случай небезнадёжный, – сказала я. – Но Сергей Семёнович прав, нестабильность имеется. Одна я не справлюсь.

– Хорошо. Тогда я обращусь к кому– нибудь с первой категорией в нашем Центре, – сказала Ане. – Не возражаете?

Девлятов кивнул. Он не возражал, ему не меньше меня хотелось помочь девочке.

– Перелёт от сектора Таурон в локаль Солнца занимает дней двадцать, за это время мы проведём подготовку к вмешательству, – сказала Ане. – Ещё согласие от родственников, если они есть.

– Есть, – сказала я. – Я организую.

– Тогда всё на сегодня, – Ане чуть развела руками.

Мы вышли из палаты и наткнулись на Гелю. Никуда она не ушла, торчала под дверями, ждала. Мне стало её очень жаль. Она разрывалась между двумя дорогими ей людьми, но если у старшей шансы были прекрасными, плановая операция рутинного хараткера, и дежурить у её постели было незачем, то с младшей – никакой определённости, и страх придти однажды, даже не придти, просто уснуть на минуточку на лавочке под стенкой, и – упустить. Упустить, услышать от нас страшную фразу: мы сделали всё, что могли, но…

Я кивнула Ане, мол, родственница. Подруга поговорила с ней. Обстоятельно всё рассказала, по полочкам разложила, у меня бы так не вышло, наверное. Геля выслушала. Сказала:

– Я могу восполнить затраты на переход по струне гиперпрокола от Номона сюда.

Привилегии у неё были. Имя семьи плюс личные заслуги.

– Это избыточно, – сказала Ане. – К паранормальной коррекции вашу родственницу необходимо подготовить, подготовка займёт не меньше двадцати дней. Раньше не получится.

– Хорошо, – кивнула Геля. – Но у меня условие!

– Какое?

– Доктор Ламберт принимает участие в коррекции, – резко отрезала она. – Не в качестве наблюдателя!

– Позвольте!– начал было Сергей Семёнович, но Ане жестом остановила его.

– Почему?

– Я так хочу.

– Неубедительно, – пожала плечами Ане. – Ещё аргумент?

Геля прикусила губу. Затем вскинула голову, сказала с нажимом:

– Я знаю, что без неё у вас ничего не выйдет.

– Паранормальная интуиция? – заинтересовалась Ане.

Геля покачала головой:

– Я – натуральнорождённая. Но я просто знаю. И всё. Если вы откажетесь, я не подпишу согласия!

– Хорошо, принято, – невозмутимо согласилась Ане.

Она обратилась к доктору Девлятову с вопросом по деталям курса лечения, тот ответил, а я сказала:

– Я позже подойду.

Ане кивнула. Они ушли.

– Пусти, – глухо потребовала она.

– Нет, – отказала я. – Сейчас пойдём вместе, и я прослежу, как ты ешь. Мясо.

Она скривилась. С размаху села на ближайшую лавочку, сцепила руки, опустила голову. Я подумала немного, осторожно присела рядом.

– Что, не справляешься, доктор? – зло спросила она, глядя в пол. – А вот если бы ты осталась тогда, когда просили….

Мы сами не заметили, как перешли на ты и когда именно это случилось. Нас это не волновало нисколько. В конечном счёте, мы делали одно дело: не давали девочке, уставшей от жизни в четырнадцать лет, уйти за грань.

– Если бы я осталась, я бы с тобой сейчас не разговаривала, – ответила я. – Нас не просто так гонят на отдых. Отправили домой, значит, выложилась. И что бы я, по– твоему, смогла бы сделать? На нуле силы?