Головы Стефани (Прямой рейс к Аллаху)

— Вам действительно необходимо немножко поспать. Вы так долго не продержитесь. Вы на грани нервного срыва…

Стефани икнула.

— Хочу еще шампанского! — заявила она.

Перед глазами все плыло. Она снова слышала вой винтов…

Подъехала command-car. За рулем сидел сам Мандахар, и Стефани подумала, что эта увенчанная лиловым тюрбаном голова афганского воина, которая по прихоти завоеваний, междоусобиц и борьбы за власть докатилась от гор Хайбера до песков Аравии, была бы чудо как хороша на лампе у изголовья кровати или на полке книжного шкафа. Господин Дараин сидел рядом, опираясь на свою дорогую трость с набалдашником из слоновой кости, и Стефани дала себе слово поближе рассмотреть и эту трость, и этот набалдашник. В Новой Гвинее продавали засушенные головы, которые были не больше бильярдного шара и очень ценились коллекционерами… Сзади сидел барон, лорд Хау-Хау или как там его, человек безупречный, чьи достоинство, элегантность и аккуратность были выше всех похвал, чья одежда отличалась чуть ли не трогательной респектабельностью; в гуще этих позорных событий и в сплетении самых злодейских интриг он представлял банковский и деловой Запад в его самом высоком, благородном и аристократическом выражении… Ибо этот типичный член правления наших лучших банков, похоже, выказывал к событиям, перипетиям, массовым казням, векам, тысячелетиям и песчинкам не больше интереса, чем запасное колесо «лендровера»… На Стефани напал безумный смех. Ей потребовалось несколько минут на то, чтобы успокоиться, и Руссо сначала ощутил слезы у себя на шее, потом услышал всхлипы и затем, наконец, несколько глубоких вздохов и ровное дыхание…

26

Руссо шел за своим проводником во мраке, под луной, достойной самых прекрасных романтических прогулок, но в данный момент лишенной возможности освещать что-либо, кроме мусора, корок лопнувших арбузов и замызганных газет с их неизбежными призывами к единству и свободе. Был тот час, когда по всей медине разлетаются слухи, более быстрые, скрытные и вездесущие, чем крысы и тараканы, коих вокруг отбросов водилось великое множество. На площади Ксара [85] пофыркивали во сне около сотни верблюдов. Лежа, эти животные походили на затонувшие суденышки, носы которых торчат из воды. Их головы и шеи являли некоторое сходство с головой и шеей господина Дараина, разбудившего Руссо посланием с пометкой «конфиденциально», в котором предлагалось встретиться у господина Дараина дома.

85

Крепость с глинобитными стенами.

Вот уже несколько часов, как цены на «горячее оружие», то есть на срочные поставки, рухнули по всему Персидскому заливу. В Тевзе, Шахде, Баурени законные, официальные и почетные представители французских, бельгийских, американских, английских и чешских оружейных концернов отметили внезапную летаргию у своих местных собеседников, накануне еще так спешивших, не особенно торгуясь, подписать контракт. Этот внезапный застой в делах приписывали неожиданному снижению политической напряженности в Хаддане. Та же в свою очередь приписывалась планам правительства предоставить автономию своим северным провинциям.

Отправляясь на встречу, на которую его в столь категоричной форме пригласил посреди ночи начальник полиции, Руссо не стал будить Стефани. Она провела последние двенадцать часов в сладком сне, а до этого несколько незабываемых часов… не во сне. Началось с того, что она отказалась вернуться в «Метрополь» — от одного только названия этого места у нее выступал холодный пот — и приняла предложение Руссо пожить у него дома… За этим последовал один из тех моментов в жизни мужчины, когда, кажется, стирается все, что было раньше, а годы бездумного существования и банальных интрижек задвигаются в другое измерение, именуемое «рутина и автоматизм». Руссо казалось, что изменилось даже его тело, что нежность и ласка, которыми его одарили, отныне останутся в нем навсегда, в его шкуре искателя приключений, про которого начальство говорило, что он «склонен толковать полученные приказы в сторону большей жестокости». Он прочел эту оценку в своем деле, хранящемся в отделе кадров, благодаря одной секретарше, которая… которую… которой… Он вздохнул. Со всем этим теперь покончено.

Узнав о гибели Массимо дель Кампо, Стефани немного поплакала и с сочувствием подумала о пятитонном грузовике, который больше уже никогда не увидит того, кто когда-то с такой легкостью его бросил.

Приглашение Дараина удивило Руссо своей резкостью: от него попахивало нервозностью, если не сказать паникой. Это было тем более неожиданно, что дело, похоже, вот-вот должно было завершиться мирной развязкой. Правда, «дыхания ночи», над кодами которых корпели шифровальщики Хендерсона, по-прежнему были нервными, но не менее нервными, вероятно, были и те, что в изобилии сыпались на антенны других посольств. Торговля оружием была основной статьей французского экспорта. У Англии сохранялись значительные интересы в Персидском заливе, и не только нефтяные. Ее армия и авиация «поддерживали порядок» в Омане, с трудом сдерживая маоистский революционный партизанский отряд на юго-западе страны, в Дофаре. Недавно был сбит самолет Королевских ВВС — это была первая официальнаягибель английского летчика в боях над эмиратом. Шестьдесят процентов всех разведанных в мире запасов нефти дремлют под этими песками…

Все это недвусмысленно подытоживала последняя депеша, выползшая из «тиккера». Один из самых серьезных политических еженедельников Европы сообщал своим читателям о твердой позиции, занятой Белым домом, излагая ее в том виде, в каком она была доведена до сведения советского правительства. В случае возникновения новой угрозы серьезного нефтяного кризиса самолеты Б-52 немедленно сбросят десятки тысяч парашютистов в ключевые точки Персидского залива.

Новости, которые Хендерсон ежечасно получал с совещания Совета министров, говорили о серьезных разногласиях внутри правительства. Вопреки тому, что казалось очевидным, после похищения Стефани и жестокого убийства трех членов Комитета освобождения Раджада, сэра Давида Мандахара не вынудили подать в отставку за допущенные ошибки. А сэр Давид Мандахар слыл яростным противником автономии Раджада…

Руссо резко остановился. Достал сигареты и закурил. Проводник, который ушел вперед, вернулся и жестами показал, что надо поторопиться…

Руссо продолжал стоять. Он впервые имел дело с коварством, двуличием и хитросплетениями — до того тонкими, что они граничили с извращенностью, — здешней политики, которая, казалось, унаследовала свои змеиные извивы от турецких сералей и самой Византии. Но его только что осенила мысль, которая, казалось, отчасти была навеяна сиянием ночного неба и полумесяцем в виде «райского клинка», а отчасти окружавшими его мраком и зловонием. Однако у этой мысли было по крайней мере одно достоинство: она давала объяснение всем событиям с самого начала. Исключалось, что Берш мог действовать с такой легкостью лишь по своей собственной инициативе и лишь в интересах торговцев оружием. Руки у «Талликот» были не длиннее, чем у американской ИТТ, а ведь даже ИТТ провалилась в Чили… Берш был всего лишь исполнителем на месте, а его люди — обыкновенными наемниками, думающими только о деньгах. Двое авантюристов, которых Руссо прикончил в пустыне, в конце концов вообще начали действовать в своих собственных интересах. При этом была затеяна политическая игра мирового масштаба, а это предполагало наличие сильной руки, переставляющей фигуры и дергающей за ниточки. Речь шла не о деньгах, как он считал раньше. Речь шла о власти…

Ибо единство страны могло поддерживаться также и в интересах Раджада…

Проводник остановился перед высокой стеной голубовато-лунного цвета, над которой выступали смоковницы, миндальные деревья и цветущие кустарники. Благоухание опьяняло. За массой зелени возвышалась пятиэтажная башня из охрового камня с окнами, окруженными прихотливым деревянным кружевом. Так строились все усадьбы в стране, включая и фермы… На первом этаже — скот, на втором — слуги, на третьем — хозяин, на четвертом — родители, на пятом — гарем… Но теперь со всем этим было покончено, и остался лишь архитектурный стиль.

Слуга с электрическим фонариком в руках приоткрыл тяжелую деревянную дверь, обитую железом, и Руссо вошел. Он пересек сад с обязательным фонтаном, который бормотал молитву, как бы борясь с ленью верующих, что так мало времени проводят в беседах с Богом. Разумеется, на первом этаже не было никаких следов скота, там располагалась гостиная в английском стиле, в духе девятнадцатого века, ибо еще долгое время королева Виктория будет способствовать английскому экспорту в страны, расположенные восточнее Адена…

Господин Дараин стоял перед великолепным и скорбным камином, обреченным на то, чтобы тщетно лелеять свои зияющие мечты о славном зимнем огоньке.

У начальника полиции не было в руке его трости, и в отсутствие этого придатка другой — его нос — похоже, принял еще более внушительные размеры. Господин Дараин направился с протянутой рукой навстречу Руссо, и тот заметил, что трость с набалдашником из слоновой кости оказалась не единственным недостающим атрибутом: господин Дараин утратил еще и улыбку, так что его словам теперь будет не хватать золота.

Дараин был мертвенно-бледен и, похоже, забыл о такой вещи, как сон.

— Я попросил вас прийти, дорогой коллега, чтобы спросить, не могли бы вы в случае необходимости получить от Его Превосходительства господина Хендерсона…

Он прервал свою речь, и его адамово яблоко совершило несколько быстрых движений — словно лифт, которому какой-то сбой не дает останавливаться точно на этажах.

— Короче говоря, при определенных обстоятельствах… мне бы предоставили убежище?

Руссо сел на расшитый диван — рисунок изображал мирное сосуществование животных в райском саду — и взял горсть фисташек из блюдца на круглом столике.