Голова Минотавра
Шрифт:
— Иди в спальню и жди меня там! — крикнул Мок, завязывая кашне на узел.
Карен не отреагировала. Мок, заслоняя глаза, направился в сторону гостиницы, откуда пыхало паром и величественным ритмом венского вальса. Он все выглядывал цилиндр, только того нигде не было видно. Эберхард представил, как тот катится по мостовой, измазанный конскими испражнениями. Эта картина его разозлила. Взгляд Мока остановился на Карен, до сих пор стоящей в подворотне. Черт подери, почему она не идет домой?! Неужели привратник напился и заснул? Хорошо, сейчас я его разбужу! При взгляде на съежившуюся фигуру жены, у него даже прошло желание к альковным радостям. Он раскрыл рот и проглотил несколько снежинок. Язык, высохший от избытка спиртного и сигар, показался ему шершавым, не обработанным бруском древесины. Сейчас
И тут его курс быстрым шагом пересек высокий мужчина в надвинутом на самые уши котелке. Мок отреагировал инстинктивно. Он уклонился от предполагаемого удара и присел на корточки, следя за нападающим. Но тот не ударил, а протянул в сторону Мока руку, в которой держал его цилиндр.
— Благодарю вас, — с радостью произнес Мок, забирая свой головной убор. — Прошу прощения, но мне показалось, что вы хотите меня атаковать, а тут на тебе, такой добрый поступок…
— Жалко было бы такого дорогого цилиндра, — сказал незнакомец.
— Благодарю вас еще раз. — Мок глянул на Карен, которая улыбалась, наблюдая за всем происшествием. — Здорового вам Нового Года! — повернулся он опять к мужчине.
— Криминаль-оберсекретарь Сойфферт, ассистент криминальдиректора Краузе для специальных поручений, связной офицер между гестапо и абвером. — Молодой человек не ответил пожеланием, а каким-то абсурдным перечнем своих функций, после чего протянул собеседнику свою визитку. — Герр гауптман, срочное политическое дело, вам следует отправиться со мной. По приказу полковника фон Харденбурга.
Фамилию начальника Мока он произнес настолько тщательно, и так акцентируя, словно выговаривал длинное и крайне специальное название какой-то болезни.
Мок отряхнул цилиндр от снега, надвинул его на голову и поглядел на Карен. Та уже не улыбалась.
Бреслау, пятница 1 января 1937 года, четверть пятого утра
В бедненькой гостиничке "Варшавский Двор" на Антониенштрассе 16 царил немалый бардак. Пара полицейских в мундирах тащила носилки с чьим-то телом, прикрытым серой простынкой со штампом института судебной анатомии; рядом с проходной Хельмут Эхлерс, полицейский фотограф и спец по дактилоскопии, складывал штатив, а на лестнице метался судебный врач, доктор Зигфрид Лазариус, который между одним и другим резким жестом объяснял возбужденным голосом криминаль-ассистенту Ханслику, что не в состоянии определить национальность трупа, разве что тот является мужчиной и евреем. Один лишь стоящий на лестничной площадке VII территориального представительства абвера в Бреслау, полковник Райнер фон Харденбург, никаких движений не производил, если только не считать регулярного поднесения ко рту длинной и тонкой сигареты. Мок заметил, что головы всех мужчин украшали цилиндры, лишь на вытянутой черепушке Сойфферта был котелок. Зато никакого головного убора не носил трезвеющий портье, который покачивался за стойкой, регулярно смачивая лицо водой из тазика. У всех присутствующих, кроме только что прибывших Мока и Сойфферта, в руках были высокие стаканы.
— Хорошо, что вы прибыли, капитан Мок! — фон Харденбург приветствовал подчиненного громким голосом, наплевав на новогодние пожелания. — Выпейте-ка содовой и поглядите на тело убитой. Покажите ему девушку! — бросил он двум полицейским, которые, преодолев все ступени, поставили носилки с трупом у самых ног Мока.
"А ганноверец меня знает, — подумал Мок о своем шефе, — знает, что утром после вечеринки на Сильвестра [14] у меня будет похмелье". Он подошел к стойке портье, на которой стояли четыре сифона, крепко схватил один из них и с шумом залил обильную порцию в стакан. После этого он глянул в усталые глаза дежурного, затем на сифоны и понял, что заботливость фон Харденбурга он сильно переоценил. У кого в такое время после Нового Года нет похмелья? Все участвовали в каких-нибудь вечеринках и балах, на которых, естественно, все пили! Все, кроме этого
вот — он с презрением отвел взгляд от Сойфферта. Эти канальи из гестапо пьют одну лишь воду и не едят мяса, точно так же, как их идол, несчастный австрийский фельдфебель.14
Ни для кого ни секрет, что в католических (да и православных) странах что ни день, так и праздник какого-нибудь святого. Так вот, в Польше, Германии и других странах с сильными католическими традициями в ночь с 31 декабря на 1 января отмечают св. Сильвестра, но я, ради удобства, буду говорить о новогоднем праздновании. — Прим. перевод.
— Я предупреждаю вас, капитан! — Голос фон Харденбурга электризовал всех присутствующих. — Вид незабываемый!
Рядовой полицейский откинул край простыни и прикрыл глаза. Второй вышел из гостиницы вместе с Сойффертом и поднял лицо вверх, откуда валил снег. Эхлерс повернулся спиной к носилкам и стал быстрее упаковывать свое оборудование в большой кожаный кофр; фон Харденбург закурил очередную тонкую сигарету, а бальные туфли Ханслика блеснули отраженным светом, когда он вбегал наверх по лестнице, куда-то заспешив. Один лишь доктор Лазариус склонился над телом и своим неизменным огрызком сигары, словно указкой, начал показывать важные моменты. У Мока, который слушал выводы врача появилось впечатление, будто бы язык во рту набухает.
— Это совсем даже несложно, герр Мок, — Лазариус окурком указывал на кровавое мясо между носом и глазом, — вырвать у человека половину щеки. Мужчина со здоровыми зубами способен на такое без труда. И у него вовсе не должны быть спиленные, острые зубы, словно у людей-леопардов из Камеруна.
Ну да, подобная штука никакого труда не требует.
Мок опорожнил стакан в один глоток. Не помогло. У него появилось впечатление, что теперь рот забит щепками.
— То, что вы здесь видите, — сигара Лазариуса направилась к паховым областям девушки, — это склеенные кровью фрагменты девственной плевы.
Мок направлял взгляд за необычной указкой врача, но тут же почувствовал во рту все блюда, которые ел во время новогоднего празднества. Вначале появился вкус бутерброда с лососиной, квашеных огурцов и рольмопсов из селедки; потом было филе из судака, заливная спаржа с ветчиной, телятина с грибами. Сейчас все эти блюда во рту Мока отдавали прогорклым маслом. Он схватил сифон, сунул краник в рот и нажал на спуск. Содовая смочила язык, но тут же сифон забулькал и выплюнул последние капли. Мок все же смыл вкус прогорклого масла, взял себя в руки и снова глянул на тело.
— Эти вот похожие на полумесяцы кровавые потертости, — Лазариус коснулся шеи девушки, — взялись от пальцев и ногтей. Жертву задушили. Ее изнасиловали, выжрали половину лица и задушили. И это последнее было сделано, похоже, в самом конце. Что вас так удивляет, герр Мок? — Ужас на лице капитана врач принял за изумление. — Все это можно определить даже с первого взгляда. Мы видим результаты кровотечения из щеки и кровоизлияния на половых органах. Это означает, что преступник кусал и насиловал ее, когда жертва еще была жива.
Теперь в иссохшей ротовой полости капитан почувствовал вкус уксуса. Кислота разлилась по языку. Мок бросился в сторону стойки портье. Он начал трясти сифонами. Все были пустые. А уксус требовал какой-нибудь реакции организма. Пищевод сотрясали судороги. И тут Мок увидел, как портье проводит языком по спешимся губам, без какого-либо следа отвращения всматриваясь в белое, худое тело, лицо которого было отдано на откуп какому-то чудовищу. Масло с уксусом стекли куда-то вглубь пищеварительной системы капитана.
— Чего, сволочь, зенки пялишь?! — взвизгнул Эберхард и схватил портье за отвороты грязного фирменного пиджака. — Что, возбуждает, извращенец? Содовую тащи или пиво, только мигом, собака!
Портье обернулся, чтобы сбежать, и Мок помог ему в этом. Прицелился он превосходно. Носок его лаковой туфли угодил портье в самую средину задницы. После чего неудачник исчез.
— Что это вы творите, Мок? — Фон Харденбург был вне себя от возмущения. — Так к людям относиться нельзя! Прошу за мной! Идем наверх! Я покажу вам место преступления. Сойфферт, за нами!