Головоломка
Шрифт:
— Меня это не волнует, пусть даже у тебя олимпийская медаль по стрельбе. Но автомата ты не получишь.
— Ну, я думаю, это достаточно недальновидно, — сказал я самым что ни на есть высокомерным тоном примерного ученика частной школы. — Мы можем оказаться в осадном положении.
У Джорджии глаза стали огромными и круглыми, как старинные монеты.
— Макс, да что с тобой?! Ты говоришь как какой-то английский зануда!
— Да я и есть английский зануда! — заметил я. — По крайней мере я англичанин, а именно так мы говорим у нас в Британии. И кроме того, мы не гундосим, как вы.
— Я не
— «Я нн-не-ее гу-у-нн-доо-шу», — передразнил я, копируя ее носовое произношение.
Это, конечно же, было огромной ошибкой. Я сделал совершенно не то, что надо было делать. Джорджия взбесилась. Она наградила меня испепеляющим взглядом. В этот момент я был очень рад, что нам не дали автоматы Калашникова, а то она немедленно разнесла бы меня на кусочки. Хассан мудро решил держаться подальше от всего этого. Я бы тоже так сделал на его месте. Я позабыл об автоматах. Я решил убраться с линии огня и спросил Лоррейн, могу ли я нести первую вахту.
— Да, — сказала она. — Твой папа, Грант и Рамбута сегодня утром сделали башню из бамбука, чтобы можно было обозревать окрестности. — Она указала на штуку, которая выглядела как пулеметное гнездо, установленное в углу ограды в лагере для военнопленных. Рядом с ней стояла шаткая лесенка, по которой можно было залезть наверх. Я забрался в кабинку. Там я и провел остаток дня, глядя в лес и высматривая там дракона.
Дракона я не видел, но где-то ближе к вечеру приходил единорог.
Увидев его, я крикнул:
— Джорджия!
— Что? — прокричала она мне в ответ. — Чего тебе надо?
— Там твой любимчик, — сказал я, надеясь вернуть себе ее расположение. — Единорог.
Ее глаза сверкнули, и, чтобы посмотреть на скаду, она прильнула к одной из дыр, проделанной в изгороди пулями. Единорог подошел к Джорджии, когда она стала его ласково подзывать. Кажется, она и эта лошадь с рогом несколько сблизились. Джорджия протянула сквозь ограду немного соли, и единорог слизнул угощение с ее ладони. Если бы я попытался проделать то же самое, то уверен, он бы откусил мне руку по локоть. Но Джорджия, казалось, знала, что он будет осторожен с ней. Он облизывал ее руку, а она хихикала и перебирала пальцами. Потом, когда вечер окрасил небо в лиловый цвет, существо вернулось назад, в вытянувшиеся тени тропического леса.
— Возможно, дракон убьет его, — сказал Хасс.
Он только заговорил, но уже было понятно, что он сболтнул лишнего.
Боже мой, что на него обрушилось!
— У тебя злобная и мстительная натура! — закричала Джорджия. — Я больше никогда не хочу с тобой разговаривать! И с тобой тоже! — крикнула она мне. — Вы один другого стоите!
— А я-то что сделал? — прокричал я с башни. — Вообще-то это я сказал тебе, что единорог пришел!
Но так как она не разговаривала со мной, да и с нами обоими, ответа я не дождался.
Через полчаса я спустился с башенки. Мужчины все не возвращались. Они не стреляли, или, по крайней мере, мы не слышали выстрелов.
— Как вы думаете, с ними все в порядке? — спросил я Лоррейн.
— Конечно, — ответила она, впрочем, в ее голосе не было особой уверенности. — Я приготовила немного супа. Можешь отнести его нашему пленнику?
Хасс и Джорджия оттащили от входа мешки, а Лоррейн встала
так, чтобы ей хорошо было видно дверь. Открывая дверь, мы ожидали, что Со Кам поспешит бросится к выходу, но в дверном проеме никого не было. Через некоторое время он появился у входа и посмотрел на нас с презрением.— И что, вы думаете, я могу сделать? — закричал он. — Как вы думаете, что я могу сделать с моей больной рукой? — Он поднял вверх обгорелый обрубок руки. — Вы думаете, я нападу на вас и перебью всех? Давайте сюда еду!
Он выхватил миску из моих рук, расплескав часть супа.
— Смотри, что ты делаешь! — заорал он на меня. — Ты, косорукий мальчишка! Ты не достоин кормить такого человека, как я! Ты идиот! Дайте мне риса!
— Рис в супе, — сказала Лоррейн. — Возвращайтесь в сарай. Макс, не стой слишком близко к нему. Держись от него на расстоянии вытянутой руки!
Я отступил подальше от морского разбойника.
Именно в этот момент вернулись мужчины, открыв ворота и заперев их за собой.
— У вас с ним проблемы? — крикнул Грант.
— Есть немного, — ответила Лоррейн.
— Со Кам, возвращайся в сарай, или я загоню тебя туда пинками! — крикнул Грант пирату. — Я же предупреждал тебя, чтобы ты никому не создавал проблем! Как насчет того, чтобы нам вырыть яму, напустить туда змей и посадить тебя туда? Может, тогда ты успокоишься?
Пират, пробормотав какое-то ругательство себе под нос, унес тарелку в темноту сарая. Мы, дети, заперли дверь за ним и завалили ее мешками с песком. Потом мы побежали к мужчинам.
— Вы добрались до него? — крикнула Джорджия. — Мы не слышали выстрелов!
— Мы видели его, — сказал Грант.
— Мельком, — добавил Рамбута. — Только мельком.
— Он вылез из своего логова, — объяснил папа, — и убежал в лес. У нас не было даже времени прицелиться. Мои предположения верны. Он ночной охотник…
— Это значит, что он охотится ночью, — объяснил я Хассу.
— Я это и так поняла, — фыркнула Джорджия, которая решила, что я объяснял для нее.
— Мы поставили ловушки из бамбука вокруг норы, — сказал папа. — Грант знает, как их делать.
— Грант? — переспросила Лоррейн.
— Дорогая, — пустился в объяснения ее муж. — Я никогда не делал такие штуки раньше, но, помнишь, я ездил во Вьетнам по делам? Когда я был там, я ездил в туннели Ку Чи, и один парень, бывший вьетконговец, показал нам, как делать ловушки из бамбука. Ну знаете, эти решетки из кольев, которые падают на тебя, как только ты заденешь веревку? Или такая штука с заостренным колом посредине, которая падает из ниоткуда и пронзает ничего не подозревающего американского солдата. — Он посмотрел на потрясенных жену и дочь и, запинаясь, закончил: — Ну и другие такие штуки.
— И ты помнил, как их сделать? — недоверчиво спросила Лоррейн.
— Ну да. Знаешь, мальчишеские игрушки…
— Игрушки?! Ловушки-убийцы?! И, — повторила она, — ты запомнил, как их делать?! Но ты ведь не можешь даже прочистить забитую раковину!
— Ну да, ты права, дорогая, но я был от них просто без ума.
— Когда мы вернемся домой, — сказала Лоррейн тоном, не терпящим возражений, — я хочу, чтобы ты повесил полку, которую обещаешь повесить полтора года!
— Обязательно повешу, правда-правда! Обещаю!